[ Взгляд изнутри ]

Оперативники полагают (о практике такого «полагания» мы поговорим далее), что, убив майора на юго-восточной окраине Махачкалы, возле магазина «1000 мелочей», боевики поехали убивать журналиста Абдулу Алишаева на противоположную, северо-западную, окраину города. Милиционеры нашли «свидетелей» эпизода, в котором Вадим Бутдаев бежал вслед за машиной Алишаева, притормозившей на повороте к улице Хуршилова перед «лежачим полицейским», и стрелял по машине, крича: «Аллаху акбар!» Оперативники утверждают, будто свидетели-подростки видели, что убийца держал пистолет в руке, на которой не было нескольких пальцев. Удивительная зоркость свидетелей, которые на судебных заседаниях затем путаются и говорят, что вроде бы не о том свидетельствовали, но, прижатые предупреждением судьи об уголовной ответственности за заведомо ложные показания, они держатся той версии, к которой их подтолкнули расторопные оперативники.

Мне удалось выяснить: оперативники знали, что Бутдаев не убивал Алишаева. Более того, он, убив Арсена Закарияева, исчез в противоположном направлении, притаился, что разумно и укладывается в логику поведения человека, только что убившего кровного врага. Сегодня оперативники уже точно знают, где прятался Бутдаев, в какой квартире. Они знают, какими именно комментариями Вадим Бутдаев сопровождал многочисленные информационные выпуски телевидения, в которых и. о. руководителя пресс-службы МВД РД Марк Толчинский уже «закрепил» за ним это преступление. В конце сентября оперативники знали каждое слово, которое произнёс Вадим Бутдаев, просматривая информационные выпуски и смеясь над плутовской хитростью милиционеров. Сегодня боевик Бутдаев убит, и кто теперь расскажет, что и как было на самом деле? Кому станут доступны покрытые тайной следственные материалы (хотя бы следственные), если ближайших родственников прокуратура, как правило, отказывается признавать потерпевшими и на этом основании отказывает их адвокатам в ознакомлении с так называемыми доказательствами?

 

«Предполагать» – это не доказывать

Так вот. 2 сентября Вадим Бутдаев, судя по всему, убивает Арсена Закарияева, прячет оружие и скрывается в многоэтажках напротив кинотеатра «Пирамида». Милиция же прочёсывает дачный посёлок в конце проспекта имама Шамиля и прилегающие к месту убийства дома по улицам Гагарина, Тимирязева. Как водится, ничего не нашли. Но на одной из улиц дачного посёлка (Камышовой) в поле зрения попадает некий Мамед Курбанов. Даже внешний вид (недельная щетина) его вызывает подозрение. Через некоторое время, 23 сентября, его задерживают, а дома, в котором ранее оперативники ничего не находили, теперь обнаруживается целый арсенал. Интересно, что через два дня в том же доме оперативники находят ещё больше оружия, которого ранее не обнаружили.

На сей раз милиционеры не попали пальцем в небо: оказалось, что Курбанов был знаком с Бутдаевым и даже был причастен к… лечению его разорванных взрывом пальцев. Тогда, года два назад, он укрыл у себя Вадима и пригласил к себе друга детства, ныне хорошего хирурга Ахмеда Гамзатова. Врач только и сделал, что сшил и обработал рану на кисти. Ещё несколько раз менял повязки и не мог, по версии оперативников, не знать, кого он лечил.

В первой же строчке этого повествования я написал «предполагаемые убийцы». Почему «предполагаемые»? Да потому, что никто так и не сумел пока доказать причастность и Бутдаева, и Гасанова. Гасанова всё ещё не поймали, а Бутдаева уже убили. Если в результате какой-либо спецоперации убьют уже Гасанова, мы так и не узнаем, убивали ли они Закарияева вдвоём, поехали ли сразу же после этого по душу Алишаева. После убийства боевиков оперативные материалы не становятся достоянием не то чтобы общественного внимания, но даже контрольные органы их не рассматривают с надлежащим пристрастием. А если какие-нибудь из этих материалов и имеют шансы легализоваться в следственные материалы, то никому из родственников или адвокатов доступ даже к легализованным следственным материалам не будет открыт. Вот таким образом оперативники свои подозрения возводят в ранг доказанного преступления. А вот невиновность подозреваемых приходится ДОКАЗЫВАТЬ. Презумпция заведомой виновности людей, подозреваемых милиционерами, стала нормой. И подозревают они, как правило, неискренне, они просто знают, что надо во что бы то ни стало «найти» виновного, то есть назначить виновным и… уничтожить. Так ведь уничтожаются не только «подозреваемые» боевики, но и огромное количество априори нераскрываемых преступлений, «висяков».  Едва ли министр внутренних дел догадывается, что так уничтожается ещё и вера людей в справедливость и правосудие… Профессиональные судьи ничего не могут сделать для действительного правосудия – следственные материалы обычно базируются на материалах оперативных, которые заранее подтасовывались оперативниками. Следователи также вынуждены работать с тем оперативным материалом, который оперативники нашпиговали фальсификатом.

 

Два терроризма

Строго говоря, в республике наличествуют даже три терроризма:

а) террор, развёрнутый против населения организованной бюрократией. Речь не просто о тотальной коррупции даже на самом что ни на есть бытовом уровне. Она, коррупция, сделала невозможным получение гражданами элементарных, неотъемлемых от физической жизни материальных благ – тепла, воды, доступного проезда, работы и вознаграждения за неё, достойного образования, пособий, субсидий, удостоверяющих личность документов, оружия для охраны своей личности от посягательства чьих-то хорошо вооружённых «охранников»... Всё в этом мире бюрократии стоит взяток, превосходящих по потребительской стоимости цену приобретаемой за неё услуги.

Во главе этой иерархии, на троне, так сказать, сидит… коррупция милицейская; она управляет всеми элементами коррупции низового уровня, она всех «отжимает» и всё контролирует. Всё чаще и чаще эта «королева лапы» ботает по фене, всё больше дел МВД решает по понятиям. Рядовые граждане всё больше боятся этих «террористов». Попросите водителей и пассажиров описать свои ощущения, когда в полусумерках их авто останавливает наряд ППС; спросите у обывателей, что они чувствуют, когда к ним в жилище приходит участковый милиционер, – ответ будет примерно таким: тревога и волнение, страх непонятной природы. Это и есть классическое состояние терроризируемого населения – всеобщий страх;

б) террор, развёрнутый боевиками в отношении тех, кого я описал выше. Боевики начали террор с самого верха бюрократии. Поэтому они заручились если не поддержкой, то, по крайней мере, отстранённой лояльностью населения. Граждане меньше боятся боевиков и их акций, чем каждодневной деятельности милиции. Обыватели как бы уверены, что взрывы и расстрелы их не коснутся, а коснутся только ментов.

С этим террором дагестанские милиционеры попросту не приспособлены бороться. Каждый день милиция, пополняя свои ряды недоумками и полудурками с дипломами юристов и экономистов, но с нулевыми, даже минусовыми знаниями, теряет остатки навыков борьбы с любой преступностью. Милиция сегодня занимается всем чем угодно: политикой, экономикой, даже преступной деятельностью – только не своим профессиональным долгом. Редкие из самых редких имеют мужество не уходить отсюда, хлопнув дверью, и этих «могикан» становится всё меньше, хотя надежда именно на них, на их трезвый ум и горячее сердце. Эти офицеры каждодневно совершают подвиг тем, что сопротивляются всё охватывающему влиянию «ржавчины», находясь в самом её эпицентре. Преступники в погонах – диагноз 3/4 штатного состава МВД. В милицию люди идут не погибать в войне с боевиками, а чтобы жить. Как правило, жить припеваючи.

А бороться с этим явлением может единственный орган, более-менее сохранивший свои профессиональные навыки, – ФСБ. Хоть и с оговорками, но этот орган надлежаще действует, адекватно реагирует. Поэтому все самые громкие, резонансные спецоперации по самым известным в России боевикам – заслуга чекистов. А вот никому не известные юноши, погибающие в непонятно чем обоснованных спецоперациях, – деятельность МВД;

в) террор, высосанный из пальца.

Сам ЦСН ФСБ РФ (спецподразделение, дислоцированное в Дагестане) – лишь финальная часть спецоперации. А вот подготавливается она либо по оперативным данным милиции, либо по оперативной информации самой ФСБ. Данные поступают в контртеррористическую комиссию, которую по должности возглавляет начальник управления УФСБ. Там принимается одно из двух возможных решений – проводить операцию или не проводить её. Если решено проводить, вступает в действие режим КТО – это когда не нужно сперва крикнуть «Стой: стрелять буду!», затем повторить, затем стрельнуть предупреждающе вверх, далее – выстрел в ноги и лишь в самом конце – на поражение. В режиме КТО бьют по любой мишени, полагая, что контртеррористическая комиссия достаточно хорошо осведомлена о том, кто находится в блокированном помещении с боевиками. На деле комиссия хорошо осведомлена, когда располагает своими собственными данными, эфэсбэшными. Если данные подготовила милиция, – всегда провал. Всегда! И всякий раз среди убитых мальчишек-боевиков «вдруг» обнаруживаются вещдоки – свидетельства многих-многих не раскрытых ранее преступлений, «кучерявщина».

Именно эта практика даёт основание считать, что терроризм, подаваемый общественности на блюдечке с милицейской каёмочкой, – дутый, мнимый, высосанный из пальца. За этим флёром милицейское начальство скрывает своё неумение бороться с организованным криминалом, а зачастую и прямое своё участие в преступном промысле. Ведь это легче: подготовить подтасованные материалы для представления в антитеррористическую комиссию – и всё, готовь полку для ещё одной серии «раскрытых» дел. Никто не рыпнется: ни адвокаты, ни родственники погибших. Дела этой категории закрыты для всех, потому как милиция сумела сделать главное – подсунуть материалы на рассмотрение антитеррористической комиссии. Теперь, после операции, все убитые по умолчанию считаются террористами, и эти материалы закрыты для общественности надолго.  Как в 1937 году. История добрые двадцать лет молчала про «героев» того времени.

 

Нужно простить…

Нашему народу нужна всеобщая амнистия – все должны простить друг другу. Как мусульмане, как граждане ПРОСТИТЬ. К этому национальному согласию не даёт прийти МВД РД, которому нужно прикрыть свой непрофессионализм уничтожением как можно большего числа боевиков и навешиванием на убитых всех мыслимых и немыслимых преступлений, большую часть которых совершили, я убеждён, наёмные убийцы по заказу «отцов» зарождающихся мафиозных кланов. Если российское общество (а в особенности Кремль) докопается до истинного состояния милиции, полетит не один десяток чиновно-милицейских голов.

Сегодня в милицейском ведомстве подчинённые министра ВД РД поговаривают, что он наладил теснейшие отношения с Рашидом Нургалиевым. Говорится об этом с пафосом победителей. Я убеждён, что автором слухов является сам министр или его ближайшие соратники: таким образом, как ни парадоксально, укрепляется (!) статус и авторитет министра среди подчинённых. Чем абсурднее слухи – типа Магомедтагиров строит дом Нургалиеву в Казани – тем больше уверенности в том, что при любых прегрешениях первого отставки не последует.

Но что, позвольте спросить, будет делать Магомедтагиров, когда федеральный министр уйдёт в запас? Ведь долго ждать не придётся: Рашид Гумарович собирается на заслуженный отдых в феврале-марте 2009-го. Наладит ли Магомедтагиров отношения со следующим?