[ Моя твоя не понимай ]

Когда у отдельного человека имеются странности, которые не позволяют всем остальным с ним радостно и свободно общаться, мы говорим: «пыльным мешком ударенный», «с тараканами» или даже «больной на голову». Но если такая же штука наблюдается у целого народа, то зовётся уже по-другому. Менталитетом, например, или национальным характером. И по этой части мы, дагестанцы, редкие молодцы. Рассказывают, что простые вермонтские обыватели были в своё время страшно обескуражены и где-то даже фраппированы вторжением на их территорию Солженицына. Не то чтобы они не одобряли его старообрядческую бороду или не соглашались с его методами обустройства России. Нет. Их потрясло другое. То, что Александр Исаевич, вселившись с семейством в обычный американский домик, первым делом возвёл вокруг него удивительное сооружение. Совсем неамериканский забор. Эх, не туда заехал автор «…ГУЛАГа», не туда! Вот у нас, в Дагестане, он бы точно пришёлся ко двору. Здесь таким никого не удивишь, скорее наоборот: забор – это, можно сказать, лицо человека. А если что и вызвало бы нарекания, так это недостаточная его высота и крепость. «Дохлый какой-то заборишка, – пренебрежительно цедили бы соседи, колупая сооружение пальцем. – Чё это – всего полтора метра высота и ни битого стекла поверху, ни проволоки под током, ни прочих тебе радостей!»

Но Америка – это ж совсем другое дело! У них там всё не по-человечески происходит, отчего ужасно страдают простые и хорошие люди. Взять хотя бы сравнительно недавнюю историю с двумя Еленами – ведущими телепрограммы «Принцип домино». Отчего распался этот неплохой, в сущности, дуэт? Оттого, что Ищеева смертельно обиделась на Хангу. А причина обиды, говорят, была проста, как мычание. Ханга с её хоть и недолгим, но всё же американским воспитанием отказывалась понимать, что раз уж девушки вместе работают над проектом, то в соответствии с народными традициями обязаны непременно прогуливаться под ручку, закармливать друг друга принесёнными из дома низкокалорийными салатиками, делиться шмотками и щебетать о СОКРОВЕННОМ или же НАБОЛЕВШЕМ. Ханга, зараза, сливаться в истерической дружбе не желала: оставалась холодно приветлива и вызывающе держала дистанцию. А этого уже Ищеева со своей русско-советской ментальностью иначе как оскорбление воспринимать не могла. А кто бы смог на её месте? Ты к человеку, понимаешь, со всей душой, а он, гляди-кась, морду воротит! Так что ищеевское возмущение нам, дагестанцам, очень понятно. Ну и что с того, что хамоваты, невежественны, агрессивны, высокомерны, склонны объединяться в стаи и «кидать» всех кругом? Вы всё равно скажете: почему нас не любите, дружить не хотите и в Москве своей не слишком ждёте?

Против менталитета вообще переть трудно, чей бы он ни был – российский, кавказский, чиновничий или какой другой. Себе дороже. И известны случаи, когда, не учитывая этого важного обстоятельства, нарывались не просто люди, а целые нации. Вроде всё продумали, обмозговали, всё просчитали, и тут вдруг – опаньки! Идеально отлаженный и неоднократно проверенный в других условиях механизм даёт сбой. Вот, к примеру, так называемые «загоны для молодняка». Ну, эти стеклянные перегородки в офисах, хорошо известные нам по американским фильмам. По идее, очень эффективная, полезная для дисциплины и работоспособности вещь. Не очень-то поболтаешь с коллегой или поковыряешь в носу, если вот там, за стеклом, неусыпно торчит босс, таращит жёлтый коршунячий глаз и ты весь у него как на ладони. Так что хошь не хошь – склоняйся над бумагами, стучи по клавишам и изображай бурную деятельность, а там, глядишь, втянешься в работу и начнёшь выдавать обалденные результаты.

Во всяком случае, американцы втягивались. И выдавали. Им такая модель подходила. А когда её попробовали внедрить в Германии, в какой-то дочерней фирме, вышел полнейший конфуз. Как оказалось, менталитет американский и европейский – это две большие разницы. Бедные немцы, выставленные на всеобщее обозрение, просто чахли на глазах от сильнейшего дискомфорта. Занедужили прямо все, и ни о какой производительности труда, тем более о её повышении, речи уже быть не могло. Хорошо, тамошнее германское начальство быстро сообразило, что к чему, и перестроило всё назад к чёртовой бабушке. То есть водворило захиревших сотрудников в прежние лилипутские, но отдельные их комнатушки, заботливо прикрыло двери в каждой – и всё моментально наладилось чудеснейшим образом.

Случай этот, между прочим, далеко не единственный. Так же в своё время лопухнулись в Индии надменные британцы. Они там надумали строить какую-то фабрику или завод по производству чего-то важного и набрали себе полный штат индусов. Но индусы работали не так чтобы очень. Паршиво они работали, откровенно говоря. Так что фабрика-завод прибыли хозяевам не приносила никакой, а скорее, убытки. И тогда кто-то башковитый почесал репу и сказал: «Братцы англичане! Жэтельмены, не побоюсь этого слова! А давайте-ка мы с вами вот чего сделаем – введём сдельную оплату труда и вдвое поднимем расценки!» И все вокруг стали подбрасывать в воздух пробковые шлемы и цилиндры, кричать, что ура! и что это он очень здорово придумал. Потому как ежу понятно, теперь работа и закипит, ведь стимул же сильнейший – деньги.

И что же? Напрасны были все надежды. Совсем ничего не закипело. Скорее наоборот. Индусы, узнав, что отныне за тот же самый труд будут получать в два раза больше, очень возрадовались... и немедленно стали работать вдвое МЕНЬШЕ! Оказывается, у них так психика была устроена, чтобы довольствоваться минимумом, а пупок надрывать за лишнюю копейку не в их индусских правилах.

Если вдуматься, мы в Дагестане в чём-то совершенные индусы. С нами бы англичане тоже обломались. И не только они. Вот, скажем, японцы. Как здорово они это придумали с фигурами босса в натуральную величину, стоящими в каждом уважающем себя офисе. Чтобы, значит, любой занюханный клерк мог выплеснуть свою ярость, душу отвести в хуке слева, а потом с лёгким сердцем идти и работать. Но у нас такое бы не проканало. И не потому, что у нас не возникает таких желаний. Возникают, и ещё как! Но просто народ был бы в полной уверенности, что около каждой такой фигуры сидит специальный незаметный человек и фиксирует: кто, куда и сколько раз стукнул, а в конце рабочего дня он снимает нарукавники, бежит к начальству и плюхает ему на стол подробнейший отчёт с фотографиями. И, между прочим, в этих своих предположениях народ совершенно прав. Всё так и было бы. Сначала поставили бы фигуру для битья, а потом сделали бы всё, чтобы от неё не было никакого толку.

Ведь те, кто сверху (хм, как-то игриво прозвучало!), они ведь тоже из наших, из тутошних. Такие же индусы. И наши с ними отношения напоминают секс по телефону. То есть на одном конце провода сидит старушка с текущим носом, тихо вяжет и, кутаясь в драную на локтях кофту, шепчет: «Я ме-е-едленно снимаю свой кружевной бюстгальтер, встряхиваю роскошными волосами…». А на другом конце – такая же старушка, только с голосом пониже, которая читает Донцову, жуёт варёную, плохо чищенную морковку и время от времени прерывисто вскрикивает в трубку: «Да, да, не останавливайся! Скидавай свой этот, как его… кружевной этот! Ты заводишь меня, малыш!!!» И всем, между прочим, хорошо.

Так что не надо к нам лезть и помогать, и советовать, так я думаю. Ну и пусть здесь не всё в порядке, ну и пусть вывих в мозгах, зато он наш и никому мы его не отдадим. Не позволим посягнуть на святое. Назовём его национальным характером, ментальностью назовём, традициями, чем угодно! И когда придёт кто-то и попытается наладить, починить, вставить на место вылетевший сустав, то мы немедленно сгруппируемся и дадим отпор. И позлорадствуем, когда он, пожав плечами, плюнет и пойдёт восвояси. Так может злорадствовать человек с запущенной и непонятной болезнью, поставившей в тупик целый медицинский консилиум. С одной стороны, он бы и хотел полностью излечиться, отбросить костыли или растопырить оба глаза. А с другой, всё-таки приятно сознавать, что недуг-то оказался не простым, а исключительным, что вот эти, которые в белых халатах и шапочках, трут лысины, потеют от усердия и ничегошеньки не могут поделать. Человек, которому больше нечем гордиться, просто вынужден гордиться своим уродством.

]§[
Номер газеты