[ коннект ]

[Ностальгия] Во-первых, мы писали лекции сами! Это сейчас во всех вузах развита система «староста пишет, остальные – «ксерят». А мы писали сами, в своих тетрадях, своими почерками. Некоторые снимали ксерокопии недостающих лекций с тетрадей однокурсника, но такой повальной паразитарности тогда не было. И в библиотеку мы почаще заглядывали. Именно для того, чтобы читать книги в зале, где летом пахло потом, а зимой стервозные библиотекарши от скуки вступали в словесные перепалки с бродячими бездельниками.

А вообще, мы дружные были очень, сплочённые. Не то, что нынешнее племя. Это не сразу у нас такое сплочение случилось, но когда случилось, курс стал чем-то цельным, единой субстанцией он стал.

Нет, конечно, у нас были антипатии, взаимные и не очень, конфликты случались. Ещё надо учесть то, что положение «женская дружба – это договор о ненападении» работало и в нашей среде, а некоторые не скрывали своей зависти к тем, кто сдавал зачёты с экзаменами легко и непринуждённо. У нас тоже водились соглядатаи. Но всё-таки, мы держались друг дружки.

Многие из нас убивали время. Кто-то спасался от призыва в вооружённые силы, отдельным девушкам диплом нужен был как документ для удачного замужества. Мало кто из нас тогда задумывался о том, как найти работу, и прочих моментах будущего.

К концу второго курса мы стали различать преподавателей. Своего куратора единодушно уважали, другого такого куратора, справедливого и с организаторскими способностями нет нигде, мы твёрдо знали. Всеобщим любимцем был скромный и остроумный преподаватель, который в чужой стране стал человеком года, но молчал про это. Он показал, что «там» есть хорошая литература. Бил рекорды по посещаемости предмет, где нас учили правильно писать, читать и говорить. Бил рекорды, потому что был интересным.

Некоторые преподаватели нас откровенно недолюбливали. Мы им платили тем же. Муштрованию мы не поддавались, мы были яркими и шутили.

Потом у нас стали образовываться пары (в смысле: мальчик–девочка). И все наблюдали своего рода «мыльную оперу», с чувствами и без них, с размолвками и примирениями. А иногда курс вмешивался и «склеивал» союзы в местах трещин.

Отдыхали. Посещали Терменлик, чтобы кататься на лыжах; вместо этого скользили по грязи и мёрзли в неотапливаемом помещении. И всё равно были очень довольны, и вспоминали с улыбкой. Пропадали на базах отдыха, мокли в море и встречали Новые годы. Ездили в Агачаулы «на шашлык». Заодно покоряли Тарки-Тау, с тем, чтобы разглядеть, что там, в этих белых куполах.

И вдруг, всё как-то неожиданно закончилось. Впрочем, это тоже не сразу случилось. Мы тихой сапой стали друг друга предавать. Пары вдрызг разругались и разошлись навсегда. Бывшие друзьями без видимой на то причины стали врагами. Все друг от друга устали.

Сейчас мы все скурвились. Иначе говоря, окончательно повзрослели. То, что нас объединяло – закончилось, закончились и мы, прежние, студенты. Из университетов мы вышли в люди. ]§[