[ входящие ]

Ночь. Слышно как идут настенные часы. 11 минут, 12, 13,14… Не спится. Если бы только знать, что в эту ночь он в ы ж и в е т, останется жить. И всё те, кто рядом с ним, тоже не погибнут. Как тяжёло ждать. Кажется, что утро не придёт. А на небе вдобавок ко всему ни звезды: страшные стали ночи, страшные, и тихие. Гробовые. Вчера передавали, что в том взрыве погибло двое. Но я своими глазами видел, как голосила мать покалеченного ребенка. Я видел её глаза. У соседей выбило стёкла, и испуганные жильцы выбежали на улицы. Они тоже видели то же, что и я.

Что лучше: быть свидетелем или пострадавшим? После того взрыва я почти уверен, что пострадавшим. Так, по крайней мере, чётко ощущаешь одну боль и один вопрос тревожит: «Когда боль прекратиться?» Свидетелем голову разрывают тысячи вопросов, и от них уже никуда не денешься, нет лекарств и лекарей нет.

Где же это чёртово утро? Тьфу-тьфу-тьфу. Нет, нет, хватит «дъявольских» утр, начинающихся с известия о новых жертвах богу Террору. В том, что такой бог существует не сложно догадаться, ведь есть же бог войны. Террор могущественнее его. Он задерживается даже там, где война отступает. Ничто не может его умалить. Он не берёт пленных, не даёт надёжды. Перед ним уязвим каждый.

Светает. Или мне только так показалось? Никто не позвонил, не пришёл. Значит, всё в порядке? Можно засыпать?»

Я не хочу, чтобы все ночи моей жизни были наполнены такими мыслями. Сначала в тревоге за отца военнослужащего, потом за детей, семью. За тысячи горожан, мирно спящих в своих жилищах и не подозревающих, что где-то под окнами у них ходит Смерть. Я устал от взрывов, разрывающих уже которую ночь подряд. И этому не видно конца. И хочется крикнуть: «Остановитесь». Но на том конце провода повесили трубку, значит, нужно говорить лицом к лицу. ]§[

Номер газеты