[ Доморощенный терроризм в России ]

Хотя Москва и считается союзником Запада в борьбе против терроризма, Россия обвиняет своих союзников в усугублении ситуации критикой российских действий на Кавказе. При этом Кремль пытается скрыть, что терроризм бывает доморощенным, на что указывает пример Дагестана.

Аминат Умаханова должна держать себя в руках. Она пытается остановить поток слёз. То, о чём она рассказывает, случилось больше двух лет назад, однако, она никогда этого не забудет. Тогда, 28 марта 2003 года, она видела, как милиционеры через двор Кировского райотдела милиции Махачкалы тащили какого-то мужчину. Она подумала, что это бомж, но тут он закричал: «Мама, мама, помоги!». У него были резаные раны на лице, следы от оков на шее и на запястьях. От прежних 90 килограммов у бывшего борца-спортсмена осталась, дай бог, половина. Но это ещё не было концом страданий Ханали Умаханова – это было только начало.

Роковой визит

Вернёмся назад, в 2002 год. 9 мая, в День Победы, ежегодно отмечаемый в России с большой помпой. В Каспийске, дагестанском приморском городе, проходил парад. Гордые ветераны, военный оркестр и, конечно, дети. Громкий хлопок, взрыв спрятанной на краю дороги бомбы, раздался как раз в тот момент, когда мимо проходили музыканты, в итоге – 43 погибших.

Ханали Умаханов внимательно смотрит телерепортаж о случившемся в одном кафе в Волгограде, у которого по дороге в Москву останавливался автобус. Восемь месяцев назад мать отправила его в Москву, потому что у него были неприятности с одним из милиционеров. Тот хотел сделать из него доносчика, требуя информацию о его двоюродном брате, но Ханали отказался её поставлять. С тех пор милиционер преследовал её сына. Она разговаривала с его сослуживцами, а также с одним из сотрудников ФСБ, но ничего не добилась. Начало мая в России – череда праздников, и многие используют их, чтобы отдохнуть или съездить на родину. Ханали поступил так же. Это был его третий визит домой за те восемь месяцев, которые он уже провёл в Москве.

Она не узнала собственного сына

Девять месяцев до февраля 2003 года всё было хорошо, пока Ханали не арестовали в Москве по обвинению в карманной краже. Его привезли в Махачкалу, и тут начался кошмар. Милиция обвинила его в дистанционном подрыве бомбы в Каспийске. Он, якобы, лично передал её преступникам перед своим отъездом из Махачкалы. 28 марта, в присутствии адвокатов, он должен был подписать признательные показания. Аминат вместе с адвокатами пошла в милицию; она знала, что её сына поведут из камеры на допрос через двор. Она обязательно хотела его увидеть.

Несмотря на очевидные следы жестокого обращения, Ханали отказывается подписывать признательные показания. В присутствии адвокатов милиционеры продолжали его избивать. Когда один из защитников выразил протест, на него посыпались угрозы. Вечером два милиционера потащили заключённого, у которого на голову был надет мешок, обратно в камеру, продолжая его при этом избивать. Мать хотела помочь своему сыну. Один из милиционеров сразу же набросился на неё. В больнице врачи поставили ей диагноз – сотрясение мозга.

Доведённый до безумия

После этого Аминат потеряла своего сына из виду. Она регулярно ходила в милицию, но не получила о нём никаких сведений. Как оказалось в итоге, её сын вместе с другими дагестанскими заключенными был в апреле переведён в лагерь в Чечне. Через несколько месяцев она узнала от одного из людей, сидевших с ним, что её сын жив, но дела его плохи. Наконец, в августе ей снова удалось его увидеть. Он её не узнал, он мог только стонать и хрипеть – Ханали потерял разум.

Она добилась его перевода в тюремную больницу. Оттуда его на девять месяцев перевели в Волгоград, в психиатрическую лечебницу. Постепенно он немного отходит, но врачи говорят Аминат, что её сын никогда больше не сможет жить нормальной жизнью. Несколько недель назад прокуратура добилась его перевода обратно в тюрьму, чтобы начать суд над Ханали. «Он был хорошим мальчиком», – говорит Аминат Умаханова. Любая мать скажет то же самое. «Был бы он хоть как-то связан с террактом в Каспийске, я бы убила его собственными руками». После короткой паузы она продолжает с горькой улыбкой: «Собственно, его должны были оправдать. Если бы всё делалось по закону».

Пытки вместо расследования

Ответ на её письма, в которых она жаловалась на обращение с её сыном и на избиения, с которыми она сама ничего не могла поделать, пришёл через несколько месяцев. «Милиция вела себя так, как полагается в случае террористического акта», – говорилось в нём. Отправитель, офицер из отдела по борьбе с религиозным экстремизмом и терроризмом, был к этому времени уже мёртв. Он погиб под градом пуль в результате нападения на его машину.

Сергей Квасов сразу поверил в историю Аминат. Он, адвокат по уголовным делам, сталкивался в своей практике с подобными случаями. Но ещё лучше он знает, что творится в милиции, ведь до весны 2002 года он был милиционером, руководителем отдела по борьбе с организованной преступностью. Раньше отдел подчинялся непосредственно российскому министерству внутренних дел, но потом перешёл в подчинение властей Дагестана. Квасов понял, что пора уходить. «Подчиняться тем, против которых я вёл расследование, мне было противно», – говорит белокурый богатырь.

Основная проблема, как утверждает Квасов, заключается в том, что способные, хорошо образованные сотрудники ушли из милиции, так как на одну зарплату не прожить. «Правда, приличные люди еще ]§[