[ У каждой республики свои проблемы ]

В Ингушетии взорвался магазин просто потому, что там каждый день что-то взрывается, и власти точно так же очень привычно сказали, что там взорвался бытовой газ. Они всегда так говорят.

Что касается того, что произошло в Чечне. Самая большая стычка была в Алхазурово 19 марта, по-моему. Зашли 80 человек под командованием амира Тархана и не очень удачно. Они шли к местному начальнику милиции, видимо, разобраться, а там у него была какая-то сходка. Вот они на эту сходку напоролись, потеряли людей. Но они выставили посты, и вот уже на эти посты, выставленные боевиками, напоролась подмога. Тогда в Алхазурово кончилось всё тем, что боевики, чтобы погрузить своих раненых, а они потеряли, как я говорю, довольно много людей, просто постреляли по машинам, причём любым, там тоже кого-то убили, людей выкинули из машин, довезли раненых до леса, Алхазурово – это предгорное село, и ушли в лес. Заходили также боевики в Шалажи, в Рошни-Чу, в Янди-Котар. Большей частью это были группы по 20 человек. Никого, как правило, они не убивали, вроде бы даже местных милиционеров не оказывалось дома.

Есть возможность, что это просто пробивка перед крупным терактом, то есть смотрят на реакцию властей: получается или нет, или надо сразу выметаться из села? Кстати, вся Чечня ждёт этого крупного теракта по причинам, о которых я скажу позже. Но, в общем, то, что есть сейчас, не очень впечатляет, потому что, вот, смотрите, допустим, известия из Афганистана: смертник в Кандагаре взорвал тюрьму, подъехали ещё 30 мотоциклистов, перестреляли всех охранников, из тюрьмы сбежали 1150 человек, включая 400 талибов. Ну вот это операция. А зайти на 45 минут в горное село, это не очень впечатляет. Сколько времени это будет продолжаться? Ответ: бесконечно, потому что у самой суперэффективной власти нет возможности сделать так, чтоб в Чечне в предгорное село не могли ненадолго зайти боевики.

Вот очень важный вопрос, который мне Михаил задаёт: «Сколько там боевиков?» Никто не скажет. Я думаю, что боевиков не меньше 500, возможно, действительно до тысячи в лесах. И вот самый интересный вопрос: много это или мало? Вот 100 танков, это много или мало? Это много, если танки на ходу, а если танк без гусениц и снарядов, это ничто. Вот когда у боевиков есть поддержка – поддержка, я обращаю внимание, не сочувствие, потому что поддержка – вещь материальная, она выражается в том, что если ты заходишь в село, тебя никто не заложит и каждый даст корову – вот когда у боевиков есть поддержка местного населения, то не то что 500, а 100 человек огромная цифра. То есть при поддержке местного населения, если считать соотношение партизанских и обычных частей, можно смело приписывать ноль: 30 – это батальон, 100 – это полк, если не дивизия. А если поддержки нет, тогда этот ноль можно смело списывать, потому что тогда боевик – это человек, 90 процентов времени которого уходит на то, чтобы выжить.

Что такое чеченский боевик в 1996 году? Ну, первый парень на деревне. Он спускается с гор – все невесты к нему бегут. Что сейчас? На полчаса заскочили и ушли, пока не заложат.

 

Кто бегает в горах?

Что важно, цинично говоря? Важно, что когда нет поддержки – ещё раз повторяю, что поддержка вещь материальная, я не знаю, что там происходит в мозгах у людей, – когда нет поддержки народа, происходит несколько вещей. Во-первых, вы начинаете убивать тех, кто вас не поддерживает. Что было самое страшное в Чечне, когда воевали федералы? Неизбирательный террор: ты едешь в машине, ты чеченец, ты уже виноват, тебя какой-нибудь майор или полковник убил. Смотрите, уже много случаев, когда боевики стреляют по машине, потому что она не их.

Очень важно, что когда нет поддержки села, то боевики неизбежно маргинализуются. У меня масса знакомых не любит Кадырова. Они говорят, что он лишил чеченцев свободы, что он диктатор, но ни один из них не сочувствует тем, кто бегает в лесах.

Что самое страшное в этой истории? Вот кто бегает в горах? Ведь смешно говорить, что в горах сейчас бегают те, кто взял оружие, когда в Грозный вошли русские танки. Эти люди служат у Кадырова в большинстве. И скольких бы из этих людей Кадыров ни убил, спас он очевидно больше. И у тех людей, которые взяли в руки оружие по тому конкретному поводу, что, вот, он пришёл, дома нет у него, жены нет, и вместо дома яма и около неё русский танк, у этих людей нет повода для войны, потому что дом снова есть, а танк ушёл, и это сделал Кадыров. Вот за что воюют те, кто в горах? За то, чтобы дома снова не было, а танк снова был? Воюют кровники, которые по какой-то причине, часто случайной и достойной, не могут вернуться. Воюют фанатики, для которых чеченцы такой же расходный материал, как и русские, для построения всемирного халифата. Воюют мальчишки 17 лет – их в прошлом году сбежало человек 200, наверное, в лес, и в этом году, может, чуть больше. И вот это самое страшное, потому что чеченский мальчик, который в 17 лет из-за чувства независимости, из-за чувства свободы, из-за чувства недовольства всем, что вокруг, бежит в лес, это элита нации будущая. И люди, которые знают, что для джихада нет ни обстоятельств, ни сил, беспощадно подставляют этого мальчика, потому что ради собственных, пусть бескорыстных, но фанатичных и совершенно нереалистичных целей они убивают элиту нации, потому что когда такой мальчик попал в лес, ему очень трудно оттуда выбраться.

Теперь два слова, очень важных, о конкретных факторах обострения, почему всё весной это так ожило. Посмотрите, что происходит в Чечне после разборки между Кадыровым и Ямадаевым. Кадыров, грубо говоря, Ямадаевых умножил на ноль: батальон «Восток» перестал существовать как реальная боевая единица. В основном, люди его перешли к Кадырову. После этого по Чечне начинают гулять слухи, мол, сейчас снимут Кадырова, сейчас снимут мэра Грозного, назначат русского, называют даже фамилию мэра Грозного, которого назначат, говорят, Жидкова. Потом говорят, нет, Жидкова не назначат, потому что он сам отказался. То есть такая забавная вещь: уничтожили влияние по крайней мере на некоторое время клана Ямадаевых и тут в отместку по Чечне начинают гулять слухи. Вопрос тут к товарищам чекистам: ребята, Москва на кого ставит, на Кадырова? Тогда заткните рот тому майору, который свою сеть осведомителей использует для распространения слуха про то, что сейчас назначат мэра Грозного. Москва ставит на «разделяй и властвуй»? Тогда сделайте так, чтоб Кадырову не продавались бы ваши же генералы, которые приезжают в батальон «Восток» и говорят, что Ямадаев в розыске. Я не хочу сказать, что это слухи, которые сильно способствуют боевикам, но этот фактор очень важен стратегически, потому что никаких своих денег сейчас в Чечне нет – сейчас в Чечне система искусственного денежного орошения, газон там искусственный. Вот хотите, чтоб газон был настоящий, – не вытаптывайте. Кончайте, господа майоры, распространять слухи.

 

Про чудо в перьях

А Дагестан… Конечно, ситуация в Дагестане совершенно другая, чем в Чечне, и точно так же, чем в Ингушетии, потому что, как я уже сказала, каждая республика больна по-разному. Вот картина из жизни Республики Дагестан. Я прихожу к начальнику следственного комитета дагестанского и говорю ему: «Можно ли мне взять интервью у Бамматхана Шейхова?» Бамматхан Шейхов, это руководитель одного из дагестанских джамаатов, боевиков, который сдался во время спецоперации в селе Гимры, сдался он под обещание амнистии, после чего его посадили в тюрьму и начали шить дело. Начальник следственного комитета господин Касумбек Амирбеков мне говорит: «Нет, я не могу это позволить». Ну вполне нормальный ответ. Я говорю: «Ну вот же, журналисты газеты «Черновик», –  это известная дагестанская газета, самая такая либеральная, – встречались с Шейховым». – «Да? Встречались? А я об это факте не знал. Как это могло произойти?» – говорит мне начальник СК на голубом глазу. Вызывает следователя. Говорит: «Нет, вот, у нас есть бумажка, объяснение, что они не встречались». Ну здравствуйте, у журналистов есть запись, а начальник следственного комитета мне говорит, что у него есть бумажка. «Хорошо, – говорю я. – Тогда, если можно, расскажите мне, за что именно Шейхов сидит?» Ну потому что понятно, что если человек бегал по горам, то он не цветы там собирал. – «А я не могу вам сказать, но я, так и быть, могу назвать статьи», – говорит начальник следственного комитета. – «Хорошо, назовите статьи». Тут это чудо в перьях берёт телефон, звонит и выясняет у своего следователя статьи, потому что он не знает, по каким статьям сидит Бамматхан Шейхов, видимо. Так я это могу понять. Он называет мне статьи: «210, 222». Я говорю: «А можно расшифровать?» Тут он берёт Уголовный кодекс и начинает это читать по Уголовному кодексу! У меня такое впечатление, что он их не помнит на память. Вот такой потрясающий диалог с начальником следственного комитета. И после этого я думаю: хорошо, ребята, у вас же Шейхов сдавался живьём под гарантию амнистии. Я понимаю, что он не ангел. Но так если вы не хотели давать ему амнистию, вы бы ему так и сказали: «Сдавайся или пристрелим». А если вы дали слово, это слово надо держать. А глядя на этого начальника следственного комитета, знаете, самому ваххабистом хочется стать, потому что я этому начальнику следственного комитета задаю другой вопрос, абсолютно простой: «А почему вы не арестовываете господина Аббасова, главу района, который, по собственной информации следствия, заказал убийство главы дагестанского «Яблока» Фарида Бабаева?» А начальник следственного комитета мне на полном серьёзе отвечает: «А у нас теперь есть доказательства, что это не Аббасов заказывал убийство». А я говорю: «А кто?» В результате получается, что это заказывали, оказывается, враги Аббасова. «Я правильно понимаю, – говорю я, – что киллеры признались и показали на Аббасова, после этого человек попал в прокуратуру, там договорился и теперь уже речь идёт о том, что неприятности будут у врагов Аббасова?» Это чудо в перьях не знает, чего мне ответить. Феерический диалог!

Мы оказались в очень тяжёлом и неприятном положении, примерно в таком же, в каком немецкие князья оказались в XVI веке, когда началось Движение реформации, и часть немецких князей стала выступать против Движения реформации. Как правило, те, которые выступали против Движения реформации, они, как известно, утратили контроль над своими землями, потому что они загоняли людей в угол и люди брались за оружие. Конечно, сторонники чистого ислама и в Дагестане, и по всему Кавказу принадлежат к группе риска. Но если их не загонять в угол, то те, которые не хотят, не будут браться за оружие, а те, которые хотят, те, которые фанатики – ну что же делать, их тогда нужно судить не по факту их убеждений, а по факту того, что они сделали, потому что когда они берутся за оружие, когда они бегают в лесах, вы знаете, я вам должна сказать, что эти люди, как правило, представляют собой очень жалкое зрелище.

Ещё раз повторяю, что мы не должны, Россия не должна делать ту же самую ошибку, что германские князья сделали в XVI веке.