"Я бы простил..."

Вечером 23 августа «Интерфакс» сообщил о том, что в горах Шамильского района ликвидировано двое боевиков. Жители села Хиндах настаивают, что убитые не могли быть террористами, и уверены, что молодых людей застрелили силовики, которые позже, поняв ошибку, попытались выдать их за преступников.

Жители соседних сел, хорошо знакомые с убитыми, также отказываются верить в версию причастности Гасангусейновых к бандформированиям. Большую поддержку хиндахцы получили и на просторах Интернета. «Молодёжь Дагестана» решила поехать в Шамильский район и выслушать местных жителей.

* * *

По пути в Хиндах нас останавливают сотрудники ГИБДД. Уточняют, зачем нам фотоаппарат и диктофон, записывают данные. «Судимость есть? – обращаются к коллеге. – Сейчас проверим по базе».

Другой подсаживается в машину.

– Будешь собирать информацию?

– Наверное.

– Сколько хочешь же есть везде. Что нового хочешь найти?

– Хочу оказать информационную поддержку.

– А зачем ее оказывать?

– А вы верите, что они были экстремистами?

Сотрудник отводит глаза. Затем выходит из машины, желает счастливого пути и возвращает водителю документы.

* * *

В самом Хиндахе встречаем только двоих мужчин – местного жителя Гасана Магомедова и кахибца Магомедзагида Якубова. Объясняют, что остальные ушли на кладбище и скоро вернутся, а они остались, чтобы нас встретить.

Спрашиваем, знали ли они убитых братьев.

– Как не знать? – отвечает Магомедзагид Магомедович.

Он замдиректора по воспитательной работе и учитель физкультуры в кахибской школе. В самом Хиндахе есть лишь начальная школа, после которой одних школьников определяют в Гоор, других – в Кахиб.

– Младший, Наби, шустрый такой был парень, спортивный. Когда учился в восьмом классе, помню, подошел и смущенно так говорит: «Возьмите да и меня на соревнования». Я ему отвечаю: «Наби, ну ты даже через раз на тренировки не ходил, ты не готов». А он мне: «Ну я же не специально не ходил, вы же знаете нашу ситуацию…» Я знал, конечно. Бедная семья, родители болеют, на плечах этих работящих ребят весь дом держался. Забрал я его тогда. А он возьми и займи – единственный из всей группы – призовое место! Какой счастливый был, когда медаль вешали. Наби, Наби… Я же в Махачкале был, когда все произошло. Дочка звонит, говорит: «Папа, помнишь да Гасангусейна и Наби?» – и рыдает. Я - мужчина, но когда узнал, тоже слезы пошли. На вес золота были ребята

– Честное слово, были, – подтверждает Гасан. –  Старший вообще добряк такой. Говорят же, палец в рот положи – не откусит. Террористы такими бывают, что ли? Да даже будь они злые и плохие парни, все равно это было бы невозможно. Они все время на виду были, постоянно. Все лето эти парни от зари до заката пасли наш скот. Там наверху – пастухи с баранами. Люди туда-сюда ходят: кто барана придет купить, у кого корова заболела, кто мимо пройдет. А свободный день у ребят – они дома здесь возятся по хозяйству. То траву косят, то огород копают.

«Вот, – показывает Зиярат, тетя Гасангусейна и Наби, – кукуруза, капуста… Все они смотрели. Там над сараем видите сено? Тоже мальчики собрали. Маме не давали тяжелую работу делать, говорили, чтобы спину берегла. Да что там маме, у чужой женщины увидят мешок какой-нибудь – и то выхватят и донесут сами".

Зиярат плачет навзрыд. Говорит, своих детей у нее нет, и мальчики были ей как родные.

                                           * * *

Нам показывают дом Гасангусейновых. Калитка вместо ворот. Две комнаты, прихожая и двор. Зайти внутрь отказываемся. Не хотим тревожить маму. И, если честно, боимся. Без того очень тяжело.

– Эти шлакоблоки мальчики купили за деньги, которые им сельчане заплатили в прошлом году, – рассказывает тетя. – В этом году после возвращения с пастбищ хотели остальные стройматериалы купить и начать строить дом для старшего брата. Женить хотели. А младший все шутил: «Давайте я первый».

* * *

В селении Хиндах всего 105 хозяйств. Многие дома пустуют: хозяева переехали жить в города. Молодежи практически нет. Кто-то учится в вузах, кто-то уехал на заработки в другие регионы. Хиндах, как и соседний Гоор, относится к сельсовету «Гоорский». Глава его администрации Абдула Антигоев рассказывает, как обрадовались односельчане, когда братья еще с одним другом вызвались пасти скот по найму.

– В селе ходили чабановать по очереди. Сегодня этот, завтра – тот, и так по кругу. Это, конечно, было неудобно. Во-первых, работа сложная. Во-вторых, идти далеко, условий никаких. Даже электричества нет. Кому-то здоровье не позволяет, кому-то – работа. А тут ребята за 1800 рублей на троих готовы все 4 месяца смотреть за твоей коровой. К ним и из Гоора люди обращались, и даже из Кахиба приводили коров.

* * *

Пастбища находятся примерно на расстоянии 6 километров от села. На машине туда проехать нельзя – только пройти пешком по тропинкам. Дорога занимает больше часа. Пьяняще чистый горный воздух, невероятные пейзажи полей и лесов. Пастбища, хлев для скотины и маленькая ветхая лачуга для ночлега чабанов.

Внутри деревянная тахта, приспособленная в качестве кровати, матрас, одеяло, старая печка. Маленький столик, пара кружек, леденцы и чай «Жамбо». Совсем недавно здесь вечерами пили чай. Здесь была жизнь. Были разговоры, шутки, планы о женитьбе и мечты о машине. А сейчас здесь всё будто застыло. Эта смятая постель, вода в чайнике, недогоревшая свечка – всё.

Единственное, что нарушает пронзительную бытовую тишину – шум колышущегося от ветра маленького флага Российской Федерации. Прямо над входом в жилище его водрузили два брата – 17-летний Наби и 18-летний Гасангусейн Гасангусейновы. Они еще не знали, что скоро в этой Федерации их назовут экстремистами.

* * *

В сельской библиотеке Хиндаха одна парта, стены в стендах и с десяток стульев для читателей. Сегодня здесь никто не читает. Сельчане собрались, чтобы рассказать о том, что произошло и на что они надеются.

– В 21:47 мне позвонили с незнакомого номера и сказали передать населению села не выходить из домов, – вспоминает глава администрации. – Потом, часов в 12, позвонил знакомый из МВД – он узнал, что убили двух экстремистов из нашего села. Я ответил, что этого не может быть, потому что у нас их нет и никогда не было. А он говорит: «Может, пастухов за боевиков приняли». Когда узнал утром, о ком речь, поверить не мог…

– Я был в Нальчике. В девять вечера они позвонили мне и сказали, что загнали скот и собираются пойти домой за ужином. Все как обычно: «Как здоровье, папа? Как себя чувствуешь?» Они звонили мне каждый день.

Муртазали Магомедович сжимает руки в кулаки и глубоко дышит. Год назад его еле спасли. У мужчины цирроз печени, он - инвалид второй группы. Инвалидом является и мама Наби и Гасангусейна – у женщины грыжа позвоночника. Сейчас у Патимат еще и парализовало ногу. Женщина не может передвигаться без помощи и все время теряет сознание.

– Ради Аллаха… Ради Аллаха я бы простил их. Если бы пришли ко мне и сказали, что приняли моих мальчиков за боевиков, что убили их по ошибке. Если бы признались…

Он замолкает. С минуту стоит тишина.

– Мне сложно говорить, извините меня.

– Я - пастух, работал неподалеку от мальчиков. В то утро я проснулся в 5 утра, вышел на пастбище. На улице встретил Патимат (мать Гасангусейна и Наби). Она сказала, что вчера в 21 час сыновья позвонили ей и попросили пожарить им рыбу и испечь лепешки. Через некоторое время она услышала стрельбу, заволновалась, стала звонить, но никто не ответил. Только один раз кто-то поднял, молча слушал 16 секунд и отключился. Патимат сказала, что до утра не спала и попросила поискать мальчиков. Пройдя часть пути, я увидел на тропинке лужу крови и кусок фонаря.

Отец извиняется и выходит из помещения. Он потом вернется несколько раз и каждый раз, будто бы в первый, сообщит: «Восемь пуль в одного, одиннадцать – во второго».

– Только потом, – продолжает двоюродный дядя покойных Исрапил Магомедов, – я заметил в кустах Гасангусейна и Наби. Они лежали вниз лицом в камуфляжных куртках с автоматами за спиной. Рядом лежали зимние берцы.

К беседе подключаются остальные односельчане:

– Ни таких курток, ни такой обуви у них не было. Не говоря уже об автоматах, которые они в руках не держали ни разу.

– Убийцы берцы оставили, а тапочки с мальчиков забрать не подумали.

– Экстремисты так же обычно разгуливают: в зимних куртках, с автоматами и в тапочках…

– И берцы в руках несут.

– Везде написали, что ответным огнем их убили. А раз так, почему автоматы на спине висят? Не досмотрели?

– Если они - экстремисты, почему не оцепили место? Информация о том, что ликвидировали боевиков, появилась в полночь. А трупы до утра лежали в кустах. И знаете, на теле с десяток пуль, а на куртках – по одной-две. Исрапил позвонил родномув дяде ребят, сказал, чтобы пришел к этому месту. А когда вдруг появились силовики с носилками и одеялами, нас уже там стояло несколько человек.

– Я сказал им: «Кто будет за это отвечать? Кто это сделал?» Они говорят: «Мы не знаем». Потом сказали, что им надо забрать тела для следствия и что через 2- 3 часа вернут нам их. Мы поверили им, даже помогли донести носилки до их машины. А потом и сами поехали к участку.

– Через несколько часов нам сказали, чтобы мы шли домой, поскольку тела боевиков нельзя отдавать родным, и их нужно отправить в Махачкалу. Я сказал начальнику полиции: «Ты же знаешь, что эти парни не боевики, а наши чабаны, о чем ты говоришь? Отдайте нам детей похоронить!» Но они отказались. И мы собрались и пошли к главе администрации района просить его о помощи.

– А в это время они решили отвезти тела в город.

– Случись это, мы бы их точно уже не вернули. Но одна из женщин, проходя мимо участка, увидела, как носилки несут к машине, и побежала к остальным, которые, устав ждать в селе, приехали в Хебду (районный центр Шамильского района) и ждали нас, мужчин. Узнав, что собираются делать полицейские, они ворвались во двор и стали требовать отдать им тела Гасангусейна и Наби. Патимат побежала к машине, но ее оттолкнули.

– Она умоляла отдать тела детей, рыдала, – вытирает слезы Зиярат. – Нас стали выгонять, в ответ мы начали толкаться. Началась драка. Они били нас, мы били их. Нас было больше ста женщин, наверное. Их тоже было немало. Самое ужасное, что на глазах у Патимат трупы детей оказывались то у нас, то у полицейских. Как ее сердце выдержало, я не знаю…

– В истории нашего села, района, наверное, даже республики такого не было, чтобы женщины несли тело на носилках. Полтора километра наши женщины с криками «Ла илаха иллаллах» несли Наби и Гасангусейна, образовав круг и никому не давая подступиться, в сторону села, пока не встретились с нами и не передали носилки.

– «Идите! – кричали нам полицейские. – Когда дойдете до ОМОНа, они вам все равно пройти не дадут, сюда же вернетесь!», – вспоминает Зиярат. – А ОМОН, когда мы шли, расступился, чтобы нас пропустить.

– Я всем сказал. И судье, и прокурору, и силовикам. Мы мирные люди, но мы будем бороться за светлое имя наших парней,  – говорит глава администрации Гоора. - В рамках закона мы будем писать, требовать, просить, собираться на санкционированные митинги. Но если и это не поможет, то удержать народ  я не смогу…

Муртазали Магомедович, узнав, что мы собираемся уехать, просит немного задержаться.

Спустя 5 минут, он приходит с фотоальбомом и задает единственный вопрос: «Разве они похожи на террористов?»

Мы медленно листаем страницы альбома и качаем головой: «Не похожи».

Отец берет его обратно, открывает и тыкает в две фотографии: «Восемь пуль. Одиннадцать пуль». 

    

Кира Машрикова,

фото: Руслан Бакидов

Источник: "Молодёжь Дагестана"