Говорят, первопрестольная уже пережила пик моды на мюзиклы, а вот до Дагестана эта тенденция только докатилась, как всегда, с опозданием. Причём покорять нашу республику этот жанр принялся со сцены Кумыкского театра. Вопреки расхожему мнению, что все национальные театры (в том числе и Кумыкский) находятся в кризисе, на этой неделе там состоялась премьера мюзикла Дейла Вассермана «Человек из Ламанчи» в постановке Ислама Казиева.
В опережение естественно возникающего вопроса, почему спектакль поставлен на русском языке, режиссёр-постановщик Ислам Казиев объяснил, что спектакль вскоре будет звучать и на кумыкском. «У Кумыкского театра есть традиция: один спектакль в сезоне мы всегда играем на русском языке. Для этого подбираем такую пьесу, которая будет понятна всем, в которой нет ярко выраженной «народности». Также он добавил: «Я считаю, что для дагестанского театра постановка мюзикла – это достаточно высокая ступень, можно даже сказать, прорыв. Но вряд ли этот спектакль состоялся бы, если бы актёры нашего театра не прониклись смыслом происходящего на сцене».
Хотя либретто Дейла Вассермана и музыка Митча Ли далеки от либретто и музыки, скажем, того же «Нотрдам де Пари», тем не менее, несмотря на обилие этих уже слегка поднадоевших псевдоиспанских мотивчиков, созданный в 60-е годы мюзикл «Человек из Ламанчи» – весьма трогательное произведение, благо, литературный первоисточник не подкачал.
Сервантес написал роман о том, как неисправимый идеалист страдает в мире неисправимых пошляков. Вассерман заставил в спектакле самого Сервантеса изображать своего героя. Поэтому Имамутдин Акаутдинов здесь оказывается исполнителем двух главных ролей: Мигеля де Сервантеса и Дон-Кихота Ламанческого. Такой синкретичный жанр, как мюзикл, сочетая в себе разнообразные выразительные средства эстрадной и бытовой музыки, хореографического, драматического и оперного искусства, предъявляет актёрам достаточно высокие требования. От артиста требуется не только умение играть, но ещё вокальные и хореографические способности. И хотя петь у актёра получается (и недурно), танцев он избегает если не осознанно, то по задумке режиссёра точно.
По словам режиссёра-постановщика, актёр Имамутдин Акаутдинов близок Дон-Кихоту не только благодаря подходящему типажу, но и духовно. «Эта роль создана будто специально для него», – говорит Ислам Казиев. Этот персонаж привлекает зрителя своей многоплановостью. В нём органично уживаются контрастные краски: светлое величие человеческого духа с комизмом его проявления, жизнеутверждающие аккорды победы над смертью с пошлостью реальной жизни. Дон-Кихот у Акаутдинова получился не только благородным, но и откровенно безумным, смешным и не чуждым тонкой самоиронии. Но всё это не снизило его героического облика как человека, смысл жизни которого декларировался в исполняемом им торжественном гимне мечте, самопожертвованию, борьбе за недостижимые идеалы.
Несколько иным выглядит Сервантес Акаутдинова. Поэт прекрасно понимает, что не в силах что-либо изменить, поэтому на суде сразу признаёт себя виновным. Однако ему самому приходится жить в настоящем точно так же, как жил его герой в прошлом, – честно и грациозно. И тогда Сервантес говорит: «Самое худшее безумие – видеть жизнь такой, как она есть, а не такой, как она должна быть».
В отличие от «статичного» Дон-Кихота, дама его сердца Альдонса, которую он упрямо кличет Дульсинеей, и поёт, и пляшет. Причём в сценах с погонщиками мулов пляшет и скачет по лавкам и рукам погонщиков в лучших традициях классических голливудских мюзиклов. Помимо демонстрации такой физической активности актрисе Сабият Салимовой простым, на первый взгляд, приёмом удалось показать изменения, происходящие в душе «трактирной девки». В звучащую рефреном на протяжении всего спектакля реплику «Меня зовут Альдонса» она каждый раз вкладывает новый эмоциональный оттенок для того, чтобы в финале переродиться и сказать: «Зовите меня Дульсинея».
Нельзя забывать, что мюзикл – это сценическое произведение комедийного характера. В этой постановке все лавры комедийного актёра достались Басиру Магомедову – исполнителю роли хозяина трактира. Его герой даёт спятившему страннику увлечь себя игрой и с энтузиазмом представляется «хозяином замка». А в сцене посвящения Дон-Кихота в рыцари Магомедов сорвал бурные аплодисменты, показав, какой юмор по душе нашему зрителю.
На его фоне обаятельный Санчо Панса в исполнении Пахрутдина Ихивова немного проигрывает. Но так как это второй по значимости персонаж, его нельзя обойти вниманием. Верный оруженосец получился слишком хрестоматийным, классическим для мюзикла. Он такой же, как в оригинальном произведении Сервантеса – представитель народа, носитель той незамысловатой мудрости, которая породила все поговорки и пословицы, вылетающие из уст Санчо.
Всё это действо происходит в декорациях Набиюллы Бамматова, изображающих стены средневековой тюрьмы. Не стоит забывать, что все приключения Рыцаря Печального Образа – это рассказ Сервантеса, находящегося в заключении. Поэтому битва с ветряными мельницами и другие подвиги Дон-Кихота разворачиваются на фоне одних и тех же декораций.
Общее впечатление от спектакля подпортила вялая и как бы «смазанная» массовка. Всё-таки одолеваемое стереотипами воображение ожидало увидеть в мюзикле хотя бы подобие кордебалета. А вместо этого на сцене почти вся труппа театра как единый механизм в унисон одинаковыми жестами реагирует на говорящий в тот или иной момент персонаж.
Трудно судить, состоялся ли как жанр дагестанский мюзикл. Но интересный, красивый музыкальный спектакль состоялся вполне. ]§[