«И где гарантии того, что в будущем халифате правители будут кристально чистыми и все будут счастливы? Назовите хоть одно такое государство!» – пишет Камалудин Ахмедов, критикуя черновиковскую критику власти в своей статье «Оправдатели терроризма» (газета «Дагестанская правда», №№ 199–200 от 8 июля). Дистанцировавшись от основного смысла как этой статьи, так и тех, в опровержение которых она была написана, я хотел бы поразмышлять над ответом на данный конкретный, пусть и риторический по своему контексту вопрос. Не знаю, как с «будущим халифатом», но «одно такое государство» с «кристально чистыми» правителями, где «все … счастливы», пусть и очень давно, но действительно было.
Шариат. Дагестанцы понимают его по-разному. У кого-то это слово не вызывает ничего, кроме страха. Другие представляют его лишь легендой, сами запутавшись, верят ли они в то, что посланник Аллаха (мир ему) действительно ходил по этой земле, или считают его не больше, чем сказочным персонажем. В глазах третьих шариат предстаёт лишь давно не актуальным, закостенелым институтом средневековья, не имеющим будущего. Четвёртые же, зачастую понимая его так же примитивно, как его стараются представить недруги, пытаются любой ценой и как можно скорее «напялить» шариат на все описанные выше категории.
Уделить должное внимание каждой из этих проблем в рамках одной небольшой статьи не представляется возможным. Оставив тему самой системы исламского права для следующих публикаций, я предлагаю остановиться на уникальной причине его потенциальной претворяемости в жизнь.
Богобоязненность –
гарант закона
В период появления ислама мусульманам противостояли огромные империи, многократно превосходившие их возможности во всех мыслимых сферах. Но уже менее чем через полвека в результате одного из самых невероятных чудес в истории человечества небольшая горстка мусульман сумела распространить власть ислама от Западной Африки до Афганистана. Материалистические и экономические толкования бессильны в объяснении этого чуда. Так же, как сами по себе они бессильны в создании реального правового общества, где «все будут счастливы». А ведь причина реализации в далёком прошлом этих, казалось бы, чудес проста. Это Вера.
Суждение о примитивности веры в Бога как обращённого в прошлое института мировоззрения постепенно перестаёт быть актуальным. Становится всё более ясным, что примитивным стало не само религиозно-этическое учение, а лишь наше представление о нём.
Потенциал увязки системы права с верой человека в Бога на самом деле огромен. Даже идеальный закон – это не обязательно повод для его соблюдения. И уникальность шариата далеко не ограничивается его правильностью как таковой. Шариат, прежде всего обращённый к мусульманам как к верующим, воспринимается ими в качестве воли Всевышнего. И это действительно подразумевает веру в его абсолютную справедливость, совершенность, полную свободу от человеческого фактора и недоработок. Но самое важное с практической точки зрения – это то, что следование и подчинение шариату являются непременным условием искренности веры человека, и они наряду с молитвой превращаются в поклонение Аллаху.
Таким образом, шариат, взывая к совести мусульманина, воспитывает в нём сознательное стремление к соблюдению закона по своему внутреннему убеждению, а не из страха перед наказанием общества. Причём строгое соблюдение дозволений и запретов, установленных Аллахом, в одинаковой степени касается как властей при принятии законов, так и людей в подчинении им. Кстати, о внутреннем убеждении…
Довольно интересная статья Тимура Магомаева «Психологика» («ЧК» № 28 от 11 июля) всё же не столько ответила на поставленные вопросы, сколько породила новые. Речь шла о том, что сквозь призму совокупности мировоззрений и частных интересов каждого члена общества создаётся довольно преломлённая картина справедливости. В центре внимания оказались те, на ком больше всего ответственности, – судьи. Проанализировав роль личных убеждений, пристрастий и слабостей судьи при вынесении им решения, автор предложил ввести правовые критерии для «проверки и оценки содержательной стороны внутреннего убеждения судьи». Что, по сути, есть замкнутый круг. А кто проверит «внутренние убеждения» самого института, призванного осуществлять эти самые проверки и оценки?
Шариат решает этот вопрос довольно просто. Его божественная природа, предполагающая веру в его идеальность и взращивающая в личности уверенность в Судном дне, в который «тот, кто сделал зло весом в мельчайшую частицу, увидит его», сводит «внутреннее убеждение» судьи на нет. Причём стоило «внутреннему убеждению» на миг появиться в сердце судьи былого шариатского государства, как он тут же подавал увольнительную, сам исполняя роль предложенного Тимуром Магомаевым правового института.
Судебная практика
халифата
Как-то судья Акиба ибн Язид потребовал от халифа аль-Махди (775–785) освободить его от занимаемой должности. Недоумевающий правитель получил следующее объяснение.
Однажды, расследуя тяжбу, судья получил от одной из сторон ценный подарок. Разгневавшись, он тот час же вернул его обратно дарителю. Но когда наступил день суда, к своему ужасу, он обнаружил, что в его сердце тяжущиеся уже не равны. Даритель стал выше в глазах судьи, хотя он и не принял его подарок. «Что же произошло бы со мной, если бы я принял дар? У меня нет гарантии, что в следующий раз я не попадусь на удочку, что нанесёт ущерб моей вере и погубит меня. Люди испортились. Сними с меня это бремя, о повелитель правоверных!» – сказал судья. После этого халиф освободил его от занимаемой должности.
Есть ли альтернатива богобоязненности, способная вдолбить сегодняшнему судье, что его работа – это в большей мере ответственность, чем жалование? Думаю, непринятие подарка – это диковинка для современной судебной практики, что же говорить о добровольной отставке! А вот во времена халифата заставить человека работать судьёй зачастую было возможно разве что указом правителя.
Другой известный случай из судебной практики с участием халифа.
Во время битвы при Хубайре Али ибн Абу Талиб, зять Пророка (мир ему), потерял кольчугу. Уже будучи халифом (656–661), он увидел её на одном иудее и потребовал назад. Однако иудей и не думал возвращать её халифу, что стало причиной судебной тяжбы, к тому же Али не имел явных доказательств, кроме свидетельства собственного сына Хасана…
Судья, рассмотрев дело, промолвил: «Я верю, что ты говоришь правду, правитель. Но у тебя нет доказательств, а показания твоего сына в твою пользу не допускаются. Поэтому иудей является владельцем кольчуги». Али, покорно подчинившись решению суда, встал и вышел. Поражённый иудей вернул кольчугу и принял ислам.
Подобные истории – это не единичные случаи. Это повседневная жизнь праведного халифата. Их так много, что ими можно заполнить десятки томов.
Шариат – вершина права
Во время правления халифа Абу Бакра, ближайшего сподвижника Пророка (мир ему), Умар ибн аль-Хаттаб был назначен судьёй города Медины. Однако, поработав достаточно длительный срок, судья подал халифу прошение об отставке. Удивлённый Абу Бакр спросил Умара: «Неужели ты просишь отставку из-за сложности работы?»
«Нет, – ответил Умар, – я убеждён, что моя работа не имеет смысла в среде верующих. Ибо каждый из них знает свои права и не требует свыше этого, всякий знает и свои обязанности и не нарушает их. Все они желают друг другу того же, что желают самим себе. Когда кто-либо из них отсутствует, они ищут его, если кто-либо заболевает, они навещают его. Когда кто-либо из них бедствует, ему помогают, и если кто нуждается в чём-либо, они всегда оказывают ему содействие. А когда кого-либо постигает несчастье, то они утешают его. Их религия – наставление, их нрав – это призыв к доброму и удерживание от дурного! В чём же они будут вести между собой тяжбу?»
Способно ли сегодняшнее общество, когда закон для человека придумывает другой человек, когда половина законов лоббируется заинтересованными в них экономическими группировками, когда каждый, кто взбирается немного выше остальных, наполняя карманы, не успевает ничего больше… способно ли оно подняться на тот уровень нравственности и законопослушания, на который ислам в своё время вывел низменных арабов?
Способен ли в этой среде появиться правитель, подобный тому же Умару, переживавшему даже за то, что ему придётся отвечать за споткнувшегося в его государстве верблюда? И этот человек, праведное правление которого предсказывал сам Пророк (мир ему), боясь ответственности, просил перед смертью Всевышнего не «засчитывать» ему годы его правления!
Закончить я хотел бы словами доктора юридических наук Л. Сюкияйнена, в которые аккуратно уместился весь смысл этой статьи: «Мусульманскому праву, как и любой правовой системе, свойственна своя специфика взаимосвязей трёх основных проявлений права – норм, правосознания и поведения. Мусульманское право отличается их особой близостью между собой, когда правовая норма воспринимается верующими как выражение своих представлений о должном и справедливом, что предопределяет и готовность подчинить своё поведение данному правилу. Очевидно, в отмеченной триаде центральная роль принадлежит именно правосознанию: олицетворяющая его высший уровень доктрина не только служит ведущим источником права, но и обеспечивает его соответствие господствующему массовому правосознанию». ]§[
- 7 просмотров