Зубайру Зубайруев выступал с полос нашей газеты в различных качествах: как ведущий журналист, как эксперт-политолог, как общественный деятель, остро реагирующий на актуальные проблемы республики. В этом номере «ЧК» мы предлагаем первое интервью с Зубайруевым в его новом качестве: начальника управления информационной политики и пресс-службы президента Республики Дагестан. Несмотря на свой государственный статус и ответственное направление: информационное сопровождение работы дагестанской власти, Зубайру Исаевич продолжает оставаться на своих либеральных позициях, настаивая на мысли, что «если в общественном сознании нет чёткого представления о том, что должно делать государство, всегда будет разрыв между властью и населением». Задачей для себя «главный аналитик» республики видит сокращение этого разрыва…
– Среди основных задач вашего управления указано, что вы должны осуществлять формирование с помощью СМИ и информационно-разъяснительной работы с населением объективного общественного мнения о деятельности власти, в частности, президента Дагестана. На ваш взгляд, на чём должно быть основано объективное мнение о работе президента? И как вы, Управление информполитики, его формируете?
–Хотел бы сразу уточнить, поскольку сказанное немного расходится с положением о нашем управлении. Мы отвечаем за информационное сопровождение деятельности президента РД и аппарата администрации главы и правительства республики. И мы готовим информацию президенту для того, чтобы он лучше представлял, что происходит в республике. Освещать работу всех министерств и ведомств, мы, может, и хотели бы, но у нас нет таких возможностей – ни физических, ни штатных, ни организационных. Да это, наверно, и не нужно, потому что министерства и ведомства сами должны заботиться об информационном сопровождении. Для этого у них есть пресс-службы, отделы по связям с общественностью.
Другое дело – координация этой работы. Пожалуй, она возложена на нас. С самого начала хочу сказать, что в Дагестане у многих госчиновников, руководителей разных уровней – муниципального, республиканского, – есть общая беда – недооценка важности качественного информационного сопровождения своей работы. Это видно и по их нежеланию контактировать с пресс-службами, и по тому, как они лично выстраивают свои отношения со СМИ. Здесь пока ещё очень далеко до соответствия современным требованиям развития нашего общества.
– У муниципальных, республиканских и федеральных властей разное видение информационной политики. Разве нет?
– Оно, конечно, разное. Но всем чиновникам всё-таки присуща недооценка именно качественного сопровождения информации, поскольку они считают, что это для них не важно. Рассуждают примерно так: главное, я работаю, а знают об этом люди или нет, это уже не интересно. Хотя они должны каждый день показывать, доказывать налогоплательщикам, что выполняют возложенные на них функции. Но, как видите, многие не считают нужным это делать, или делают недостаточно хорошо. Особенно это заметно в работе всех ведомств правоохранительного блока. Правоохранители не считают политически важным информировать население о том, чем занимаются, какие приоритеты выдвигают, какими методами собираются бороться с той или иной проблемой.
– Может, у них нет подготовленных специалистов?
– Если руководители понимают важность этой работы, то специалистов они найдут. Вы сами знаете, как это делается: ищут резервы штатные, финансовые, можно заключить договор с журналистом, с каким-нибудь информационным, может быть, рекламным агентством. Не исключаю этого. Люди должны беспокоиться об имидже своих сотрудников, своего ведомства. Недопустимо, чтобы министру было всё равно, как он выглядит в глазах избирателей, налогоплательщиков, земляков, соседей в конце концов. Вот то, чем мы должны заниматься.
– Но чиновники же не понимают, что такое информация и её влияние на общественное мнение.
– Собрать информацию – это не задача. Задача в том, чтобы собрать её в таком формате и подать на той площадке, где она дойдёт до людей и будет понята, воспринята по крайней мере. Это – профессионализм и чутьё. Я считаю, что пресс-службы должны именно этим заниматься. Например, недавно мы подготовили президентский Указ «О повышении эффективности взаимодействия органов исполнительной власти Республики Дагестан со средствами массовой информации», для того чтобы власть эффективнее работала с прессой. В рамках этого указа заложен некий регламент, в соответствии с которым министерства и ведомства обязаны мониторить, регулярно отслеживать информационное пространство.
Главные идеологи
– Кстати, в своём Послании Народному Собранию РД президент говорил о планах создать республиканскую структуру, которая будет специально заниматься вопросами информационной политики, в том числе идеологической борьбы с экстремизмом. Создана ли эта структура, кто её возглавляет и насколько удачно она справляется со своими задачами?
– К сожалению, пока не создана. Дело в том, что необходимо в рамках одного министерства создать вертикальную интегрированную структуру. Собрать людей, которые вырабатывают этот контент, и тех, кто его распространяет по разным каналам. Эту идею я считаю правильной. Кроме того, должны быть определены ответственные за идеологическое противодействие экстремизму. Пока же Миннац РД перекладывает ответственность на Совбез РД, Совбез – на правоохранительные органы, они – на нас. А мы не можем физически с этим справиться, у нас ведь очень компактный коллектив, наша основная задача, как я уже говорил, – это информационное сопровождение деятельности главы республики.
– А как вы объясните такую инициативу Президента РД, как перекладывание противодействия идеологии экстремизма на глав муниципальных образований? Получается, теперь и они ответственны?
– На своём уровне глава муниципалитета не может стоять в стороне, когда ведётся информационная, идеологическая борьба против демократического светского государства. Я вам более того скажу, что не понимаю позицию некоторых политических партий. Политические партии – это основные стержневые столпы демократической светской системы, где они конкурируют. Так вот, они не считают нужным даже задать резонный вопрос тем, кто считает, что эту систему надо демонтировать. Они могут говорить что угодно, делать друг другу замечания, обвинять друг друга во всём, а на эту площадку не выходят…
– Почему в соседней Чечне есть согласие и порядок? Большинство дагестанцев считают эту республику эталоном справедливой власти.
– Я скажу, что вы неправы. Чечня находится на особом положении. Если взять, к примеру, такой критерий, как бюджетообеспеченность1 на каждого гражданина, то увидим, что Чечня превосходит в этом Дагестан и другие северокавказские республики в 3–4, а то и в 5 раз. Аналогичные государственные органы насчитывают большее количество чиновников, притом что население – в три раза меньше, чем у нас. Например, Комитет по делам молодёжи у них насчитывает 120 человек, у нас – 30. В Миннаце у них – свыше 100 человек, у нас – где-то 40. Я уже не говорю об окладах, которые они получают…
– Если увеличить штат госслужащих в три раза, это приведёт к таким же успехам, как в Чечне?
– Нет, конечно. Просто в Чечне задействованы все возможности федерального бюджета по различным программам занятости. Мы понимаем, что там многое приходится восстанавливать, и ФЦП, и другие программы тоже дают эффект. Никакой зависти, конечно, к соседям нет, мы рады, что у них, наконец, воцарился мир и люди вышли из кровавой бойни. Но мы понимаем, что при таком финансировании многие проблемы и в Дагестане были бы решены. Притом, что у нас много различных групп влияния, всегда есть конкуренция. В Чечне, где Рамзан Кадыров является духовным и общественным лидером, многое, конечно же, легче. Вы же знаете, что финансирование – это весомый аргумент, когда надо решать какие-то вопросы.
– Сейчас власть говорит о том, что готова к сотрудничеству. Но если сами журналисты не готовы к этому? Что тогда? Я говорю о государственных СМИ. Они ведь не смогут готовить качественный контент, который вы требуете от них?
– У государственных СМИ много проблем, одна из них – плохая мотивированность, чем они и отличаются от негосударственных СМИ. К тому же практическое отсутствие ротации кадров. В то время как в негосударственных сменились практически все составы, всегда есть попытка оптимизировать пишущий коллектив, сделать его более конкурентоспособным. Отсутствие мотивации – главная проблема.
– Если анализировать последние действия республиканских властей в области информационной политики, тот же Указ президента от 29 декабря 2011 г. «О некоторых мерах по совершенствованию взаимодействия исполнительных органов государственной власти РД с гражданами через информационно-телекоммуникационную сеть Интернет, то можно заметить, что основной упор делается на социальные сети: жж, фейсбук, твиттер. Почему? Вы на самом деле думаете, что активность властей через социальные сети сделает её прозрачной, менее коррумпированной, качественной? Ведь социальные сети – это уже что-то личное, и здесь не должно быть принуждения?
– Нельзя этот документ рассматривать в отрыве от предыдущего указа, о котором уже шла речь. Этот указ просто дополняет предыдущий. Когда решится вопрос с пресс-службами, автоматически отпадёт вопрос о том, кто будет заниматься соцсетями. Понятно, что чиновник не может целыми сутками сидеть в соцсетях, это поручается сотруднику пресс-службы, который проверяет, что приходит на личный аккаунт или страничку чиновника. Если приходит какой-то серьёзный вопрос, то сотрудники могут подготовить ответ.
В любом случае, если человек нашёл какой-то дополнительный канал связи с чиновником (помимо газет и журналов), то его надо использовать. Мы настаиваем на том, чтобы министры работали и в этом направлении.
1Бюджетообеспеченность — это количество денег, расходуемых бюджетами различных уровней в расчёте на жителя субъекта РФ.
– Речь идёт об альтернативных источниках получения информации?
– Да, помимо СМИ и «горячих линий». Непонятна ирония некоторых журналистов о том, что это личное дело чиновников… Это не личное дело, когда касается министра. Раз ты министр, то будь доступен. Это не следование какой-то моде, не то, что делают федеральные чиновники. Мы считаем, что именно в Дагестане слишком большой разрыв между чиновниками и обществом. Именно из-за этого не прекращается дискредитация демократической светской власти. Поэтому мы идём на беспрецедентные, на первый взгляд, непонятные меры – такие, как издание указа главы республики. Тут одними пожеланиями не обойтись.
– Понятно. Тогда скажите, что вы подразумеваете под информационной политикой, направленной на создание позитивного имиджа республики. Охарактеризуйте детально. Входит ли в это понятие «задавливание» негативной информации из республики?
– Что касается информационного имиджа республики, то это большая, разносторонняя задача и многого требовать от небольшого управления неправильно, у него недостаточно возможностей для этого. Мы знаем, что в других регионах над этой проблемой работает гораздо большее количество структур. Не могу сказать, что это не в нашей компетенции, это вопрос к нам. Мы будем гораздо больше работать в этом направлении, но не в плане «задавливания» негативной информации из республики, это в принципе невозможно. Потоки информации не строятся вертикально, они идут по горизонтали. Поэтому это бесполезное занятие.
У нас сложилась такая практика, когда негатив на информационный рынок уходит быстро, а вот позитив – нет. Это тоже связано с конъюнктурой медиарынка. Ну, какой интерес у какого-нибудь крупного информагентства к тому, что в Дагестане построили какую-то фабрику? Им это неинтересно. Но мы продолжим работать в этом направлении. Здесь важны новые технологии, креатив.
Кстати, это задача не только одной власти, но и каждого дагестанца, который выезжает за пределы республики, задача всего общества. Государство не может без помощи граждан изменить эту негативную тенденцию. К тому же зачастую именно дагестанцы способствуют тому, чтобы у республики не было положительного имиджа. С другой стороны, наши бизнесмены, чиновники, которые бывают в России, люди, которые общаются там со своими коллегами, и журналисты своим профессионализмом могут разрушить негативное мнение о нас. А если мы будем пичкать российские ресурсы позитивным форматом, то это не принесёт результата…
– А с нашими журналистами будет президент встречаться?
– Магомедсалам Магомедалиевич на этом настаивает и дал мне поручение, чтобы мы чаще встречались с журналистами (не в смысле «ребята, давайте жить дружно») и обсуждали с ними вопросы: как бы вы решали эту проблему? Какое у вас есть видение?
Я готов обсуждать важные для всех нас задачи: и положительный имидж республики, и как журналистам решать некоторые внутрицеховые вопросы, потому что у вас конкуренция. Как не допустить дискредитации самого журналистского сообщества. Вы же знаете, что вытворяют некоторые журналисты, после чего меняется отношение ко всем журналистам республики.
– Вы имеете в виду нарушения корпоративной этики дагестанскими журналистами?
– Внутри одного цеха никто никому рот не закрывает, никто не говорит: примите позицию государства. Но есть вещи недопустимые. Когда некоторые журналисты, чтобы закрепить за собой имидж ньюсмейкеров, готовы нарушать не только моральные нормы, но и саму репутацию журналистского сообщества. Это отвратительно. Мне, как бывшему журналисту, неприятно, что потом люди говорят: вот вы, журналисты, такие «грязные». Журналистский цех, который абсолютно разный, понимающий, что такое конкуренция, должен иметь границы дозволенного. И это не указ сверху, не ссылки на Конституцию, это обращение к чему-то внутреннему. Некоторые спрашивают: почему дагестанская блогосфера такая нечистая? Потому что, когда у человека есть возможность под скрытым ником высказать то, что хочется, у него не срабатывает внутренний ограничитель. Да, можно под скрытым ником писать, но в любом случае нельзя пользоваться ненормативной лексикой, необоснованно обвинять кого-то. А дагестанская блогосфера… Когда читаешь, то, к сожалению, понимаешь, что там внутрикультурного дозиметра нет.
Я знаю, что Хаджимурад Камалов отдал много энергии и всю свою жизнь отдал, чтобы поднять качественный уровень нашей прессы. Как бы к этому ни относились, но появление «Черновика» обозначило новый курс, высокую планку качественной журналистики. Может быть, непривычно острой, может быть, не лишённой – многие не приветствуют такого – самопиара. Неважно. Качество-то подняли. Многие люди, многие журналисты в Дагестане поработали над тем, чтобы зажил, закрепился институт свободной прессы. Именно благодаря их стараниям власть признаёт эту «четвёртую власть».
Персона №1
– Как вы относитесь к блогам? В последнее время вы подняли «рейтинг» блогеров на президентский уровень, но сами же и пострадали от этого. Я имею в виду инцидент, связанный с РИА «Дагестан», и конфликт с газетой «Настоящее время», где вас «прополоскали» те же блогеры. В таком случае можно ли воспринимать социальные сети как серьёзный источник информации, который можно ставить в один ряд с печатными и телевизионными СМИ?
– Сначала о РИА «Дагестан». Это – один из каналов, через который мы можем выполнять функцию качественного сопровождения деятельности власти, информирования о том, что происходит в Дагестане, в том числе – в плане формирования имиджа республики. Не скажу, что мы уделяем агентству больше внимания, чем телевидению. У нас и РГВК «Дагестан» – мощнейший инструмент, который вещает по всей России. Там тоже есть свои проблемы, и мы пытаемся что-то предпринимать.
Что касается того, что на сайте РИА много президента… Может быть. В какой-то период там действительно было несколько поздравлений главы республики, освещено несколько официальных мероприятий, и получилось, что республиканский сайт – только о президенте. Но надо согласиться и с тем, что президент – персона № 1 в любом регионе, это не я придумал.
Что касается критики в мой адрес, я думаю, здесь недоразумение, и человек, который приписал мне и «хамство», и «мелкотравчатую политику», не имел на то никаких оснований. Я могу на любой площадке по каждому предложению в этой статье дать разъяснение.
Не собираюсь вступать в полемику формата «сам дурак», но доказать, что 90% этой статьи не соответствует действительности, я готов. Там очень много ошибок и много надуманного. Вкладывать в уста чиновников слова, которые они не говорили, ни РИА, ни другие СМИ не имеют права.
– Почему силовики после каждой встречи с представителями Вашего Управления и разговора об открытости информации ещё больше закрываются от СМИ? Может, с ними надо вести разговор по-другому?
– Да, определённое недопонимание у нас есть. Мы не можем управлять пресс-службами федеральных структур, которые в общем-то, наверное, должны быть независимыми от нас.
Мы требуем от правоохранительного блока одного: дайте нам ответственное лицо, которое в течение часа, двух, трёх после резонансных событий представит хоть какой-то комментарий о том, кто и что предпринял. Иначе невозможно объяснять людям, что происходит. Этот вопрос мы будем ставить перед местными руководителями структур и перед их руководителями в Москве. Поскольку это уже начинает вредить общественному миру и согласию. Кстати, по тем же похищениям людей. Мы же говорим тем, кто хочет выйти на митинг: да, они правы! Но как митингом можно решить этот вопрос?! Как митингом решить вопрос, похищен или не похищен? Кто-то же должен отвечать. Мы прекрасно понимаем тех, кто недоволен ситуацией и требует от правоохранительного блока впредь не допускать, чтобы люди пропадали. А самое главное, чтобы была информация, это – право каждого из нас. Каждый, оказавшись в такой ситуации, тоже требовал бы общественной поддержки. Но вот как эти проблемы решить на митинге, я не представляю. И в то же время ни одна дверь не закрыта для тех, кто ставит вопрос о неадекватности правоохранительного блока. Ни одна дверь не закрыта, в том числе и президентская.
– Кстати, по поводу митинга. На ваш взгляд, почему митингующим запрещают проводить свои акции на площади? Разве тут нет нарушения закона о митингах и шествиях? Как вы считаете, правильна ли реакция духовенства и глав МО, которые призывают не проводить митинги, т. к. это нарушение конституции? В последнее время в Дагестане очень часто как единственный канал общения с властью используют митинги. Как вы считаете, почему общество выбрало именно такую форму общения с властью?
– Начну с конца. Я считаю, что чёткая, внятная информация о деятельности всех министерств и ведомств, упоминаемых на митингах, могла бы снять желание людей выходить на площадь. Хотя бы частично. Когда мне непонятно, чем занимаются эти чиновники, когда у меня перед моим двором дороги нет – это плохо, я выхожу на площадь. Когда непонятно, почему пропадают люди, я иду митинговать. Я считаю, что все эти недоработки тоже являются причиной недовольства, требующего выхода. У нас не работает институт общественных советов при органах исполнительной власти. Я имею в виду совет, куда входят люди состоявшиеся, авторитетные, способные осуществлять реальный общественный контроль.
Мы настойчиво попросили министра внутренних дел, чтобы в общественный совет при МВД были включены люди, которые всегда критически относились к деятельности правоохранительных органов. Они могут, например, взять на себя «горячую» телефонную линию с моментальным реагированием. Должны решаться вопросы, которые смогли бы снять накал. Такие общественные советы должны заработать при всех министерствах и ведомствах. И в ЖКХ, и в образовании, и в медицине.
Но остаётся и другой вопрос. Как митинги решат вот эти рутинные, чисто правовые, фактические, юридические моменты? Вы спрашивали, почему запрещают митинговать на центральной площади. Вот вы юрист. Мне кажется, что есть некая правовая позиция. Я думаю, что это должно быть открытой дискуссией экспертов. Когда мы не понимаем и хотим разобраться, мы должны выслушать аргументы обеих сторон. По крайней мере это не должно быть каким-то запретом.
– Если запрещают, то нужно это прописать в законе, что «на центральной площади Махачкалы нельзя проводить митинги», чтобы всем было понятно.
– Люди говорят: «А почему нам не дали провести митинг на площади?». Это вопрос не принципиальный. Давайте вместе с журналистами затеем некий опрос. Я думаю, что здесь такого однозначного ответа не будет. Тут чисто лингвистический спор, и я не вижу здесь политики. Если закрепить решение законодательным актом, то споров не будет, я думаю.
– Почему в Дагестане депутаты вообще не имеют влияния на народные массы? Если они побеждают на выборах с абсолютным большинством голосов, почему не могут предотвратить митинги? Не кажется ли вам, что депутаты исчерпали своё влияние на общественно-политические процессы?
– Я уже говорил, что у нас везде – и в депутатском корпусе, и в различных структурах – присутствует недооценка качественного информационного сопровождения тех или иных действий. Во-первых, депутаты не считают нужным и не умеют разговаривать с людьми. Даже когда придётся это сделать, вы поймёте, что никогда этого не делали, у вас нет практики, и нет знаний. Даже если жизнь заставит выйти в люди, вам трудно найти язык, который им понятен, аудиторию не знаете, не представляете, что для неё авторитетно, а что нет. Есть элементарные вещи, где люди ошибаются, для этого вас и избрали, чтобы подсказать. Взять и переформатировать мнение, которое все считают правильным, – это каким же надо быть авторитетом, что приходишь в сельский джамаат и всех переубеждаешь? Ведь жизнь порой такова, что и сельский джамаат может ошибаться.
Тут не только депутаты виноваты. Нет у большинства дагестанцев привязки к политической жизни.
– До того как возглавить Управление вы проделали интересный путь: ведущий журналист газеты «Черновик», зам. руководителя пресс-службы Народного Собрания, теперь – главный «аналитик» президента. В течение всего этого времени в республике происходили определённые перемены. Как вы оцениваете перемены в ракурсе информационной политики? Какая она стала?
– К сожалению, пока этот камень, который называют общим недопониманием, – медленно сдвигается с места. Много чего было запущено за эти 10–15 лет, когда действовала тактика не отвечать на критические выступления. Первое, журналисты расслабились. Они привыкли в безапелляционном тоне чушь городить, им никто не отвечал, и это вошло в привычку. Фейсбуковскую тактику они переносят на СМИ, что очень опасно. В Фэйсбуке ни до кого не достучишься, ответственности за это сети не несут. Но в газету это переносить нельзя и незаконно. Второе, разучились реагировать министерства и ведомства. Диалог не развивался, не было дискуссий, обмена мнениями, отсюда – недопонимание, сползание к экстремизму, к обвинению всех во всём, к желанию воевать всем против всех.
Это – информационный хаос, хаос в общественном сознании. Каждый от власти требует, чего хочет. У общественности нет единых требований: к примеру, снизить налоги или увеличить, раздать деньги всем или не раздавать никому. Мы должны между собой договориться. Я повторюсь: если в общественном сознании нет чёткого представления о том, что должно делать государство, всегда будет разрыв между властью и населением. Я считаю, что эта сфера запущена. Будучи журналистом, я пытался что-то делать – больше, наверно, риторические заметки писал, но всегда взывал к общественному сознанию: нам надо определиться в том, что есть хорошо, а что – плохо. И критиковал государство, и критиковал именно за то, что чиновники не отвечают людям. И сегодня я тоже противник громоздкого, неэффективного, вороватого государства. Я сторонник компактного, высокопрофессионального, работающего чётко по закону, находящего поддержку у населения государственного аппарата.
Считаю, что за этот период, о котором мы говорим, особых изменений – чтобы можно было с открытым забралом говорить: «вот, мы добились успехов», – пока нет. Но сегодня я вижу настрой президента, который даёт нам полный карт-бланш. По крайней мере тренд, который намечен двумя вышеупомянутыми указами, и то, что мы хотим сделать, это обозначено. Насколько это удастся, пока не знаю. Но, главное, мы хотим это делать и будем.
Хочу предупредить всех, от кого зависит эта работа по сближению позиций власти и народа, хотя бы информационному, что с теми, кто будет противодействовать, отношения будут портиться. У меня нет другого выхода. Это очень важные задачи. Пока хвалиться нечем, но постепенно мы изменим ситуацию. Изменим и по внешнему имиджу республики, и по имиджу государственных институтов.
Очень важно, чтобы правоохранительный блок понял эту проблему. Мы не можем на них давить, но они должны понимать, что для них это даже важнее, чем для нас. Они стоят на огневом рубеже, первыми получают пули, и они должны научиться говорить с людьми, находить нужные решения. Нужно переформатировать это непонимание, показать, что полицейские не враги. Сложность в том, что пока они вообще в этом смысле не озадачены – ни при подборе кадров, ни при формировании информационной политики...
- 3 просмотра