[ Найдите 10 отличий ]

На одном из последних судебных заседаний по делу журналистов «ЧК» судья Шарапудин Гаджиев настойчиво спрашивал у офицеров милиции, которые выступали в качестве свидетелей защиты, не оскорбляет ли их сравнение милиционеров с террористами, которое имело место в статьях газеты «Черновик»? Некоторые сотрудники правоохранительных органов ответили, что, безусловно, их не может не оскорблять подобное сравнение. Однако были и такие, кто признавал, что нечистые на руку коллеги подрывают государственный строй не хуже боевиков.

Интересно: после высказывания главы республики станет ли судья Гаджиев снова задавать этот вопрос? Скорее всего, нет: президент расставил все точки над i, приравняв коррупционеров к террористам: «Коррумпированные чиновники, нечестные прокуроры и судьи, недобросовестные милиционеры, по сути, являются пособниками преступников и экстремистов».

Мы решили сравнить деятельность некоторых сотрудников правоохранительных органов с деятельностью членов незаконных вооружённых формирований с целью выяснить, что между ними общего, а в чём различия. Для большей наглядности сравнения была составлена таблица, из которой следует, что методы «работы» и тех и других не сильно разнятся (разве что боевики не используют пытки по отношению к своим жертвам) и цели у этих групп разные.

Коррумпированные силовики не заявляют в открытую о свои целях. Формально призванные защищать права и интересы граждан от посягательств, такие правоохранители сами готовы посягнуть на здоровье и имущество гражданских лиц, чтобы улучшить своё материальное положение.

Из уст работников милиции часто можно услышать фразу: «Не от хорошей ведь жизни мы пришли сюда работать, а оттого, что другой работы нет». Взяв за жизненное кредо этот тезис, сотрудники работают так, чтобы их нехорошая жизнь стала хорошей. Работают, рассчитывая не только на зарплату в 9–12 тысяч: эти деньги не могут сегодня сделать жизнь дагестанца достаточной. Идут в органы для того, чтобы в отсутствие реального производства в республике иметь хоть какой­то доступ к распределению финансовых ресурсов. Вернее, доступ к людям, которые имеют доступ к распределению. Мы не можем утверждать о том, что каждый милиционер, следователь или судья погряз в коррупции, однако масштабы её распространения уже охарактеризовали Дмитрий Медведев («чудовищная») и Магомедсалам Магомедов («ужасающая»).

Что касается цели боевиков, то она заявлена как создание государства, законодательной базой для которого будет шариат.

Почему мы подробно останавливаемся на деятельности правоохранителей, а не боевиков? Предвосхищая упрёки в свой адрес, скажем, что боевики, согласно федеральному законодательству, – преступники. Повторять это, а тем более подкреплять доказательствами – всё равно что называть белое белым. Правоохранители же – служащие, которые содержатся за счёт налогов граждан РФ, поэтому ОБЯЗАНЫ выполнять возложенные на них функции, и каждое их отклонение от законодательных рамок должно обсуждаться и осуждаться.

Кроме того, в своём Послании Магомедсалам Магомедов с сожалением констатировал, что «дагестанское общество так по­настоящему и не осудило терроризм и экстремизм». Во многом это связано не столько с тем, что общество одобряет деятельность боевиков как таковую, сколько с равнодушием по отношению к жизни правоохранителей. Большая часть дагестанцев, не поддерживая цели боевиков (создание исламского государства), считая её недостижимой, не выступают активно не только против неё, но и методов, используемых экстремистами (убийство милиционеров).

Идеологическую борьбу, как подчёркивает президент РД в своём Послании, власть проиграла. В первую очередь, проиграло её МВД, некоторые сотрудники которого, наоборот, усилили протестные настроения в обществе.

Сегодня даже прежние идеологические козыри правоохранителей по отношению к боевикам (например, упрёки в захвате роддомов и школ) устарели в связи с отказом экстремистов от этой практики. Жителей республики уже практически не возмущает ежедневное убийство сотрудников силовых структур. Резонанс вызывают лишь случаи подрывов и обстрелов мирных жителей, такие, как взрыв в московском метро и нападение на связистов в Сергокалинском районе. Ввиду единичности подобных случаев получаем то самое неосуждение экстремизма.

Да и, в связи с последними избиениями девушек­адвокатов омоновцами и следователем (см. 3 стр. «ЧК». – Прим. ред.), а ещё раньше – убийством беременной женщины, у силовиков исчезло моральное право обвинять боевиков в том, чем занимаются они сами.

Более изобретательными и успешными в своей борьбе с идеологическими оппонентами оказались спецслужбы Ингушетии. По некоторым данным, они внедрили в один из джамаатов снайпера (называется имя Тимура Арсельгова), который отстреливал только рядовых милиционеров, не трогая высокопоставленных силовиков. Своей деятельностью он заслужил доверие боевиков и был даже назначен амиром одной из групп. Именно благодаря Арсельгову удалось пленить одного из лидеров «Имарата Кавказ» – амира Магаса. После разоблачения боевики убили Арсельгова. По данным того же источника, Арсельгова помог разоблачить сотрудник республиканских спецслужб, имевший информацию о том, что одной из целей агента был отстрел различных политических и религиозных деятелей с целью стравливания населения Ингушетии.

 

 

Один из феноменов дагестанского общества – отсутствие нелегальной организованной преступности. Реорганизацией системы УБОПов в Центры по противодействию экстремизму власти РФ фактически признали отсутствие для себя проблемы организованной преступности. В большей степени это связано с тем, что организованные криминальные группировки ещё на заре девяностых начали интеграцию во власть. А затем властные структуры (те же самые УБОПы), фактически подавили деятельность преступных группировок и заняли их нишу в крышевании легального и нелегального бизнеса. И если в регионах России ещё сохранились институты воров в законе и преступных группировок, то и они находятся под патронажем силовых структур, руководители которых, не желая светиться, через них собирают мзду с предпринимателей.

В Дагестане нелегальных преступных группировок (сейчас не имеем в виду отряды экстремистов) как таковых не было. Каждая группа, занимавшаяся криминалом (будь то принудительное выселение русских из нынешней Санта­Барбары или захват территорий заводов), была завязана на определённом политике (чиновнике, государственном деятеле, национальном лидере), под прикрытием которого и действовала. Таким образом, в республиканской власти до сегодняшнего дня сформировались и действуют кластеры оргпреступности, не оставившие пространства для криминальных группировок в их классическом виде.

Пальму первенства среди легитимных преступных группировок держали ОПГ, состоящие из сотрудников правоохранительных структур, в силу того, что именно они были наделены законом широкими полномочиями принуждения, а также имели право носить оружие.

Методы, которые использовали в своей деятельности члены таких легальных ОПГ, мало чем отличались от методов их нелегальных коллег: унижение человеческого достоинства путём сажания на бутылку – самый популярный из них. По сей день у них сохранилась практика пыток своих жертв электричеством. Случалось, правда, что и сами «пытатели» наступали на собственные грабли: широкое распространение получила видеозапись, на которой люди из окружения одного из ныне покойных глав районов избивают просящего пощады сотрудника управления, специализирующегося на борьбе с экстремизмом. Впоследствии этого уже бывшего сотрудника убили члены НВФ.

Показателен выбивающийся из общего ряда случай с каспийскими вымогателями (см. № 24 «ЧК»), которые, не являясь ни сотрудниками силовых структур, ни членами джамаата, вымогали у бизнесменов деньги, используя опыт «шестовиков» (сажали на бутылку, снимали это на видео и шантажировали).

Однако не всегда погоны вымогателя вселяют в жертву страх перед ним. Вспомним случай инспектора махачкалинского ППСМ­2 Абсалама Алиева, который получил восемь лет лишения свободы за то, что вымогал у владельца одного из банкетных залов 500 тысяч рублей, действуя при этом якобы от имени «лесных».

Парадоксален следующий факт: безнаказанные силовые действия со стороны сотрудников правоохранительных органов повышают привлекательность службы в этих структурах в связи со стремлением желающих попасть туда и оставаться безнаказанными за содеянное.

Ещё один парадокс: судья (следователь, прокурор, участковый), который за взятку отпускает преступника или своим решением отнимает имущество у одного человека и передаёт его другому, вполне может быть примерным семьянином, хорошим другом, заботливым родственником. Друзья и близкие всегда будут характеризовать его с хорошей стороны, ведь им он не сделал ничего плохого, а кому­то, наоборот, даже помог узаконить пристройку, отмазал чьего­нибудь сына от армии – золото, а не человек. Все эти братья­родственники не знают о буднях такого судьи, прокурора, следователя, в ходе которых он зачастую ломает чьи­то судьбы. Именно такое близкое окружение «пособников террористов» зачастую обвиняет наше издание в необъективности по отношению к ним.

В своей преступной деятельности «пособники» экстремистов в погонах не испытывают никаких материальных или моральных ограничений. Единственное, что их может остановить, – это страх быть убитыми, хотя и он порою меркнет перед перспективой урвать очередную сотню тысяч долларов.

Примечателен в этом плане случай со ставшей уже легендарной каспийской аптекой № 11, в которой в открытую, без рецепта продавался наркоманам трамал. Правоохранители не смогли повлиять на эту ситуацию, так как фактическим владельцем аптеки был сотрудник прокуратуры. И только угрозы со стороны боевиков заставили продавца трамала прекратить свою деятельность.

 

6 июля Дмитрий Медведев провёл совещание, посвящённое разработке новой редакции закона «О милиции», который «должен определить правовой статус нашей милиции, соответствующий современной жизни». «Мы должны законодательно установить, что одним из определяющих критериев в системе оценки эффективности работы милиции должна стать общественная оценка её труда. Милиция – это структура, которая действительно самым тесным образом взаимодействует с нашим гражданским обществом, в большей степени, чем другие правоохранительные структуры, спецслужбы, прокуратура и суд. И поэтому милиции следует регулярно информировать о своей деятельности средства массовой информации, общественные организации, причём делать это не формально, как это подчас происходит, а по существу», – сказал президент РФ. Кроме того, глава государства предложил периодически проверять грамотность сотрудников ВД. Не стоит сомневаться, что эти и другие проверки успешно выдержат работники дагестанской милиции и, может быть, по результатам даже превзойдут своих коллег из других регионов так же, как сегодняшние дагестанские выпускники отличаются своими высокими результатами по ЕГЭ от российских сверстников.

Пройдёт ли реформа МВД мимо Дагестана – покажет время. Однако сегодня её затягивание уже приводит к тому, что тяжёлое, железо­чугунно­бетонноенаследие Адильгерея Магомедтагирова, с которым мало кто из преемников справился бы, заставляют руководство МВД РФ делать оргвыводы в отношении уже действующего министра.