Для некоторых дагестанских борцов должность в органах государственной или муниципальной власти – это логическое завершение спортивной карьеры. О них никто не будет помнить как о налоговых инспекторах, депутатах или аудиторах, народ помнит их исключительно как знаменитых спортсменов. Для Сагида Муртазалиева должность главы Кизлярского района – это не венец спортивной, а начало политической карьеры. Правда, в политике в отличие от борьбы нет весовых категорий и чётко расписанных правил.
– Вы возглавляете район более полутора лет. Как вы чувствуете себя в роли хозяйственника?
– Я чувствую себя неплохо. Но самому себе давать оценку считаю некрасивым. Не скажу, что я сам доволен, потому что всегда жду большего результата, хочу, чтобы работа двигалась быстрее.
– Год назад в интервью нашей газете вы говорили, что дотационность района составляет более 90 процентов и о снижении этого показателя можно будет говорить только в следующем году. Этот «следующий» год уже подходит к концу. Что-нибудь изменилось?
– За этот год мы собрали много налогов. Как пример – земли, которые были розданы в частные руки или каким-то предприятиям и не были нигде зарегистрированы. Сегодня в этом направлении мы проводим работу. Мы обязали всех этих людей вносить аренду и налоги. Но… Это всё равно не то, что я говорил, и не то, что я хотел. До конца года ещё есть время, и, думаю, изменения ещё произойдут. В первую очередь благодаря моим друзьям, которые мне помогают в восстановлении района. Это Сулейман Керимов, Ризван Курбанов, Омар Муртазалиев, Магомед Гаджиев, Сайгидгусейн Магомедов. Тот же Сулейман Керимов «прописан» как налогоплательщик в Дербенте, и это огромная помощь для республики. Если такие люди «пропишутся» у нас в районе…
– Уже кто-то прописался?
– Пока нет, но, думаю, до конца года уже кое-кто будет зарегистрирован.
– А как у вас сейчас складываются отношения с Гитиномагомедом Гаджимагомедовым?
– У меня всегда были с ним хорошие отношения, мы близко дружим с его племянником. Таких тесных контактов, каких хотелось бы, по работе нет, но полное понимание между нами есть. Есть предложения от него, есть предложения от меня. Надеюсь, в отличие от прежнего руководителя Россельхозбанка у нас будут положительные сдвиги в работе.
– Вы говорите о помощи своих друзей, но ведь помощь бывает разной: это могут быть инвестиции в район или разовая спонсорская помощь. Какую помощь ждёте вы?
– Я ведь уже привёл в пример Сулеймана Керимова и Дербент… Тот же Омар Муртазалиев перечисляет каждый месяц миллион рублей в фонд имени Сагида Муртазалиева, из которого мы тратим деньги на то, на что не имеем право тратить из бюджета.
– Например…
– Например, пенсионерка просит деньги на операцию…
– Это спонсорская помощь, которая решает социальные проблемы, а нас больше интересует то, что могло бы воспроизводить средства для района.
– Мы рассчитываем, что собственных доходов у района будет около трёх миллиардов рублей. Это к следующему году. За счёт этого у меня будут развязаны руки относительно газификации, дорог, водоснабжения. То есть всего того, что я обещал населению во время выборов. Для меня это самое главное.
– Вас, наверно, уже можно назвать муниципальным менеджером. Вы можете дать профессиональную оценку своим коллегам, например, главе администрации Махачкалы?
– Не мне судить, как работают другие главы, это, во-первых. Если говорить о главе Махачкалы, то на этот счёт существует много разных мнений – как хороших, так и плохих. В чём-то я согласен, в чём-то – нет. Так же как и он, наверно. Самое главное – в человеке должна быть черта: то, что он говорит, он должен делать. Этой чертой Саид Джапарович обладает, в отличие от некоторых глав и некоторых руководителей. Правда, мы давно с ним не контактировали, хотя отношения у нас неплохие. Если говорить о его работе, то город большой, и не везде всё и сразу можно сделать. Оценивать мэра в первую очередь должны жители города. А я в Махачкале бываю редко, была бы возможность – вообще бы туда не ездил.
Есть много проблем в столице, которые нужно решать. Я думаю, что один Саид Джапарович не в состоянии их решить. 60 процентов всей жизни республики происходит в Махачкале. Нагрузка на город огромная. Поэтому требовать чего-то с меня или с него невозможно. Что возможно, делается.
– Может быть, тогда стоит разгрузить Махачкалу за счёт других городов или районов?
– Разгрузить в каком плане?
– В плане бизнеса, каких-то предприятий, административных функций.
– А почему бы и нет. Вы знаете, всё зависит от человека. Сегодня можно многих инвесторов привлечь в республику, создать им хорошие условия, дать гарантии, что их бизнес не будут ущемлять, душить, нахально забирать. Какая разница тому же бизнесмену, в Москве зарегистрировано его предприятие или в Махачкале. Нужно уметь разговаривать с людьми. Ко мне в район идут же. Я за себя и за свои структуры гарантировать могу. Я буду помогать такому человеку.
– Становиться на налоговый учёт – это одно, а вести какое-то дело в районе, инвестировать – другое, это говорит о доверии к району и к его руководству. Уже сейчас есть какие-либо инвест-проекты?
– Конечно. Например, директор кизилюртовского завода «Дагэлектроавтомат» вложил в район более двухсот миллионов рублей. Построил овощехранилище по евростандартам, создал рабочие места. Разбил прекрасный плодовый сад, который можно ставить в пример. Скоро в районе начнётся строительство молокозавода с современным оборудованием.
– А кто инвестор этого проекта?
– Скажем так: это тоже благодаря Сулейману Керимову, люди из его окружения. Есть такая «Корпорация развития Дагестана». Нужно просто уметь убедительно объяснять людям выгоду таких вложений. Людям, для которых деньги не имеют значения, а имя значит многое.
– Вот будет у района три миллиарда доходов. На что будете их тратить?
– Основное – это газ, вода, дороги и очистка каналов. Будем строить жилые дома, Дворец спорта.
– Вы работаете над программой развития района?
– Есть наброски, она скоро будет готова. Главное – средства! Если нет средств, зачем создавать программу?
– Достаточно ли вам того финансирования, которое осуществляет республика? В республиканском бюджете есть какие-либо предвзятости к Кизлярскому району?
– У любого главы всегда будут претензии в этом вопросе. Сколько денег ни давай – всё мало. Потому что проблем очень много. Говоря о Кизлярском районе, могу сказать, что некоторые политики, которые время от времени говорят о том, что нужно помогать русскому населению, ничего для этого населения не делают. Нам приходится бороться за каждую цифру в бюджете. Даже пяти миллиардов сегодня для района будет мало. Приведу пример с той же газификацией: на те средства, которые выделяет сегодня республика, нужно 100–150 лет, чтобы завершить работы в этой отрасли. И даже здесь умудряются урезать. Но я разговаривал с Муху Гимбатовичем, и вроде бы он распорядился, чтобы урезанную часть нам вернули.
Есть ещё такой момент: мы понимаем, что организации, которые находятся при правительстве, контролировать легче. Но со мной согласятся, наверно, все главы городов и районов: работы по газификации или водоснабжению должны проводить местные фирмы. Это же работа для наших жителей. Проверяющие из Махачкалы приезжают один-два раза. А мы здесь живём, мы видим. Нам легче это контролировать.
– Видимо, они диктуют условия потому, что муниципалитеты не участвуют в финансировании этих проектов.
– Диктовать здесь не надо! Здесь нужно реально добиваться результатов.
– Аналогичная проблема распределения полномочий была в случае с прикутанными землями: как распределять доходы и кто является администратором. Республика собирает налоги, а у вас возникают проблемы с налогоплательщиками. Как сейчас решается этот вопрос?
– Такие земли и у меня в районе, и в Бабаюртовском районе есть. Но часто их используют нецелесообразно, земли пустуют. У нас есть даже земли сельхозназначения, которые сильно запущены: они заросли сорняками, нет людей, готовых их возрождать, да и средства нужны огромные, чтобы на них можно было что-то выращивать. А есть инвесторы, которые готовы взять эти земли и развивать, что-то строить на них. Но строить, например на землях сельхоз назначения по закону нельзя. Я обращался к руководству республики с вопросом о переводе этих земель в другую категорию, но не нашёл решения. Мы будем максимально развиваться в сельском хозяйстве. Естественно, нам невыгодно переводить плодородную землю в другую категорию, но если земля ничего не приносит, то почему бы на ней не строить?
– Кизлярский район – это район с убывающим населением. А в последнее время все строят дома. Есть ли такая необходимость в социальном жилье в районе?
– Уезжают, потому что нет возможности сегодня построить свой дом. Мы строим многоквартирные дома, в том числе и по ФЦП «Ветхое жильё». Уезжают ещё и на заработки. А как не уезжать, если район газифицирован всего на 36 %. Как здесь жить? Вы бы жили?
– Какие средства необходимы, чтобы газифицировать район?
– Нужно составить проектно-сметную документацию. Но приблизительно нужно около полутора миллиардов рублей.
– А на водоснабжение?
(Задумывается, считая в уме. – Прим. ред.) – Пробурить одну скважину стоит около восьми миллионов рублей. Чтобы обеспечить население водой, нужно где-то 800 миллионов.
– С мелиоративными работами тоже есть проблемы?
– У нас лет по двадцать каналы не чистились. Благодаря руководству республики какие-то работы делаются, но не в тех объёмах, которые нужны району.
Друзья
– У вас есть влиятельные друзья, которых нет, например у глав Бабаюртовского или Тарумовского районов. Кизлярский район может оказаться неким благополучным анклавом на фоне других дотационных районов республики.
– Ну а почему у них нет? Я дружу с главами Бабаюртовского района Адильханом Ганакаевым и Хасавюртовского Алимсолтаном Алхаматовым. И, если где-то я смогу им помочь по-дружески, по-братски, я им помогу.
– Наверно, на традиционный вопрос: «Не видите ли вы себя президентом?», вы традиционно ответите: «Нет, не вижу». Но вопрос будет другой. На юге есть Яралиев, на севере – Муртазалиев. Два человека, которые пришли к власти вопреки воле президента. Что для вас вертикаль власти, если учесть, что глава района не входит в структуру государственной власти?
– Самостоятельным глава будет тогда, когда у района будет доход. Но когда район дотационный, нравится ему или не нравится, он встраивается в эту вертикаль. А из-за своих личных амбиций ставить под удар своё население, свой коллектив – это недальновидно и неправильно. По-поводу того, вижу ли я себя президентом, во-первых, я для этого ещё молод. Это моё мнение, не знаю, может кто-то по-другому считает.
– А Рамзану Кадырову сколько лет?
(Улыбается. – Прим. ред.) – Он младше меня. Он мой близкий человек, я не скрываю. Как брату он мне всегда помогал и помогает. Сегодня, если в регионах Северного Кавказа будут такие руководители, будет порядок.
– Вы считаете, что такой тип лидера подходит Северному Кавказу?
– Кавказ ведь большой. И к каждой республике нужен свой подход. Чечне – свой, Ингушетии – свой. На данный момент у нас есть президент. У руководства страны может быть свой взгляд на то, какой лидер нужен Дагестану. Но я бы не пошёл туда. Там много грязи и работы. Я не завидую человеку, который попадёт на это место. Он обречён работать днём и ночью, если, конечно, он не ставит перед собой корыстные цели. Муху Гимбатович сегодня работает, хотя в то время, когда решался вопрос о первом президенте Дагестана, я поддерживал Сайгидгусейна Магомедова. Опять же повторюсь: если руководство страны примет решение о смене руководителя республики, то, по-моему мнению, более подготовлен занять эту должность Сайгидгусейн Ахмедович, я, как и прежде, поддерживаю его. Конечно, есть много людей, которые хотят и поддерживают другие кандидатуры, и тут нужно не мешать друг другу, а помогать. Но в Дагестане, к сожалению, есть особенность – ставить подножки хорошим людям.
Я сюда не рвался
– Вы говорите о том, что всё решает Центр, но есть пример Ингушетии, к мнению населения которого Москва вынуждена была прислушаться. Нам не свойственно подчиняться одному лидеру в силу своей многонациональности, нам нужен парламентаризм. Имам Яралиев в своём интервью удивлялся, что в такой республике, как Дагестан, такой ничего не значащий парламент. Экстремизм, может быть, и есть демонстрация того, что не учитывается мнение людей.
– Если вы помните, когда я был в опале у Магомедали Магомедовича, я кем только ни был: и «террористом», и «ваххабистом», и «экстремистом». Тогда меня как только Москве ни преподносили. Мы ведь сами создаём этих экстремистов и террористов. Не побоюсь этого сказать в любом месте. Сами! Человеку свойственно совершать какие-то ошибки, но зачем его за это загонять в угол? Он ведь возьмёт автомат и уйдёт в лес доказывать оттуда свою правоту. С ними со всеми можно разговаривать. У нас у каждой национальности есть свой лидер, который может с ними говорить. Но сегодня наш народ не готов к настоящему парламентаризму. Как сказал один человек, народ имеет такое правительство, какое он заслуживает.
Я считаю, что в любом деле нужно доказывать свою правоту за столом. У нас в республике каждый второй – имам, и он никогда не будет мюридом кого-то. Мюридом он может стать только за уважение. Если я буду видеть уважение ко мне, буду видеть, что меня ценят, – я готов быть мюридом любого. Но если я вижу, что человек меня недолюбливает, я никогда ему не буду ни подчиняться, ни мюридом, ни другом. Меня убить легче. У нас в Дагестане менталитет такой.
– Наверно, ещё от борьбы у вас умение просчитывать ходы оппонента… Это к тому, что своими ответами вы предвосхитили некоторые наши вопросы. Сегодняшняя политическая элита и образно, и буквально умирает. На смену приходят молодые политики. На ваш взгляд, какая новая политическая элита сейчас растёт и востребована ли она в обществе?
– У нас в Дагестане много молодых перспективных ребят, которые уже сегодня по многим позициям лучше тех, кто сидит в министерствах и ведомствах. Но у них нет средств, нет толкачей… Я считаю ошибочной национальную политику назначения на должности. (Имеется в виду национальное квотирование должностей на госслужбе. – Прим. ред.) В первую очередь, должен учитываться профессионализм. Сегодня многие руководители не хотят омолаживать кадры. Почему? Завтра Москва отправит в отставку всё руководство республики, а кем его заменить? Нет молодёжи, которой уже сегодня доверяют ответственные участки работы. А значит, и проверенной смены нет. Сложился какой-то возрастной ценз для руководителей.
– Получается: либо ты чиновник, который прогибается и сидит на своём месте, либо ты Сагид Муртазалиев, у которого острые клыки, и тогда ты сам пробиваешься наверх.
– Насчёт себя так скажу: я сюда вообще не рвался. Я понимал, насколько велика ответственность.
– Легче быть депутатом?
– Конечно. Депутат ничего не делает, он не вникает в суть проблемы, не читает бумаги. Это несравнимо. Но когда джамаат (в смысле «народ», «общественность». – Прим. ред.) собрался и попросил меня пойти главой, я согласился. Мне поставили условия, что я должен идти до конца, несмотря ни на какое давление. Тогда и люди готовы были идти за мной хоть на смерть.
– Народное Собрание, которое сейчас есть, – это полумертворождённый орган. Как вы думаете, кто сидел бы в дагестанском парламенте, если бы президент не контролировал выборы?
– У нас, как в халифате, все кланяются. Вы сами привели пример: только два руководителя района избрались вопреки воле президента. Это может быть нехорошо, но тем не менее я вопреки воле президента сюда не шёл. У нас с ним был разговор. Но потом, видимо, что-то изменилось. Но я же не собака: там стой, сюда иди. Я хочу, чтобы со мной считались. И такому человеку я готов вдвойне помочь. Но если нет взаимности, я готов отвечать точно так же, никого не стесняясь и не боясь.
Вот, например, Будун Будунов. Ну почему бы ему не стать главой Кизилюртовского района? По каким параметрам он не устраивал?
– То есть, если будет свободное волеизъявление, свободная регистрация, будут выигрывать будуны будуновы?
– Если сегодня в Кизилюртовском районе устроить свободные выборы, то Будун наберёт 80 % голосов. Он умеет располагать к себе людей и привлекать таких личностей, которые нужны району.
– Кстати, у вас есть версии о мотивах покушения на него?
– Это может быть с работой связано, с футболом. В любом случае, в Дагестане сложно что-то скрыть. Там, где два человека, всегда всё узнаётся.
– Расскажите о человеке, который вместе с вами и Будуном Будуновым на фотографии (в кабинете Муртазалиева. – Прим. ред.).
– Это Ризван Курбанов, бывший природоохранный прокурор, мой друг и учитель в жизни и в политике.
Кого он хотел напугать?
– Давайте поговорим о степени вашего влияния в корпорациях естественных монополий – «Дагестанрегионгаз», «Даг-энерго»… Ведь эти компании – ключи к неформальному лидерству.
– Вот прошла информация о том, что в эту ситуацию с Дагэнерго вмешался Рамзан Кадыров (см. «ЧК» № 45 от 7.11.2008 г. – Прим. ред.). Ну представьте на секунду: если Рамзан захочет вмешаться в эту ситуацию, там не только Амира (Амир Амиров, заместитель директора МРСК СК. – Прим. ред.) и его зятя, там никого не будет. Вы знаете об отношениях Кадырова и, скажем так, центральной власти. Да и вообще, это не уровень для Рамзана Ахматовича – вмешиваться в эту ситуацию. Я считаю, что порядок нужно не только в энергетической системе наводить, но и везде. Я не собираюсь вмешиваться в энергетику. Но… У меня есть друзья везде. Если я с кем-то без основания враждую, я готов извиниться. Но если тебя посадили за стол переговоров, нужно так разговаривать и делать такие поступки, чтобы не ходить потом с опущенной головой. У меня принцип жизни такой. Амир должен искать причины в себе, а не во мне. С ним-то у нас нормальные отношения. У меня было несколько просьб к нему, он не решил тот вопрос, который для него был незначительным, начал необоснованно ущемлять человека. Человека, который по всем показателям не хуже, чем его зять. В любом случае все вопросы эти решает не Рамзан или Сагид, а Магомед Каитов. Я не знаю, кого он (Амир Амиров. – Прим. ред.) хотел напугать, против кого он людей собирал. Девяностые годы уже прошли, чтобы доказывать что-то с оружием. Неужели вы думаете, что если бы Магомед Каитов, к примеру, дал мне приказ работать там, то меня мог бы остановить этот народ с оружием?! Ну хорошо, нагнал он туда людей, а где он был, когда нужно было решать проблемы этих же людей? Когда плохо стало, вспомнил о них. Это ещё одна особенность Дагестана: когда кому-то плохо, он начинает вспоминать народ, идею, нацию… для чего? Да ты их найди тогда, когда им помочь нужно.
– Вы говорите, что Алхаматов – ваш друг. В то же время есть близкий Алхаматову человек – Абидин Карчигаев, возглавлявший долгое время дагестанскую границу. Насколько нам известно, он по факту перестал руководить границей из Кизляра, переехав в Хасавюрт, и это совпало по времени с вашим приходом на пост главы района.
– Почему перестал? Он возглавляет её. Он часто бывает в Кизлярском районе. Я не могу дать ему профессиональную оценку, вижу, вы не просто так спрашиваете. Но скажу так: как с человеком, я с ним знаком. Если ко мне человек хорошо относится, нужно отвечать ему взаимностью. Абидин, я или Алик (Алимсолтан Алхаматов. – Прим. ред.) тоже, может быть, кого-то не устраиваем. Ваша ведь газета тоже не всем нравится.
Уметь контактировать
– Помните режим КТО в Хасавюрте, когда силовики обыскивали дома сотрудников милиции, муниципальных и федеральных служащих? Это ведь опасный прецедент.
– Это ни к чему хорошему не приведёт. Сегодня – у них, завтра – у нас. Мы сами себя ведь делаем, как вы говорите, прогибающимися и кланяющимися. За свою правду я буду стоять, чего бы мне это ни стоило. А почему там люди (те, у кого в домах проводили обыски. – Прим. ред.) молчат? Значит знают, что им могут предъявить претензии.
– Кизлярский район очень тихий в плане экстремизма…
– Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.
– …это результат какой-то профилактической работы?
– Знаете, я никогда не скрывал, что у меня друзья везде и их много.
– Это считать ответом на вопрос?
– Да. Просто нужно уметь контактировать с людьми. Контактировать ведь не значит помогать или поддерживать. Да пусть все контактируют, если это поможет. Кто бы ни был президентом республики, Центр будет ставить перед ним решение этого вопроса (экстремизма. – Прим. ред.).
– То есть Центр право выбора методов оставляет за главой республики?
– Ну не связанного же человека ставят управлять субъектом. А если ты связан, то зачем туда пришёл? Нужно внутри Дагестана искать руководителей: прокурора, судью, тех, кто знает наш менталитет. Зачем искать на стороне, чтобы о дагестанцах непонятно что писали и докладывали? Они ведь в глазах Москвы из нас таких зверей делают.
– А Рамзан Ахматович каким образом решил проблему экстремизма?
– Посчитайте, сколько амнистированных там и у нас. Все те, кто сегодня работает в его структурах, – это бывшие боевики…
– Получается, они «цивильно» захватили власть?
– Нет. Была объявлена амнистия президентом страны. Они разоружились и вернулись к нормальной жизни. А у нас объявили амнистию, люди вышли – и их обратно загоняют. Чтобы они не ушли, им ведь нужно дать возможность для работы. А так получается: амнистировали и сиди дома!
– В Чечне диалог с боевиками стали вести после того, как произошла война. У нас что, война должна произойти?
– Не дай Аллах! Если война будет в Дагестане, Кавказу мало не покажется. Если есть малейшая возможность для диалога, то его нужно вести. Сегодня сколько милиционеров убивают. Это же нужно прекращать. Говорят: бандиты… Но если так взять, то во власти кто сидит? Нужно ведь рано или поздно сесть за стол переговоров. Выяснить, чего добиваются стороны. Войны? Можно в пример Чечню привести. Что они получили от войны? Только убитых с той и другой стороны. Главное в Дагестане – это мир. Мы не должны быть глупцами, мы должны понимать, что нам сегодня нужно. Всех денег мы не заработаем и всего с собой (на тот свет. – Прим. ред.) не заберём. Можно сколько угодно штурмовать и сравнивать с землёй дома. Но в этом деле (борьба с терроризмом. – Прим. ред.) нужно в первую очередь всё взвесить с холодной головой.
Номер газеты
- 108 просмотров