Вчера я шла по улице и всматривалась в прохожих. Внезапно меня посетила мысль, которая, возможно, станет ответом на вопрос многих недоумевающих неевропейцев: почему толерантная Европа так не толерантна к хиджабу? Почему столько дискуссий на политическом уровне (!) из-за куска материала на голове? Почему столько упрёков в адрес тех, кто по праву считается слабым полом? Почему акцент делается именно на платке?
Казалось бы, это обыкновенная одежда женщин, которая издревле входила в её полный образ, причём не только в исламской культуре, но когда-то и в христианстве. На самом деле хиджаб – это символ менталитета народа. Он говорит о национальном характере или о культурной ментальности тех женщин, которые сделали его частью своего внешнего вида. То есть хиджаб – не только атрибут одежды, какой-то поверхностный реквизит, но и знак того, кем себя женщина ощущает изнутри. По крайней мере в идеале должно быть соответствие между внешним и внутренним.
Неженские лики
на улицах Европы
Идя по улице, я видела женщин, сидящих в развязных позах в кафе, в брюках, нога небрежно перекинута на ногу, как обычно сидят мужчины, между пальцами сигарета – символ «самостоятельности», коротко стриженый растрёпанный волос и выражение лица, явно говорящее «ты меня спроси, я тебе на всё отвечу».
Навстречу идут престарелые пары, мужчины ёжатся в воротниках, но не потому что холодно, а потому что рядом идёт так называемая супруга или просто не обязывающая на полноценную семью «спутница жизни», которая абсолютно не ёжится, а даже ведёт себя весьма уверенно. Я бы сказала суверенно. На лице то же выражение, что и у женщин в кафе чуть помоложе – перефразируя, недоброе, какое обычно не сопоставляется с образом женщины.
В электричке сидят, по всей видимости, коллеги по работе. Он – взрослый, грузный, серьёзный. Она – маленькая, седая, сухая, ужасно разговорчивая. Ему явно неудобно находиться в её компании. Она давит. Своими разговорами, своей напористостью. Он прижимается к стеклу, краснеет от неловкости. Её лицо говорит о том, что она властная, навязчивая и от своих привычек отказываться не собирается.
Молодых девочек по сравнению с буквально давящим количеством дам после 60, кажется, почти нет – налицо демографическая пирамида, вставшая в Северной Европе «на голову». Но и эти девочки всем своим поведением показывают, кем они себя ощущают.
Одна случайная «неосторожность» со стороны мужчин (сверстника, доцента университета, отца) – шутливое, ненавязчивое напоминание о 99-й доли своих, ушедших в далёкое прошлое, прав, и эти девочки превращаются в кровожадных борцов (не знаю форму женского рода… или её по определению быть не может?) за феминизм.
Причём таких навязчивых и бессодержательных в своей аргументации, словно феминизм – это идефикс, своего рода навязчивая идея, какими являются, к примеру, уже миллиарды раз использованные и потому извращённые понятия «свободы» и «демократии». Некоторого рода симулякр – неудачная копия уже давно утерянного оригинала. Как многие уже догадались, сверстнику, доценту и отцу приходится в итоге извиниться.
По биологическим признакам эти люди числятся женщинами, а вот по психологическим, социальным, то есть по всей совокупности гендерных критериев, им сложно приписать пол. Они стремятся имитировать мужчин в своём поведении, потому что считается, что мужчины несправедливо заняли мягкое кресло на возвышенности.
То есть положение мужчины – предел мечтаний и проект жизни. Они хотят быть независимыми, самодостаточными, бросить «спутника отрезка жизни», потому что тот «банально надоел», не потому что влюбилась в другого (таким людям вообще трудно влюбиться, по моему мнению). Они отказываются от всего исконно женского – искренне улыбаться, ухаживать, давать жизнь детям. Но в своей попытке походить на мужчин они ими не становятся. Даже те, которые меняют пол хирургическим путём, не поменяют его по всем критериям на сто процентов, они будут половинчатыми. Ни тем, ни другим. Чем-то средним, старающимся походить на кого-то.
Истоки в мифах
Властность, «мужской» характер (или попытка его примерить на себя) входят с давних времён в каталог качеств нордических женщин. Вся мифология Северной Европы – скандинавской и германской – пронизана образами влиятельных, деспотичных, нередко кровожадных женщин, так называемых дев-воительниц.
Примерами могут послужить женские образы из «Песни о Нибелунгах»: Брунгильду – строптивую и могучую – должен победить в воинском состязании (!) бургундский король Гунтер. Для чего? Чтобы снискать её расположение и жениться на ней!
Девушка с ещё более романтическим именем Кримхильда, супруга юного воина Зигфрида, не смирившись со смертью мужа, мстит. И эта месть оборачивается морем крови, тысячами трупов и гибелью всего королевства. Рыцарский роман Средних веков также воспевает образ женщины. Не молодой целомудренной девушки, а именно женщины – замужней, сильной, играющей с тем, кто ею восхищается, предающей своего «официального» мужа.
Несметное количество персонажей из литературы перевоплощаются в реальных людей с реальной психологией и реальными амбициями. Влияние женщин в истории Европы колоссально. Мифологические образы перекликаются с реально существующими женой Геббельса Магдой – женским идеалом Третьего Рейха, Меркель, строгой консервативной правительницей без детей и с супругом-химиком, неловко прилагающимся к жене на общественных приёмах.
Думаю, не будет преувеличением сказать, что в Северной Европе сложился некоторого рода матриархат. Это не однозначный матриархат, потому как в наблюдаемой форме сосуществования людей в Северной Европе (в частности в Германии) женщина самостоятельно снимает с себя функцию материнства («mater» от лат. мать).
Это даже не стремление к равноправию, которое провозглашает феминизм. Скорее, это попытка поменяться ролями, с тем чтобы угнетать, унижать и через это самоутверждаться. Должно быть, северных мужчин такое положение вещей не смущает. Однако одно остаётся ясным: женщина в Европе сама себя уничтожает.
Кому мешает платок?
Из всего выше сказанного становится очевидным, почему хиджаб – одежда женственная – так нелюбим западным обществом. Хиджаб создаёт рамки для женщины, он напоминает ей о её роли, о её функциях в положительном смысле этих слов. Рамки – не гнёт, не ущемление свободы. Рамки – это то, что помогает человеку обрести свою целостность.
В погоне за свободами, нередко абсолютно не осмысленными, эфемерными, человек теряет своё Я. Он рассыпается на тысячи фрагментов, лишь бы действовать вопреки, не конструктивно. Свободы он не обретает. В лучшем случае – понимает, что свобода – понятие расплывчатое. В разные эпохи для людей разных культур свобода означает совершенно отличающиеся друг от друга состояния. Очень важно, стремясь за свободой, не превратиться в раба этой гонки и не утратить её полностью.
Для женщины северных обществ, о которой говорилось выше, представляется немыслимым оставить свой образ, созданный языческой мифологией, и на короткое время примерить образ, созданным христианской идеологией.
Менталитет властолюбивой женщины-воительницы подавлялся несколько раз на непродолжительное время – главным образом требованиями католической Церкви и позже – религиозным возрождением в период Реформации. Но прототип нордической женщины оказался настолько жизнестойким, что каждый раз попытки его усмирить терпели поражение. Добродетельная женщина – хранительница очага – вновь и вновь вырождалась в фатальную женщину-правительницу, демонстрирующую традиционно мужские качества.
Кто таких амбиций не разделяет, будет затоптан и самой властной женщиной, и тем мужчиной, который молча проглотил эту концепцию полов. Всё это наглядно подтверждается желанием сорвать платки с мигранток-мусульманок, явно не вписывающихся в мировоззрение Брунгильд и Кримхильд. В полуматриархальном, полуфеминистском обществе женщина, вживившая в мужчину идею своего властного характера, будет всеми средствами защищать свой образ, чтобы мужчине не захотелось вновь увидеть в ней покорную дочь, добрую жену, заботливую мать. ]§[
- 19 просмотров