[ Бес труда... ...или кто и как вытаскивает свою рыбку из пруда ]

Вопреки шлейфу безработицы, тянущемуся за регионом, недавно в Дагестане появился один из самых высокооплачиваемых наёмных работников в мире. Речь, как вы, наверное, понимаете, о бразильском футболисте Роберто Карлосе, подписавшем трудовое соглашение с махачкалинским ФК «Анжи». Точный размер заработной платы Карлоса не разглашается, но бразильская пресса называет сумму в 4 млн евро в год (что соответствует 160 млн рублей в год, или 13,3 млн рублей в месяц, без учёта налогов). В то же время в Махачкале живёт и работает школьная учительница Патимат Магомедовна, месячная зарплата которой 7 – 10 тысяч рублей, или 3 тысячи евро в год, – в 1333 раза меньше, чем у футболиста.

Мы, конечно, не ставим в упрёк легендарному спортсмену размер его кровно заработанных; в конце концов иной читатель может возмутиться: мол, Патимат Магомедовна не выигрывала чемпионат мира по футболу или Лигу чемпионов, чтобы зарабатывать, как Роберто. Но ведь в России, и даже в Дагестане, есть масса футболистов, не выигрывавших не только международных турниров, но даже чемпионата России, а получающих в сто раз больше Патимат Магомедовны или её коллег по всей стране. Чем не стимул для родителей, чтобы отдать своего ребёнка не в университет, а в футбольную школу?

В Европе зарплаты футболистов связаны с дивидендами, которые они могут принести клубу в виде призовых от победы в крупных турнирах, повышения интереса к телетрансляциям матчей с участием команды, продаже атрибутики клуба с именем игрока. В России ничего этого нет. Однако, перекупая иностранных футболистов у европейских клубов (как правило, на бюджетные или углеводородные деньги), отечественные ФК устанавливают им зарплату не меньшую, а то и большую, чем в Европе (иначе зачем вообще футболисту ехать в Россию?), что автоматически провоцирует рост оклада других спортсменов, играющих вместе с иностранцем и испытывающих те же нагрузки. Ещё один, чисто российский, способ увеличить гонорары отечественных футболистов – ввод лимита на легионеров, когда одновременно на поле не могут находиться более шести игроков одной команды без российского паспорта. Таким образом, трансферная цена и соответственно зарплаты хороших отечественных футболистов резко подскочили.

Но не все футболисты катаются в зарплатах, как олигархи в Куршевеле. Например, игроки молодёжных составов команд, проделывающие фактически ту же работу, что и футболисты первой команды, получают зарплаты, сопоставимые с окладом той самой учительницы Патимат Магомедовны.

Что ещё раз доказывает, что в России, и в частности в Дагестане, труд не соответствует его оплате.

Для чего мы привели эти футбольные примеры в неспортивной рубрике? Для того, чтобы читателю было понятно, как в последнее время в России дискредитировалось понятие «труда». Проблема эта хоть и экономическая, но причины её кроются в идеологии.

 

…и уксус сладкий

 

Чтобы яснее осознать проблему, опишем ещё парочку трудовых пустышек, понятных дагестанцу.

Сегодня всё, что связано с дагестанской свадьбой, способно принести немалые деньги. Возьмём певцов: ставки некоторых из них доходят до 30 – 40 тысяч рублей за условный час работы. Причём часть своих песен они исполняют под фонограмму, поэтому фактически люди платят лишь за присутствие мега-­суперзвезды дагэстрады на своём торжестве: пришёл в костюме с блёстками на свадьбу, побыл там час, пофоткался на телефон с гостями – получил тысячу евро. А Патимат Магомедовне нужно работать 4 месяца (!!!), чтобы заработать столько же.

Ещё один свадебный генерал – музыкант-­инструментальщик – за два-три торжества может заработать больше, чем он получает или получал бы, работая весь месяц в ансамбле национального танца.

Все эти люди берут деньги не за труд, а за тщеславие своих временных работодателей.

Парадоксально, но, отдавая 30 тысяч за час какой-нибудь певичке на свадьбе, эти же люди возмущаются, когда акушеры в роддоме с зарплатой 10 тысяч рублей в месяц невнимательно относятся к роженице. Считается лишней тратой денег стимулирование акушерки какими­-нибудь 2 – 3 тысячами. И именно такие люди не хотят укладывать будущую маму в платный роддом, хотя всё пребывание в нём будет стоить меньше часа работы звезды на свадьбе.

Менталитет дагестанца, да и россиянина, таков, что мы привыкли к халяве. И рассуждаем примерно так: люди, зарплата которых позволяет им едва сводить концы с концами, должны учить и лечить нас бесплатно, так почему мы должны платить, хоть и за качественное, лечение или учёбу? А петь на свадьбе у нас на халяву никто не будет, поэтому нужно раскошеливаться.

Как следствие – немотивированные достойной заработной платой врачи и учителя непременно будут понижать качество своего труда и работать ровно настолько, насколько сами оценивают свой труд. А потом проблемы ухудшения качества образования и здравоохранения становятся предметом обсуждения на правительственных совещаниях.

Итак, одна сторона вопроса выражается в том, что потребитель не соотносит соразмерность труда оплате.

 

Другая сторона…

 

…в том, что дагестанцы в определённой степени не приспособлены к труду. Перефразируя поговорку «Труд сделал из обезьяны человека», скажем, что в Дагестане труд сделал из человека обезьяну. В том смысле, что, выбирая сферу трудовой деятельности, человек не придумывает оригинальный вид востребованной в Дагестане работы, не проводит исследование рынка труда, а обезьянничает, копируя успешный труд другого человека. Открыл один аптеку – через некоторое время аптеками усыпаны полгорода; запустил кто-то оригинальное кафе, пользующееся популярностью у горожан, – получи через пару месяцев ещё несколько точек-конкурентов с украденной у тебя концепцией. Отсюда перенасыщенность Махачкалы маршрутками, DVD­прокатами, салонами сотовой связи, парикмахерскими, шаурмами, детскими кафе, кальянными, игротеками, банкетными залами, адвокатами, милиционерами, чиновниками, депутатами и теми же певцами.

В это же самое время существует дефицит кадров по специальностям, которые в силу того же дагестанского менталитета считаются непрестижными. Кто из современных родителей захочет, чтобы сын стал сантехником, укладчиком плитки, сварщиком или каменщиком? Пусть лучше будет водителем, но в каком-нибудь министерстве.

В Дагестане нехватка специалистов в рабочих специальностях привела к скачку цен на их работу и появлению альтернативной, более дешёвой рабочей силы в виде мигрантов (вьетнамцев, азербайджанцев, узбеков).

Всё это способствовало тому, что труд дагестанцев стал примитивным. И даже с этой примитивностью труда мы не можем конкурировать не только на мировом рынке (как это успешно получилось у китайцев), но и на внутрироссийском, и даже в пределах СКФО.

Дагестанцы ведь выше того, чтобы заниматься чёрным трудом: мы же, мол, республика интеллектуалов, у нас, мол, огромный потенциал для того, чтобы быть юристами и экономистами. Потенциал, который приводит к тому, что органы следствия и судебные органы кишат неквалифицированными работниками, а экономику Дагестана (одну из самых отсталых в стране) пытаются реанимировать только два (Магомедсалам Магомедов и Сулейман Керимов) из десятков тысяч выпускников экономических факультетов республиканских вузов.

5 апреля на совещании, посвящённом как раз-таки вопросам труда, Дмитрий Медведев сказал: «Надо прекратить готовить рабочих для тех производств, которые деградируют. Мы просто заранее обрекаем молодых специалистов на поиски нового места работы». Единственное производство, которое деградирует в Дагестане, – это органы власти, а мы всё продолжаем готовить и готовить для него рабочих.

 

P. S.

«Ну, не должно ведь быть всё так плохо: если дагестанец сам не может ориентироваться на рынке труда, есть ведь государственные органы, призванные помочь ему в этом», – может возмутиться читатель. Органы такие есть. В Дагестане действует 51 центр занятости населения (ЦЗН). Эти центры, судя по неуменьшающемуся количеству безработных в республике, дали работу непосредственно служащим этих центров. Одна из мер по снижению безработицы, практикуемая ЦЗН, – выдача денег на открытие собственного бизнеса. На 59 тысяч рублей, которые выдаются, можно открыть только тот же DVD-­прокат. Было бы целесообразней пустить эти средства на организацию курсов сварщиков, кафельщиков и кровельщиков для безработных.

Ещё 302 млн рублей в год мы тратим на содержание Министерства труда Дагестана, Положение о котором в статье о полномочиях содержит такое абстрактное:«...повышение уровня жизни и доходов населения» и такое конкретное «совершенствование системы оплаты труда работников учреждений бюджетной сферы, финансируемых из республиканского бюджета». Но Минтруда, как и центры занятости, выполняет важную функцию по трудоустройству дагестанцев: работу в качестве сотрудников министерства в его стенах нашли 1 784 человека.  

Номер газеты