Вот уже два года как продолжается расследование уголовного дела в отношении редактора отдела религии газеты «Черновик» Абдулмумина Гаджиева и ещё двух фигурантов – Кемала Тамбиева и Абубакара Ризванова. Все трое, напомним, обвиняются в участии в деятельности террористической организации, организации её финансирования и участии в экстремистской организации (ч. 2 ст. 205.5, ч. 4 ст. 205.1 и ч. 2 ст. 282.2 УК РФ). В то же время редакция нашей газеты категорически не согласна с обвинением и с опорой на материалы уголовного дела утверждает, что оно необоснованное и не содержит никаких доказательств, хотя бы косвенно подтверждающих их вину1.
«Черновик» решил поговорить с семьями подсудимых, узнать, как они живут, с какими проблемами сталкиваются и как переживают происходящее их супруги. На вопросы корреспондента ответила супруга Абдулмумина Гаджиева – Дана Сакиева.
– Как вы отреагировали на арест Абдулмумина и последовавшее за ним обвинение?
– В день задержания у нас был шок. Неделю я находилась в прострации, спрашивала всех подряд: что дальше? Раньше я никогда не задумывалась, что подобное может постигнуть нашу семью. Даже когда муж рассказывал о каких-то случаях, каких-то задержаниях, я не вдавалась в подробности. Все вокруг изначально обозначали мне какие-то сроки: это просто продлили арест на два месяца, потом всё точно закончится. Я отсчитывала два месяца, думала, вот сейчас отпустят. Затем говорили, что больше года это сто процентов не продлится. И когда прошёл год, уже стало понятно, что ничего само собой не прекратится. Тогда я перестала слушать все эти прогнозы, поняла, что никто ничего точно не знает. Первые месяц-два у меня была полная апатия, вообще не могла собраться. Потом уже немного пришла в себя.
Семью нашу в основном обеспечивал Абдулмумин. Перед его задержанием я работала года два, можно сказать больше для галочки, чтобы как медик не терять практики. Он принимал активное участие в воспитании детей, они ведь не только школу и садик посещали, они ходили на множество секций, в соревнованиях участвовали, поэтому требовали к себе много внимания. Тем более внимание отца для мальчиков очень важно. Одной в этом плане оказалось тяжело. Роль супруга в моей семье была очень значима.
Только после его задержания я стала активно работать. И работа даже стала таким психологически отвлекающим от происходящего фактором. Ну и финансово, конечно, помогло. В данный момент я работаю практически без перерывов и выходных в двух клиниках, дети распределены по всевозможным кружкам. Вначале было сложно, приходилось осваиваться, сейчас вошла в колею. Но состояние всё равно какое-то неопределённое. Слишком всё затянулось, чувствуется сильная усталость от этого постоянного и, как иногда кажется, бессмысленного ожидания.
– Абдулмумин когда-нибудь предполагал, что такое с ним может произойти?
– Никогда. Меня вообще многие спрашивали, может быть, в последнее время он как-то поменялся, может было какое-то преследование, а мы не знали, не обращали внимания и прочее. Нет, ничего такого не было. Даже когда он уже попал в СИЗО Махачкалы, через несколько месяцев после задержания я спрашивала: как думаешь, сколько это продлится, сколько могут дать? Он отвечал: что мне могут дать, что я сделал? Мне нечего «приписать».
– В одном из интервью Абдулмумин, отвечая на вопрос об ИГИЛ2, сказал, что всегда был их противником, за что русскоязычные представители этой террористической организации внесли его в чёрный список. Вы знали об этом?
– Да. Когда это произошло, я даже как-то не вдавалась в подробности, жила в своих розовых очках. Но я помню, что это был самый разгар тех событий, когда многие уезжали воевать в Сирию, многих мужчин похищали. Тогда Абдулмумин как обычно писал, что исламской молодёжи больше всего не хватает образования, что ей нужно развиваться (см. статью «В обществе относительно нашей невиновности сложился полный консенсус» от 04.04.2020 г. «Новая газета». – «ЧК»). Его позиция была в том, что мужчины наши нужны здесь, где живут. Что они должны быть полезны в разных сферах общественной жизни. Проще говоря, на самом деле он занимался профилактикой экстремизма.
– Вы впервые столкнулись с правоохранительной системой? Совпали ли ваши ожидания от неё с реальностью?
– Ни супруг, ни я никогда лично не сталкивались с правоохранительной, судебной системами. Я никогда не была в судах. У Абдулмумина даже административных штрафов никогда не было. Сейчас я знаю всю терминологию, которую использует следствие, процессуальную сторону, вообще все проволочки. На каждом этапе я была уверена, что правды можно добиться законным путём. Со временем постепенно стали закрадываться сомнения. Нынешнее осознание ситуации я даже не знаю, как обозначить – просто полный скепсис. Даже когда на заседаниях сидишь, понимаешь, что для суда это всё для галочки, нужно просто указать на бумаге, что был суд, просто соблюсти формальность. Но мы всё равно надеемся на справедливость. Ведь нет ни признательных показаний, ни доказательной базы. Не верится, что в такой ситуации возможно посадить человека на длительный срок. Доказательная база следствия основана на статьях в официальной газете, которые открыто писались на протяжении десяти лет. Не знаю, что вообще в этой ситуации можно сказать. Адвокаты говорят, такого в своей практике ещё не видели.
– Как вообще оцениваете работу следствия? Например, то, как в постановление о привлечении в качестве обвиняемого следователь скопировал из интернета и вставил в уголовное дело часть научной работы одного автора о ситуации в Сирии.
– Я вообще не могла предположить, что следствие может так работать. Многое удивляло, мягко говоря. То, как «собирался» материал, как следователи выступали на судебных заседаниях. Особенно чувствовался контраст между настолько слабой, вялой работой обвинения и тем, как себя защищали сами обвиняемые, которые даже с учётом своего положения, находясь за решёткой, чётко всё излагали, объясняли, обосновывали. Сумбур был во всём, что представляло следствие. Даже судьи это постоянно отмечали.
Особенно мне запомнился один из судебных процессов, к которому следователь Надир Телевов подготовил список статей в качестве доказательств виновности Абдулмумина. Одна из них была посвящена ценности времени, тому, как нужно расставлять приоритеты, чему больше уделять внимание. Абдулмумин спросил следователя: вы вообще читали статью перед тем, как прикреплять её в качестве доказательства своей версии? Как она связана с терроризмом? На что он ответил: не читал и не собираюсь. Не понимаю, как вообще такое возможно. Он ведь этой статьёй обвиняет человека в тяжком преступлении.
– На первом же судебном заседании по избранию меры пресечения Абдулмумина вызвались защищать семь адвокатов. Они сами проявили инициативу или вы к ним обратились?
– Нет, люди сами сразу стали подключаться, об этом быстро узнали из СМИ. На первом заседании, если не ошибаюсь, было семь адвокатов, все вызвались добровольно. Я помню, как помощница судьи очень этому удивилась, сказала, что первый раз такое видит. Не все адвокаты даже знали супруга лично, но при этом захотели помочь. Сейчас на судах, где дело уже рассматривается по существу, Абдулмумина защищает Арсен Шабанов, он его хороший друг, и адвокат ПЦ «Мемориал»3Анна Сердюкова.
– Были ли случаи угроз, давления в отношении адвокатов?
– Не слышала об угрозах адвокатам, но, думаю, им тяжело и они ограничены в своих действиях, потому что в таком деле очень легко перейти ту линию, после которой могут наступить нежелательные последствия. Я сейчас говорю о Дагестане. По этой причине изначально мы искали адвокатов извне, которые будут менее связаны с внутренней ситуацией и которым будет не так сложно. Плюс само дело вышло за пределы республики. Может быть, я и ошибаюсь, но здесь у нас всё будто варится в одном котле, все жалобы просто ходят по кругу.
– Как отреагировали на уголовное дело ваши родные, друзья, близкие? Не было такого, что кто-то отдалился, прекратил общение?
– Не заметила такого и не почувствовала. Круг нашего общения не уменьшился, скорее, наоборот, расширился. Раньше, когда супруг работал в газете, были родственники некоторые, которые говорили «будь осторожен». У них в нём не было никаких сомнений, но они переживали. Все знали, что Абдулмумин и радикализм несовместимы. Когда его арестовали, все знакомые и близкие только утвердились в этом своём мнении, увидев полнейший абсурд, на котором строится обвинение. Когда я прохожусь по откликам в соцсетях, то замечаю, что под новостями о задержаниях, например, чиновников или ещё кого-то все пишут разные комментарии: кто-то обвиняет, кто-то оправдывает. Когда речь об Абдулмумине, то все единогласно его поддерживают. Максимум – один-два бота что-то плохое напишут и всё.
Супруг рассказывал, что периодически газетные статьи проверяют на разных уровнях, в том числе на предмет экстремизма. Его статьи никогда не вызывали вопросов. Он мысли свои подавал чётко и однозначно, не оставлял места для додумывания. Вообще мой муж очень доброжелательный и порядочный человек, он никогда не отвечал на агрессию агрессией, даже дорогу всегда переходил по правилам.
Вообще я заметила, что раньше люди чаще говорили про дым без огня, сейчас же, наоборот, доверие к правоохранителям пропало полностью. Очень показательной была ситуация с беглецами из колонии строгого режима в посёлке Шамхал. В комментариях все им сочувствовали, жалели, заранее были убеждены в их невиновности, несмотря на то, что статьи у всех были серьёзные и сроки немалые. Иногда людям уже кажется, что вообще все невиновны, хотя такого, конечно, не бывает.
– Вы придерживаетесь мнения, что задержание Абдулмумина – это давление на редакцию «Черновика»? Или у вас есть свои мысли на этот счёт?
– Мы до сих пор гадаем, у нас нет чёткого понимания, что послужило конкретной причиной. Возможно, это вообще просто какое-то глупое стечение обстоятельств. Никто до сих пор не может понять, как этих троих подсудимых, которые не были друг с другом даже знакомы, связали в одном уголовном деле и объявили «подельниками». Кемала Тамбиева вечером вынудили дать показания на Абдулмумина, которого на основании этих показаний задержали утром того же дня. Такое ощущение, будто всё это придумывалось и додумывалось на ходу. Всё нелогично. Мне кажется, его давно «приметили», пытались со всех сторон подойти, но не получалось. Я думаю, когда изымали его ноутбуки, телефоны, рассчитывали что хоть что-то найдут, к чему можно прицепиться. Видимо, следователи очень расстроились.
Кроме того, у него была одна банковская карта, которой он пользовался. Банковские операции ведь тоже проверили, и там настолько не было за что зацепиться, что ему вменили в вину перевод денег на покупку авиабилета в Москву. У Абдулмумина вообще не было привычки делать переводы неизвестно куда. Он часто отправлял небольшие суммы на различные благотворительные сборы, но только тогда, когда был в них уверен на сто процентов. Поэтому ни один из таких переводов ему в вину не вменили. Когда я сама что-то куда-то переводила, он мог поругать меня. Муж всегда говорил: в первую очередь нуждающихся надо искать вокруг себя.
– Абдулмумин как-то изменился за время нахождения под стражей?
– Мне кажется, он совсем не изменился. Я понимаю, что многого он не показывает. Думаю, внутренне эта ситуация, та среда, в которой он находится, не могла не изменить что-то в его голове. Но, несмотря на весь произвол, который вокруг него происходит, Абдулмумин остался собой: он считает, что где бы ты ни был, нужно так же работать, жить, приносить в массы что-то полезное, ценить вещи, которые по-настоящему важны. По его рассказам, я понимаю, как при общении с ним меняются его сокамерники. У них появляются новые приоритеты, цели, все начинают учиться, развиваться, изучают математику, историю, иностранные языки, конспекты пишут в тетрадях. Он даже детям на свиданиях старается расширить кругозор. Абдулмумин против пустой траты времени и пытается проводить его без потери качества даже в тюремной камере. Думаю, он всё тот же. Разве что узнал много нового о несправедливости и теперь борется с ней, как может, защищая не только себя, но и других. Многие говорят, что статьи из СИЗО у него настоящие, живые, с душой. Когда читаешь их, ты словно оказываешься в гуще событий, которые он описывает. Иногда мне кажется, что если бы не разлука с близкими, с детьми, он бы ни о чём не жалел. Он часто говорит, что обязательно должен был увидеть всё это своими глазами.
– У него есть какие-то прогнозы, чем всё закончится?
– После каких-то заседаний я приходила в уныние, он успокаивал, говорил, что не на чём строить дело. Даже адвокаты не могут пока ничего сказать. Они не исключают, что какие-то из статей в ходе рассмотрения в суде могут отпасть. Сам Абдулмумин старается быть на позитиве. С одной стороны, не верится, что просто возьмут и, наконец, выпустят из зала суда, но с другой стороны, не верится и в то, что можно вот так просто и безосновательно отправить человека в тюрьму. Иногда даже задумываюсь, что если бы он не был известен, если бы не было такого шума после задержания, то потянули бы и, может, уже выпустили. Но дело обрело такой характер, что уступить уже не могут, хоть что-то хотят вменить. Обидно и абсурдно, что и мы уже иногда хотим, чтобы приговор, если он будет, оказался хотя бы мягким. Но единственно верным решением во всём этом театре абсурда должно быть оправдание всех троих в зале суда. ]§[
____________________________________________
1 «Дело Абдулмумина Гаджиева: фантазия или “воздух”?», «ЧК» №43 от 8.10.2019 г.
2 Террористическая организация, запрещена в России
3 Признан иноагентом
- 15 просмотров