Во вторник, 17 марта, СИЗО-1 Махачкалы посетил уполномоченный по правам человека Джамал Алиев. Его визит был реакцией на факты, изложенные в статье «Следствие ведёт Зульпукарова» («ЧК» №5 от 7.02.2020 г.).
После того как Джамал Алиев поинтересовался условиями нашего содержания, он стал задавать вопросы моему сокамернику Эдгару Караханову. Последний подтвердил правдивость всех фактов, указанных в упомянутой статье. Уполномоченный по правам человека сообщил Караханову, что для беседы с ним по данному вопросу придёт следователь. Я, в свою очередь, попросил Алиева зайти в соседнюю камеру также поговорить с другим фигурантом данного дела – Омаром Муртазалиевым. Алиев заверил, что обязательно зайдёт ко всем семерым подсудимым, следствие по которым вела Айшат Зульпукарова.
О личном
Советский районный суд Махачкалы, 12 марта. Ожидание рассмотрения ходатайства следствия о продлении меры пресечения Абдулмумину Гаджиеву.
– О, салам алейкум, уважаемая. Ты где ходишь?
– Ваалейкум салам, уважаемый. Я в машине сидела, не знала, что процесс уже начался.
– Ничего себе! Тут вовсю судилище идёт над мужем, а она в машине прохлаждается.
– Всё, муж, я в строю!
– Здорово! А то эти адвокаты без тебя что смогут… Сегодня будет что-нибудь типа «за 12 лет ничего плохого от него не видела»?
– Чтобы ты ещё полгода смеялся?
– Ну да. Ради такого можно и в тюрьме посидеть.
– А нам не надо слушать, что судья говорит?
– Где судья? Это не судья, это голова, читающая постановления.
– Мумин, ты такой бледный…
– У меня голова раскалывается, честно говоря.
– А-а-а… ты постишься сегодня. Очень бледный.
– Это ничего. Вон сейчас девушки начнут снимать на видео, и я покраснею.
– Ну да, покраснеет он…
– Посмотри, у меня седых волос больше стало?
– А ну, иди ближе… да, кажется, чуть-чуть больше стало. (Улыбается.)
– Это из-за корректоров черновиковских. Только им не говори, вдруг они шуток не понимают.
– Давай я тебя пофоткаю.
– Давай-давай! Давай селфи сделаем вместе…
– Покажи… ох… что-то я сегодня совсем угрюмый…
– Да не, нормально.
– Ну всё, давай рассказывай мне про моих детей.
– Сейчас. (Открывает фотогалерею.) – С кого начнём?
– С молодого.
– Та-а-ак… вот молодой…
– Уф… Отцовский… Знаешь, уважаемая, ты такая счастливая девушка: у тебя в любой момент есть возможность поиграть с отцовским. Я бы за это сейчас миллион долларов отдал.
– Знаю…
– Считай, что у тебя миллиарды долларов. На месте составителей списка Forbes я бы тебя поставил на первое место.
– Согласна. Но только когда тебя освободят.
– Скучаешь что ли?
– Скучаю…
– Вах… не так уж и плохо в тюрьме сидеть, оказывается.
– Когда на самолёте долетала до Махачкалы, на сердце аж легче становилось. Хоть и не видимся часто, но от понимания: он вот здесь, за этой стеной, то есть стенищей, легче.
– Может, это любовь?
– Мумин, ну хватит издеваться!
– А отцовский Мухаммад папу не забывает?
– Нет конечно! Он в каждом телефоне, в каждой газете пытается найти своего папу и сделать ему «ба». А когда его спрашивают, где папа, он почти всегда отвечает, что дома.
– Почти всегда?
– Иногда папа у него в магазине. Бывает, он начинает самостоятельно рассуждать вслух о том, что папа дома, и его прерывает Идрис, который твёрдо, без сомнений, заявляет: «Нет! Папа в тюрьме!» Тогда Мухаммаду остаётся только повторять: «Папа в тюмэ».
– Какой он? На кого из старших похож по характеру?
– Ни на кого не похож, Мумин. Очень общительный, коммуникабельный. Ко всем вокруг подходит, со всеми знакомится: «Дя-дя…», «Тё-тя…» – и заводит разговор на своём малышонском языке. В последний раз перед свиданием в декабре мы очень долго стояли, чтобы попасть к тебе. Больше трёх часов на холоде, на улице. Мухаммад с краснеющими руками алыми щеками, околевший подбегал к конвоиру, но он всё время брал не наши документы, а других, кто без детей. Я мягко стараюсь спросить, сколько нам ещё ждать, поскольку дети очень замёрзли. А он совсем не мягко отвечает, что мы будем ждать, сколько он захочет – он ещё не знал, что мы к Абдулмумину Гаджиеву. И тут Мухаммад, улыбаясь, подбегает к нему, обнимает за ногу и со словами «дя-дя, дя-дя» так по-доброму заглядывает ему в глаза… На следующий раз «дядя» завёл нас.
– Я помню, какие они были уставшие и замёрзшие.
– И счастливые. Когда дети вышли, они сказали: «Это того стоило!» Недавно Мухаммад мило болтал с кошкой, рассказывал ей всякие «кися-мяу» и потянул руку показать кисе красивую детскую площадку. Тут кошка, обороняясь, ка-а-ак царапнула его по руке. Мухаммад был просто в истерике. Причём не от боли, а от обиды и испуга. Он разочаровался в кошках и в жизни: как же так, вроде мило болтал, рассказывал ей о погоде и площадке, улыбался по-дружески, а она… Царапины стали кровить, мы пошли с ним в медпункт, где нам обработали раны. Мухаммад даже не плакал, но кошки теперь особого доверия у него не вызывают. Он стал осмотрительнее: оказывается, не всё так просто в этой жизни.
– Уважаемая, просьба к тебе такая… рассказывай мне, пожалуйста, все подобные истории в письмах. И старайся записывать на видео каждый его новый шаг в жизни. Меня очень мучает то, что я пропускаю его этот возраст.
– Я постараюсь, Мумин.
– Идрис как?
– Этот парень меняется, взрослеет. Всё больше характер показывает в последнее время. Он всё должен делать сам. И, вообще, из белой маленькой чашки он пить больше не будет. Ему уже не пять лет, он уже шестилетний папин сын. Недавно опять заявил: «Больше всех в мире я люблю папу!» Не буду лукавить: обидно, конечно, стало. Но не так, как когда-то. Конечно, сын…
– Не обижайся, уважаемая. Он мне всегда говорил, что очень сильно тебя любит. Ракушки постоянно собирал для тебя, когда через море с мечети возвращались. Он не такой простой, он хитроватый парень.
«В Тюмени?..»
– Недавно прибегает: «Мам, это просто гениально! В моём имени в конце буква «с», а у Сулеймана впереди. У тебя в конце буква «а», а у Адама – впереди! Гениально!» Твоё и Мухаммада имена он, наверное, разберёт на гениальность позже. Когда ехали в поезде, рядом были женщины-чеченки, которые постоянно общались с детьми. Одна из них спросила, где папа этих замечательных детей. Идрис, не дослушав, кричит на весь поезд: «Мой папа в тюрьме!» Заминка. Молчание. Всё ещё надеясь, что ослышались, тихо уточняют: «В Тюмени?» Идрис ещё громче: «В тюрьме!!!» Потом все начали говорить, что всё обязательно будет хорошо, и много-много раз это повторяли.
– Да уж… Идрис опасен… Письмо дошло моё до него?
– Конечно. Он так радовался. Из-за этого письма он, по-моему, выздоровел. Постоянно спрашивает про свидание с тобой. Прошлый раз каждое утро и вечер дни отсчитывал. Если сейчас скажу, что не будет свидания, это трагедия. Не знаю, что ему говорить.
– Что ему скажешь… Он лучше взрослых всё понимает.
– Это точно.
– На футбол ходят они?
– Я бы сказала, бегут. Никуда они из дома с таким рвением и энтузиазмом не выбегали, как на футбол.
– Ну пусть ходят. Футбол – это хорошо. А хорошо играть в футбол – это отличная социализация. Если хотя бы как папа в молодости научатся…
– Да не, ты чего, куда им до папы. (Она меня тоже троллит.)
– Тренеры к ним как относятся?
– О, очень хорошо. По-моему, даже слишком. Идриса не ругают вообще. Максимум крикнут: «Ну Идри-и-ис!» – и начинают обнимать его.
– Плохо. Надо ругать, когда заслуживает. У него и так папы дома нет. Сулейман как? Он, наверное, больше всех на футбол подсел…
– Да, не знаю, что с ним делать… играет, читает, смотрит… Всех футболистов знает, ни одного события в футбольном мире не пропускает…
– Не ругай и не запрещай. У меня в детстве то же самое было. Мягко напоминай, что есть дела поважнее, и иногда подшучивай по-доброму.
– Их как-то Шамиль Лахиялов в гости приглашал – это вроде известный футболист…
– Ма шаа Ллах. Да, наверное, самый известный в Дагестане. После Ахмада Магомедкамилова.
– После кого? Что смеёшься?
– Неважно. Его даже Сулик не знает.
– Короче, Сулик блеснул своими футбольными познаниями. Он, оказывается, всю карьеру Шамиля Лахиялова знает.
– Намаз вовремя делают они?
– Да, к намазу вроде ответственно относятся. Ещё про Сулеймана говорят, что он сильнее всех переживает. Ты же знаешь, он эмоции не выражает, у него всё внутри. Зато когда первые ролики записывали в твою поддержку, он так эмоционально и искренне возмущался. Тебе надо это увидеть.
– Ин шаа Ллах. Уважаемая, старайся полностью нивелировать дома ауру трагичности. Задавай атмосферу позитива, оптимизма и, самое главное, юмора. У наших детей не беда, у них приключения, ок?
Кофе
– Теперь про Адама рассказывай.
– Старшие на самом деле стали намного ответственнее, аль-хамду ли-Ллях. Какое-то осознание пришло что ли. Адам и Мухаммад вообще как папа с сыном, и мы им, по-моему, особо не нужны. Даже если я рядом, Жирик зовёт Адама. И Адам как взрослый к нему относится. Не просто на словах, а прям глубоко так. Ну и Сулик тоже. Сулик у нас Аман, а Идрис – Ди.
– А себя как он называет?
– Сейчас – Маняня. Если он ударится об стул, говорит: «Маняня стул бил» – и стул, конечно, виноват. Или: «Маняня Адам бил», – если Адам ему что-нибудь не даст. Хитрюга такой. Но Адама слушается. Адам говорит ему: «Ложись!» – он послушно ложится. «Закрой глазки и спать», – всё выполняет.
– Адам так же читает?
– Да, ему постоянно книги дарят. Недавно нас всей семьёй пригласили в новое кафе «Читаешь». Встречал сам хозяин. Заведение внутри полностью оформлено книгами. За нами так ухаживали, что было очень неудобно, а в конце хозяин настоял, чтобы дети выбрали любые книги, какие хотят, и забрали сколько смогут. И знаешь, все книги такие добротные, подобранные со вкусом, выбор огромный…
– И что они выбрали?
– Адам взял детективы Агаты Кристи и «100 великих людей»; Сулик – про футбол и футболистов; Идрис выбрал книги про пророков.
– Интереснейшая информация. Ты мне такие вещи сразу пиши в письмах, уважаемая. С уроками справляетесь?
– Стараемся. Правда, когда дети делают математику, я немного негодую. Приходится устраиваться поудобнее и вникать. Зато потом бываю довольная, ученье – свет. Конечно, папа-математик очень выручил бы маму-врача, но ничего: недолго я тебя позамещаю.
– Умница. С робототехникой как у них?
– Хорошо. Там всё очень серьёзно. Очень ответственный преподаватель. Совсем молодой парень, ты же знаешь его. Один день звонит, просит поговорить с Адамом. Говорит, он подтрунивает над Сулейманом и другими детьми. Меня улыбнул его серьёзный тон, но его этот подход мне очень нравится. А Адам по ходу весь в тебя.
– Щёки его меня беспокоят. Без папы, наверное, во все тяжкие пустились… сладости и т. п.
– Нет, Мумин, всё как при тебе: по утрам каши и в целом здоровое питание. Тебе, кстати, что по передачам добавить?
– Кофе.
– Как? Последний уже закончился?
– Который с нотками крыжовника и аккордами папайи?
– Ты прям кофеманом стал. (Смеётся.)
– Подожди, подожди… Судья, кажется, убежать хочет без прений и моего последнего слова.
***
– Уважаемая…
– А…
– Почему они не смеялись над моими шутками?
– Смеялись же. А вообще, все очень уставшие, с двух часов ждали…
– Наверное, потому что я был злой и угрюмый. У меня голова трещит.
– Нет, Мумин, ты очень добрый.
– Это ты знаешь, что я добрый…
– Все знают, что ты добрый, Мумин.
***
Ещё много о чём мы говорили, дорогой читатель, из того, что я не могу тебе рассказать. Но не потому, что ты мне не близок. Не было у меня никого ближе тебя все эти месяцы. Никому я раньше так не открывался, никого так не посвящал в свои самые сокровенные мысли. Спасибо тебе за всё. Ты мой самый лучший друг. ]§[
19 марта 2020 г.
Из СИЗО-1 г. Махачкалы
- 7 просмотров