«Дверь распахнулась. В камеру вошёл Парсонс. От изумления Уинстон забыл обо всём.
– Вы здесь! За что вас арестовали?!
– Мыслепреступление! – сказал Парсонс»
(Джордж Оруэлл, «1984»)
В нашем уголовном деле следствие в итоге остановилось на похожем обвинении – склонение к мыслепреступлению. Исчерпав список террористических организаций, к которым нас легко было приписать, оперативники явили «показания свидетеля». Последний подписал их под угрозой повторения пыток током с переломом черепа и ключицы, в которых он «рассказывает», что чтение моих статей подтолкнуло его склониться к желанию «принять участие в осуществлении создания государства, в котором не нужно работать, можно иметь четырёх жён и наложниц, заниматься работорговлей и свободно носить оружие».
Следователи, кажется, забывают, что между Океанией Джорджа Оруэлла и Российской Федерацией Владимира Путина есть одна принципиальная разница: в первой были официально и честно отменены законы, а во второй пока ещё наличествует Уголовный кодекс, в котором ни «мыслепреступление», ни склонение к нему пока ещё не значатся.
Перечитав за пару дней культовое произведение Оруэлла – надо сказать, в тюрьме они читаются на совершенно ином уровне восприятия, я решил немного отвлечься от наших засекреченных лжесвидетелей.
Два приятеля
«Даже в названиях четырёх министерств, которые нами управляют, – беззастенчивое опрокидывание фактов. Министерство мира занимается войной, министерство правды – ложью, министерство любви – пытками, министерство изобилия – морит голодом» («1984»).
Не так давно, на процедуре ознакомления с материалами дела, я был свидетелем довольно любопытного диалога между защищающим меня адвокатом «Мемориала» Шамилём Магомедовым и лучшим следователем России Надиром Телевовым.
– Надир, ты можешь сказать, что чувствуешь себя в безопасности от нашей правоохранительной системы?
– Что ты имеешь в виду? Уверен ли я, что не нарушаю закон?
– Нет, я имею в виду, если, например, на тебя вдруг заведут уголовное дело, будешь ли ты чувствовать себя в безопасности от необъективного следствия, от судейского произвола, от безучастности прокуратуры?..
– Я тебе так отвечу, Шамиль… У нас в стране многие люди ностальгируют по СССР. Наша современная правоохранительная система, я считаю, намного лучше, чем в Советском Союзе. Нет, по крайней мере, этих «троек», которые за пять минут отправляли человека на расстрел.
– Может, лучше с Норвегией сравним, – улыбнулся Шамиль.
– Ну, в Норвегии ни я, ни ты не были. Думаю, там тоже не всё идеально.
– Всё нигде не идеально. Давай я приведу пример. Допустим, идут по улице два приятеля, и один из них силой отобрал у прохожего телефон. Если их задержат, никто не будет разбираться, что преступление совершил только один, что все факты и свидетели указывают только на одного из двоих. Презумпция невиновности в отношении второго не сработает. Система так устроена: чем больше преступников, тем лучше статистика, тем выше зарплаты и звания.
Надир спорить не стал и признал «подобные издержки». А я вспомнил многих таких «приятелей» в камерах СИЗО, разобраться в невиновности которых не составило бы для оперативников никакого труда.
Большинство так называемых террористических ячеек – это молодые люди, которые вместе работали в обувном цеху, ходили вместе на тренировки или просто жили на одной улице. Никому не интересно, что в числе таких оказываются люди, образ жизни и взгляды которых не совместимы с предъявленными им обвинениями.
Я никогда не видел сторонника ИГИЛ (запрещена в РФ), который верит, что земля шарообразная и вертится вокруг солнца; который считает, что прививки – это благо; что можно зайти в любое кафе в Махачкале и заказать мясное блюдо; что можно войти в любую мечеть города и совершить намаз за местным имамом, не копаясь в его убеждениях…
Конечно, если человек придерживается обратного мнения во всех этих вопросах, это вовсе не означает, что он террорист, но с такими убеждениями террористов ИГИЛ не бывает. Однако в СИЗО Махачкалы таких немало, потому что в поисках законспирированных террористических ячеек оперативники думают только о показателях и статистике.
Цифры убивают
«Телеэкран всё извергал сказочную статистику. По сравнению с прошлым годом стало больше еды, больше одежды, больше домов, больше кастрюль, больше вертолётов, больше новорождённых… С каждым годом, с каждой минутой всё и вся стремительно поднимается к новым и новым высотам» («1984»).
Действительно, зачем иметь дело с реальными людьми, если их можно заменить числами? Зачем расследовать уголовное дело, если его можно сфабриковать? Зачем искать и ловить террористов, если их можно нарисовать? Зачем лечить заболевших коронавирусом, если можно сказать, что их нет?
Вот с последним, правда, вышла заминка. Оказывается, нельзя. Даже власти Океании знали, что «нельзя игнорировать физические факты».
«В философии, религии, этике, политике дважды два может равняться пяти, но если вы конструируете пушку или самолёт, дважды два должно быть четыре» («1984»). Дагестанские власти пошли дальше океанических. Потому что привыкли: всегда ведь работало.
Когда министр ВД по Республике Дагестан Абдурашид Магомедов отчитывался перед Народным собранием РД и рассказывал, что «в ходе оперативно-разыскных мероприятий выявлено 42 случая финансирования НВФ на общую сумму, превышающую 11 млн рублей, и пресечено восемь каналов финансовой подпитки», никто из депутатов не спросил министра, сколько миллионов из этих 11-ти числится за нашей «ячейкой».
Когда начальник УУР МВД по РД Магомеднаби Адильханов хвалился, что в 2017 году было выявлено и раскрыто на 60% больше преступлений в сфере незаконного оборота оружия, чем за аналогичный период предыдущего года, никто не узнал, что среди этих раскрытых преступлений была граната с маркировкой «РГН 254-2-96», которую «находили» и «уничтожали» как минимум в четырёх уголовных делах: в деле Абубакара Ризванова, Сулико Тбилисского, Каклаева О. М. и Биярсланова А.
Вообще традиционный набор из гранаты, патронов и наркотиков, часто подкидываемый задержанным в нашей республике, рассчитан на улучшение показателей раскрываемости сразу по трём статьям.
Животные оруэлловского «Скотного двора» временами догадывались, что со статистикой что-то не так, но говорить об этом вслух они не решались.
«Порой у них возникало ощущение, что работы прибавилось, а еды убавилось, но по воскресеньям их сыпали цифрами, которые неопровержимо доказывали, что производство тех или иных продуктов возросло на 200, 300 и 500 процентов. Не верить этому у животных не было оснований, но, вообще говоря, никто бы не отказался, если бы цифр было чуть меньше, а еды чуть больше» (Джордж Оруэлл, «Скотный двор».)
Дагестанцы тоже не вникали в цифры, пока игра в статистику не начала убивать их в большом количестве.
После Рамазана
В XXI веке нарисованная статистика должна опираться хотя бы на сфабрикованные факты. В отличие от Океании и Скотного двора, у нас действует множество различных экспертных институтов и СМИ, которые иногда сравнивают статистику с действительностью и публикуют результаты. У нас есть соцсети, которые в вопиющих ситуациях, как, например, в случае с эпидемией коронавируса, могут обнажать реальностью даже через частные инициативы.
Ежегодно улучшать нарисованные показатели в современном обществе – дело не всегда простое. Особенно если до вас этим занимался Рамазан Абдулатипов, освободивший людей от рабства и победивший терроризм. Террористическая активность в республике во времена правления Рамазана Гаджимурадовича действительно сошла на нет, но это едва ли было результатом его политики. Главной причиной был большой отток дагестанской молодёжи в ИГИЛ, объявивший себя Халифатом. А главной проблемой в результате стала неотпавшая потребность силовой машины улучшать показатели в борьбе с терроризмом после того, как он был побеждён.
Уже лишённая всякой идейности (как в этом признаются некоторые ветераны спецслужб) антиэкстремистская деятельность напоминает бизнес-проект, кем-то разработанный стартап, который должен оправдать государственные вложения. Эта колоссальная индустрия не может быть упразднена, она каждый раз должна демонстрировать свою актуальность. Её аппетиты растут.
Если бы наше дело было сфабриковано 10 лет назад, нам бы грозило пару лет условно за подброшенное оружие. 5–6 лет назад нам бы грозило несколько лет за пособничество НВФ. Сегодня ставки уже другие: нам грозит пожизненное заключение за организацию финансирования терроризма.
Эта индустрия объявила войну СМИ, поработила судебную власть и следственные органы. Она расстреляла братьев-пастухов Гасангусейновых (в данном контексте неважно, случайно это было или умышленно, так как военная форма на жертвах появилась точно не случайно), назвав их террористами. И посадила по тюрьмам «Свидетелей Иеговы», объявив их экстремистами (я находился в камере с одним из них, он не убивал население, никогда не спорил со следователем и не читал Марио Пьюзо, оберегая себя от грязной речи и описания насилия).
Она обзавелась профессиональными вербовщиками – провокаторами, которые сами создают и разоблачают «экстремистские сообщества» (Люблинский суд Москвы недавно огласил приговор по подобному делу – делу «Нового величия») и морочат по Интернету голову подросткам, склоняя их к терроризму, а потом скрыто свидетельствуя против них в суде.
Представитель спецслужб Океании говорил об этом так: «Лицо для растаптывания всегда найдётся. Всегда найдётся еретик, враг общества для того, чтобы его снова побеждали и унижали. Всё, что вы перенесли с тех пор, как попали к нам в руки, – всё это будет продолжаться, предательства только хуже. Шпионство, предательства, аресты, пытки, казни, исчезновения – никогда не прекратятся» («1984»).
Заключение
В произведениях Оруэлла нет хеппи-энда. Они заканчиваются трагично. В одном из своих выступлений в 1941 году он склонялся к тому, что тоталитаризм охватит в XX веке весь мир, и рассуждал о грустном будущем, которое ждёт литературу. Оруэлл ошибся. Тоталитарные режимы его времени пали, продемонстрировав свою несостоятельность. Я надеюсь, что ошибся и представитель спецслужб выдуманной им страны. Надеюсь, что пытки, казни и исчезновения станут для Дагестана прошлым, а шпионство и предательства уступят поддержке и добру.
27.08.2020 г.
Из СИЗО-1 Махачкалы
- 35 просмотров