Это письмо, написанное мелким почерком на 11 тетрадных листах в клеточку, пришло в редакцию газеты «Черновик» из исправительной колонии №26, расположенной в Самарской области. Автор письма, судя по подписанному врио начальника ИК №26 В. Пальниковым приложению к нему, – отбывающий там наказание в виде лишения свободы сроком на шесть лет дагестанец Омар Магомедов.
Мы приводим письмо полностью, с незначительными редакторскими правками. Письмо объёмное, и оно рассказывает о том, что пришлось испытать Магомедову в СИЗО-1 Махачкалы, а также готовности заключённого самарской колонии дать все необходимые показания следствию по приведённым им фактам. Мы просим считать данное письмо официальным обращением в Прокуратуру Республики Дагестан, Следственное управление СК России по Республике Дагестан, УФСИН РФ по РД, ФСИН России, а также в Управление собственной безопасности ФСИН России.
Кому: Редакция газеты «Черновик»
От кого: осуждённый 21.11.2016 г. Советским районным судом Махачкалы по ст. 2221 ч. 1, 228 ч. 1, 33 ч. 5, 208 ч. 2, 69 ч. 3 УК РФ Магомедов Омар Захидгажиевич 31.12.1988 г. р., отбывающий наказание в ИК №29 Самарской области.
Арестованный недавно начальник СИЗО-1 Махачкалы Дауд Давыдов1 причастен к смерти и пыткам внутри СИЗО1.
28.09.2015 года в отношении меня, Магомедова Омара Захидгаджиевича 1988 года рождения, было совершено преступление сотрудниками МВД Дагестана и УФСБ РФ по Республике Дагестан: я был ими незаконно задержан и похищен в промежутке времени 12:35–13:10 часов, когда проезжал на автомашине ВАЗ21014 по пр. Акушинского Махачкалы, в районе техстанции Jeep motors. Они разграбили всё моё личное имущество: simкарта сети МТС (номер 89894759587); кожаный бумажник Alain Delon; три карты Сбербанка, оформленные на меня; наличные – 38 000 рублей; кожаная ключница и ключи от квартиры; куртка Calvin Klein; две подставки под парфюмерные наборы и два ящика парфюмерии. Подбросили мне наркотик «Спайс», гранату Ф1, запал УЗРГМ1, пластид, патроны и с применением пыток заставили признаться в том, что я на самом деле хранил у себя все эти запрещённые вещества и ещё совершал преступления по ст. 208 УК РФ («Организация НВФ или участие в нём»).
В период с 28.08.2015 по 1.10.2015 гг. меня пытали все сотрудники, которые задержали меня, в здании Советского РОВД Махачкалы, на 4м или 3м этажах. То есть там, где находился кабинет (сотрудника силовых структур) Рустама Гасанова.
5.10.2015 г. я был этапирован из ИВС Махачкалы в СИЗО-1 Махачкалы. Сразу после моего прибытия в СИЗО-1 всё началось заново: пытки, избиения, унижения, запугивания. Это длилось вплоть до последнего дня, пока я не покинул 27 марта 2017 года махачкалинское СИЗО.
Все пытки и избиения проводились под руководством и по приказу тогдашнего замначальника СИЗО-1 Махачкалы Дауда Давыдова. Исполнителями были Арсен Айдиев (тогда начальник оперативной части), Абдул (корпусной спецблока «Г»), Альберт (оперативник), Шарап, Али (постовой, лакец), Али (постовой) и другие. Все пытки и избиения проводились с целью, чтобы я взял на себя вымышленное обвинение сотрудников, которые похитили меня, и признался в совершении преступления, которого не совершал.
Всё началось после личного обыска в СИЗО. Меня сразу же поместили в спецблок, минуя карантин. С первых же дней проверок утром тогдашний замначальника учреждения Дауд Давыдов и его подчинённые – Яраги Варисович (лысый), Шамиль (высокий, худой), Шамиль (постовой) и другие – начали наносить мне удары в спину, по голове, по печени. И так было каждый день! Большую часть срока из 68 дней, которые я провёл в спецблоке СИЗО-1 Махачкалы.
Каждый раз, когда ко мне приходил адвокат, его доступ ко мне намеренно искусственно усложнялся администрацией СИЗО. Так, например, адвокату, чтобы прийти к своему клиенту в спецблок, нужно было 3–4 дня подряд простоять в очереди на улице с утра до вечера. Под дождём или ветром, если это осень. И всё ради 5–7 минут свидания. Это неписаное правило сотрудников администрации СИЗО1, и только после этого адвоката пропускали к клиенту.
Каждый раз, когда ко мне приходил адвокат, сотрудник СИЗО приходил и садился напротив нас, подслушивал все наши разговоры, делал заметки у себя в журнале, а на утро всё это (содержание встречи с адвокатом) доносил до Дауда Давыдова. Потом днём приходил сам Дауд и начинал меня избивать, если узнавал, что я даю правдивые показания адвокату. Таким образом, я не мог сообщить адвокату о своих пытках, иначе, после ухода адвоката, меня опять начинали избивать. Также они сообщали о любых моих попытках юридической защиты оперативникам из Советского РОВД Махачкалы. Рустам, оперативник, который сфабриковал моё дело, сам об этом мне рассказал.
Таким образом, эти работники СИЗО были эффективными помощниками и подельниками преступников из числа сотрудников Советского РОВД. Свидания с адвокатом ограничивались: 4–5 свиданий по 5–7 минут за всё время нахождения в спецблоке (68 дней) и за остальные 18 месяцев нахождения в СИЗО-1 Махачкалы было 2–3 свидания по 15–20 минут и одно примерно получасовое свидание. В таких условиях невозможно было даже обсудить эффективную защиту, не говоря уже о том, как её выстроить.
По пути на свидание с адвокатом, в период с 29 января 2016 года по 30 июня 2016 года, сотрудник СИЗО отбирал у меня все вспомогательные документы, предназначенные для обсуждения с адвокатом. Так, 19 апреля 2016 года по пути на свидание с адвокатом сотрудник СИЗО-1 Махачкалы Эмин отобрал у меня два листа из моего обвинительного заключения с тезисами и заметками о методе выстраивания моей юридической защиты, которую я собирался обсудить со своими адвокатами, в том числе о пытках, которые применялись ко мне в СИЗО-1 . В итоге я остался без этого значимого документа. Я добивался возврата этого значимого документа, но администрация СИЗО не вернула мне его, сославшись на «безопасность» и «непонятную речь и текст», в лице сотрудника Яраги Варисовича. В итоге моя защита существенно пострадала от этого.
События 29.10.2015 года и 15.10.2016 года
29.10.2015 года сотрудники СИЗО-1 избили меня резиновыми дубинками.
В этот день нас переводили обратно в нашу камеру Г51 из другой камеры спецблока, в которую нас поместили, как мы узнали, временно – всего лишь на три дня. Я и двое моих сокамерников проходили со всеми нашими вещами обратно в Г51.
Но в середине пути, перед поворотом в тот коридор, в котором была наша камера, именно меня попросили остановиться с вещами. Остальных провели дальше, в нашу камеру.
Если идти в нашу камеру, то с того места, где я стоял, нужно сделать поворот направо по коридору. Но меня попросили сделать поворот налево и оставить свои вещи там, где я стоял. Мне сказали пройти в противоположный конец коридора. Мы прошли до конца коридора и повернули в дверь направо. Дверь вела в комнату размером примерно 4 на 4 метра. В правом углу был телевизор на подставке, на полу, в середине комнаты, лежал матрас. Был ещё кабинетный стол и на нём лежали железные наручники и резиновые дубинки (см. план-схему этой комнаты).
Меня провели в комнату по приказу Дауда Давыдова постовые Али и Абдул. В комнате меня уже ждал Альберт. В руках он держал записную книжку. Ничего не объясняя, Али и Абдул меня повалили на матрас лицом вниз, скрутили руки за спину и надели наручники. Затем Абдул, встав посередине моего тела, начал со всего размаху, от плеча, наносить мне удары резиновой дубинкой в область бёдер и выше них.
До того как меня начали бить, они взяли пульт от телевизора и сделали максимальную громкость на нём, чтобы другие не могли слышать моих криков. Чтобы я не мог кричать, они заблаговременно положили на матрас подушку и уткнули моё лицо в эту подушку.
Абдул нанёс мне двадцать ударов, от которых я не мог ни встать, ни ходить. Они специально наносят удары по этим местам, потому что знают, что эти места мужчине будет стыдно показывать прокурору для фотографирования и медработнику для освидетельствования, так как на Кавказе не принято и считается постыдным, чтобы мужчина полностью оголял своё тело.
Мужчина может показать побои на руках, ногах, туловище, но не на том месте, на котором сидит. Этим и пользуются сотрудники СИЗО1.
Я не стал тогда писать жалобу в прокуратуру, так как знал, что в этих условиях мне всё равно не дадут её написать, а если даже и дадут, то не отправят адресату. В этом я убедился, находясь уже в другой камере, когда сотрудник СИЗО-1 Махачкалы не брал письмо с жалобой в прокуратуру, оправдываясь тем, что у них нет конвертов, хотя потом я узнал, что им не нужны конверты, чтобы отправлять письма в прокуратуру, так как этим занимается гособеспечение.
После двадцати ударов, которые нанёс мне Али, я еле встал. Оперативник Альберт подошёл ко мне с записной книжкой (ежедневник в твёрдом кожаном переплёте) в руках и начал стучать ею по моей голове и одновременно говорить: «Ты будешь ещё раз менять свои показания? Чё, одного раза в Советском не хватает тебе? А-а? Не слышу!» От сильной боли я не мог нормально произнести ни слова, и он сказал, чтобы меня снова побили. Я сказал ему, что не надо и что я больше не буду менять показания.
Затем Альберт сказал: «Ты думаешь, мы ничего не знаем? А-а? (Пауза.) Мы всё знаем. И что следователю говоришь, и что ты адвокату говоришь! Твой следователь с нами на связи! На****ть (обмануть) хотел нас, сука?!»
Он задал ещё пару общих вопросов про моё дело. Я ответил ему, лишь бы он отстал от меня. Затем корпусной Абдул увёл меня к моим сумкам, а затем с ними я вошёл в камеру Г51. На следующий день Дауд Давыдов сам мне сказал в своём кабинете, что все эти пытки были сделаны по его поручению, и он дальше будет продолжать их делать. Он гордился этим.
Уже в камере я начал испытывать нарастающую сильную боль в мышцах, в спине, бёдрах и костях. Я не мог сидеть, не мог лежать, если только не на животе. Ходил я по камере с большим трудом, прихрамывая. Всё это видели мои сокамерники и в первое время оказывали мне посильную помощь.
Когда я осмотрел место побоев, то увидел, что всё место, полностью на спине и на бёдрах, опухло на 1–1,5 см от поверхности остальной части тела, стало красного цвета. На это было просто страшно смотреть. Боль в мышцах и костях продолжалась у меня ещё полтора месяца. Окончательно вся травма рассосалась через 2,5–3 месяца.
Ни один сотрудник медчасти не приходил ко мне, никто не интересовался у меня, как моё здоровье, и я сам не подписывал никаких бумаг по поводу этого избиения дубинками. Ни в день инцидента, ни после него. Сколько бы я ни обращался за медпомощью – всё было бесполезно. Вот что на самом деле случилось в тот день.
На первых встречах с адвокатом после полученных травм (это было в течение первой недели ноября 2015 года, 2–3 встречи всего) я старался вести себя так, чтобы адвокат не заметил моих травм и проблем со здоровьем. Так, ходить я старался ровным шагом, не прихрамывая, сидел на стуле, облокотившись (упёршись) на колени и переднюю часть ног, будто мне так было удобней.
Дауд Давыдов и другие сотрудники СИЗО сказали, что если адвокаты хоть как-то узнают или догадаются о том, что меня избили, то меня будут избивать ещё сильнее, а адвокатов больше ко мне не пустят. И вообще, им наплевать, даже если адвокаты будут писать жалобы в разные инстанции о моих пытках. И Дауд Давыдов сам сказал мне об этом, когда вызвал в свой кабинет.
Главное – это было не допустить, чтобы адвокат сам начал первым расспрашивать меня, почему я себя странно веду, хожу и тому подобное, потому что рядом сидел Абдул и всё записывал у себя в журнале и после показывал Дауду.
А Давыдов, в свою очередь, узнав, что о моих пытках догадался адвокат, мог повторно начать пытать меня, избивая резиновыми дубинками, электрическим током и удушением с применением пакета.
Журнал у Абдула был старого советского образца, с жёлтыми страницами; ручка – простая пластиковая, жёлтая.
Я понял, что сотрудники СИЗО узнали про мой разговор с адвокатом, где я сказал, что опять поменяю показания, и последний разговор со следователем, где сказал, что отказываюсь продолжать давать показания против самого себя.
Позже, 3 декабря 2015 года, это избиение было оформлено как «законная мера» в отношении меня. Я якобы спрятал в руках что-то и не отдавал это сотруднику СИЗО. Но это всего лишь плохо проработанная фантазия сотрудников СИЗО-1 Махачкалы: ни от кого я ничего не прятал, а в СИЗО-1 вёл себя спокойно и адекватно, не был злостным нарушителем, как это пытались представить сотрудники администрации. Лживость этого рапорта сотрудников СИЗО также подтверждается отсутствием свидетелей, кроме как самих работников СИЗО.
3.12.2015 г. меня неожиданно выселили из камеры Г51 спецблока, и по пути в новую камеру Альберт (майор) завёл меня в дежурную часть на первом этаже подписать что-то. Как я понял уже из самих документов, это были рапорта на меня, составленные сотрудниками СИЗО1, за якобы совершённые мною нарушения режима. Меня заставили подписать эти документы и начали оформлять меня в карцер.
Тогда я даже не знал, что такое карцер, и вообще понятия не имел, что происходит. Ко мне подошёл другой сотрудник дежурной части и, узнав, что меня помещают в карцер, спросил: «Что натворил?» Я стал ему перечислять свои статьи, не зная, что в карцер помещают только за определённые нарушения. Он переспросил: «Не, в карцер за что?» Тогда я сказал: «Какой карцер? Я не знаю».
Наш разговор слышал Альберт (майор), который дал мне документы для подписания. Он вмешался в наш разговор и сказал другому сотруднику, что ничего я не натворил, но «просто надо так». Он же и оформлял мне карцер, и, когда дал документы мне на подписание, видя, что я читаю и ничего не могу понять в них (я читал про какие-то мои нарушения, выразившиеся в том, что я якобы не отдавал какие-то предметы сотрудникам СИЗО, то есть то, чего на самом деле не было), он начал смеяться и сказал мне: «Скажи, я ни***я (абсолютно ничего) не понимаю!» – и начал ещё больше смеяться.
Потом он начал объяснять: «Короче, в такое-то время такой-то осуждённый допустил нарушение режима…». И начал зачитывать весь текст с листа и в конце сказал, что хоть этого и не было на самом деле, но эти документы мне нужно подписать. Вот так я подписал эти бумаги.
Затем меня провели в камеру хранения личных вещей и сказали взять с собой только самое необходимое. Я собрал один маленький пакет вещей и прошёл в карцер.
Это уже потом, на третьи сутки, я узнал от сотрудников СИЗО-1 Махачкалы, что мне дали 15 суток. Никаких врачей я ни перед помещением меня в карцер, ни после не видел, медосмотр не проходил, никаких бумаг по этому поводу не подписывал.
Пытки в СИЗО-1 и методы их оформления администрацией этого учреждения
22.10.2015 года в отношении меня по ходатайству адвоката Умарова была назначена экспертиза на предмет побоев, полученных мною во время задержания 28.09.2015 года. То есть спустя 24 дня после их получения. И уже 29.10.2015 года, то есть всего через неделю, после того как меня отвезли для медицинской экспертизы (освидетельствования), мне наносят новые побои, по тяжести совместимые с первыми. Причём наносят мне их в том учреждении, где я, по мнению суда первой инстанции, якобы находился в безопасности от пыток.
О чём это говорит? О том, что ничего не мешало (и сегодня не мешает) Дауду Давыдову и остальным сотрудникам СИЗО-1 Махачкалы пытать, избивать, унижать арестантов, заставлять подписывать самооговоры простых осуждённых, вести допрос с применением незаконных методов и пыток.
Конечно, с арестом Давыдова эти возможности сократятся, но у администрации СИЗО есть накопленный опыт пыток заключённых и заметания их следов.
Другими словами, тот факт, что меня всего лишь неделю назад вывозили на медосвидетельствование, не устрашил сотрудников и руководство СИЗО-1 Махачкалы от применения ко мне пыток и избиений. Они даже не подумали, что меня могут повторно вывезти на медосвидетельствование и все их незаконные действия выявятся и будут разоблачены. Настолько они себя уверенно и безнаказанно чувствовали.
Они знали, что любые их пытки, избиения они могут оформить задним числом как нарушение осуждённым режима СИЗО-1 Махачкалы, как невыполнение арестантом приказов администрации, злоупотребив ст. 86 УИК РФ.
Они знали, что никто не будет проверять подлинность факта нарушения мною режима в каких-либо его проявлениях. Никто не будет проверять законность и обоснованность применения ими по отношению ко мне физической силы и, в конце концов, никто не будет проверять, были ли физическая сила и спецсредства, применённые ко мне сотрудниками СИЗО1, адекватными и не чрезмерными, даже если бы с моей стороны были допущены какие-либо нарушения режима.
Все эти вопросы – предмет для отдельного судебного разбирательства и уголовного дела, возбуждённого в отношении Дауда Давыдова и остальных его подчинённых сотрудников СИЗО1.
В любом случае они знали, что найдут себе целую свору свидетелей из числа штатных сотрудников СИЗО1, а у меня никого не будет, так как административный ресурс и власть на их стороне.
Также 15 октября 2016 года меня избили сотрудники СИЗО-1 Махачкалы – Али (постовой, лакец), Шарап (кумык) и другие – в коридоре во время утренней проверки и после додачи заявлений от 17, 18 и 19 октября того года моими адвокатами о применении ко мне пыток с целью дачи мною признательных показаний и признания полностью моей вины. Эти заявления были и являются на самом деле правдивыми и соответствующими истине. Это администрация СИЗО-1 вынудила меня дать лживые показания двум прокурорам о том, что заявления адвокатов не соответствуют действительности, так как за этим последовали бы дальнейшие пытки и избиения, как это уже было много раз.
Возможности дать правдивые показания и переговорить с прокурором наедине – не было. Оперативники СИЗО-1 Махачкалы совались везде между мной и прокурором, чтобы я не мог поговорить с ним приватно.
У меня остались следы от побоев, включая гематому на внутренней стороне левой голени, размером примерно 10 на 6 см. Запись с видеокамер в тот день, когда меня избили, была удалена, а сотрудник санчасти отказался меня осматривать и проводить медосвидетельствование.
Мои обращения в медчасть СИЗО-1 Махачкалы не регистрировались
Мои обращения в медчасть СИЗО-1 Махачкалы не регистрировались, и администрация учреждения просто не реагировала на них, не говоря уже о регистрации побоев, полученных уже во время нахождения в самом СИЗО1. А соответствующее лечение этих побоев в СИЗО вообще было просто из области фантастики. Таким образом, мои побои не зарегистрировали и не записали в мою медкарту, несмотря на многочисленные обращения в медчасть.
Каждый раз, когда был этап из СИЗО-1 в Советский РОВД Махачкалы к следователю Рамазану Гадисову, к СИЗО подъезжал, как это положено, УАЗ сил ППС, но сразу же после выезда из СИЗО-1 во дворах к УАЗу подъезжала белая «Приора» с тонированными на 100% стёклами и без номеров. Пэпээсники передавали меня в эту «Приору», за рулём которой были опера, которые пытали меня. Там были оперативники Ш. и Павлов, которые били и издевались надо мной, пока мы ехали в Советский РОВД.
Смерть заключённой девушки в СИЗО-1 из-за халатности подчинённых Дауда Давыдова
В начале декабря 2015 года я стал свидетелем халатности, проявленной администрацией СИЗО-1 Махачкалы, повлёкшей за собой смерть молодой девушки.
Дело было в том, что девушку завели в соседнюю со мной камеру, я видел, как её заводили. Насколько я помню, она была уроженка Кулинского района Дагестана, на вид ей было лет 25–35. Цвет волос вроде тёмный. Спустя пару часов, а может, и меньше, девушка что-то сделала с собой, возможно, повесилась. Забила тревога, и её тело выволокли из камеры в коридор.
Вся администрация СИЗО столпилась вокруг девушки и смотрела на неё как на какое-то зрелище. Пришли какие-то женщины – сотрудницы СИЗО, которых я никогда не видел.
Девушку положили прямо на грязном холодном полу, она, судя по внешнему виду, находилась на грани между жизнью и смертью, ещё жива и надо было срочно вызывать скорую помощь, но администрация СИЗО-1 Махачкалы, оперативники и начальство делали всё, чтобы не вызывать скорую.
Я сказал им, чтобы положили её на матрас, чтобы ей хотя бы не было холодно. Она лежала на ледяном полу, а матрас был рядом, потому что это было у ШИЗО, где матрасы оставляют у входа в камеру. В ответ они только накричали на меня. А девушка так и осталась лежать на полу. Я видел, как она шевелила ногами, пытаясь бороться за свою жизнь. На это было очень тяжело смотреть…
Только спустя полчаса оперативники решились вызвать скорую помощь. Они её уже было вызвали, но потом, через пару минут, у них снова появился проблеск надежды, и они сразу же приказали отменять вызов скорой. Вызов скорой помощи был отменён.
Я не знаю, насколько это законно, но после этого они принесли какой-то аппарат, как я понял, для искусственного дыхания. Аппарат подключили к ней, я увидел, как внутри аппарата зашевелилась мембрана и начали издаваться страшные звуки, как будто перерезают горло кому-то или как сильный храп.
Звуки раздавались в унисон с движениями мембраны: они делали искусственное дыхание.
Этот весь кошмарный спектакль продолжался ещё около часа. Звуки сильного хрипа от вентиляции лёгких не прекращались, её ноги двигались уже в судорогах, вероятнее всего, в предсмертных. Но сотрудники СИЗО не сдавались: они делали всё, чтобы привести её в себя, но лишь бы не обращаться за скорой помощью.
Всё происходящее уже давно вышло за рамки законных и надлежащих мер, которые должны были принять сотрудники СИЗО-1 Махачкалы. К этому времени девушка должна была лежать на койке в реанимации в нормальной больнице, под присмотром врачей.
Целый час понадобился сотрудникам СИЗО-1 для того, чтобы понять, что они сами не в силах привести девушку в себя и надо звонить в скорую помощь уже во второй раз и, скорее всего, для констатации факта её смерти. Весь этот час она умирала медленно и мучительно, продолжая лежать на холодном полу…
После того как сотрудники СИЗО приказали вызвать скорую во второй раз, к ней принесли носилки, переложили её на них и унесли. Вот как всё было на самом деле.
Я не знаю, что они должны были сделать с бедной девушкой, чтобы довести её до самоубийства, но знаю точно, что женщин-заключённых в СИЗО-1 конвоировали сотрудники учреждения мужского пола вместо сотрудниц женского пола, тем самым нарушая правила, установленные ФСИН. Даже если администрацию СИЗО-1 нельзя обвинить в инициации смерти девушки, её точно можно обвинить в причинении смерти этой девушке по служебным мотивам: сотрудники СИЗО не хотели пачкать свою историю стабильного учреждения записями о вызове скорой помощи, также как роддомы не хотят пачкать свою статистику записями о смерти рожениц.
У девушки был шанс остаться живой, и она могла пойти на поправку. И сотрудники СИЗО тем, что в первый раз отказались от вызова скорой и вызвали медиков только через час, не доставили её в больницу, убили её…
После нанесённых мне ударов, уже находясь в СИЗО-1 Махачкалы, я заметил, что у меня ухудшилось зрение, стала часто болеть голова, появляться мигрень в теменной части головы. По сей день я испытываю частые головные боли, тошноту и головокружения.
В заключение моего нахождения в СИЗО-1 Махачкалы администрация учреждения в отместку, чтобы ухудшить мне жизнь в период отбывания наказания, сделала мне отрицательную характеристику. Меня поставили на профилактический учёт как радикального экстремиста, несмотря на моё примерное поведение в СИЗО во время всего содержания там и отсутствие каких-либо оснований для постановки на данный учёт.
P. S. Прошу редакцию вашей газеты срочно отправить копию данных показаний следователю 2го отдела Следственного управления СКР по Республике Дагестан, занимающемуся расследованием преступлений (задержанных) начальников УФСИН по Республике Дагестан. Заранее благодарен!
29.11.2019 г. ]§[
___________________________________
1 Начальник СИЗО-1 Махачкалы Дауд Давыдов был задержан по обвинению в коррупционных преступлениях и 21 ноября 2019 года решением Советского районного суда Махачкалы был заключён под арест (содержание по стражей) и помещён в спецблок СИЗО, который до этого времени возглавлял. См. статью «В тюрьме все свои», «ЧК» №45 от 22.11.2019 г.
- 607 просмотров