Был такой город

Сусанна Мирзаханова, госслужащая (1920–1960 годы)

Город наш от моря к горам построен. Говорят, Алексей Ермолов так велел, чтобы улицы Дербента могли проветриваться. Я родилась здесь в 1951 году. Мой отец Абдулгамид Мирзаханов попал сюда после войны, пройдя её от начала до конца, а родился он в селении Берикей Дербентского района. В Дербенте его сразу же приметили как грамотного человека и потянули в аппарат партии. А спустя время, окончив Полтавский юридический институт, отец стал начальником ОБХСС по Дербенту и Дербентскому району. Проработал он на этом посту два года и попросил перевода. Перевели его снова в исполком, и несколько лет он занимался партийной деятельностью. А в 1957-м папа ушёл в строительство и до конца жизни строил объекты в Дербенте, в Махачкале, где требовалось. К примеру, пятиэтажный дом на Буйнакского, возле здания сельхозтехникума. В том же районе и банк был, где моя мама, Разия Баламиевна, 30 лет проработала. А на месте нынешнего Сбербанка прокуратура была.

Родители познакомились в годы совместной работы в исполкоме. Мама в собесе тогда работала. Удивительно, что дедушка, мамин отец, сразу согласился выдать дочь, которую до того никому не отдавал, за сельского парня. Оказалось, что хотел единоверца в зятья. Дед мой, Балами Мамедов, дербентский, магальский, 1870 года рождения, революцию здесь пережил. Он очень набожным был – мусульманин-суннит, а дербентские азербайджанцы в основном шииты были. Вот и выдал свою дочь с радостью за суннита. Однако вера не мешала деду выращивать виноград и делать отличное вино, за которым не только со всего города к нему ходили, но и грузины приезжали. Ещё и коньяк, кажется, делал, а его лучший друг армянин Амаяк Абрамянц на коньячном работал. Дед не пил, но многие осуждали его за виноделие и выращивание винограда. Ведь к нему как к мудрецу за советом все дербентские сунниты приходили. А он всё равно не бросал своего дела. Выводил даже различные сорта винограда. В 1924 году в Дербенте оказался Михаил Калинин, он тогда приезжал в Дагестан на открытие Стеклозавода в Огнях, и надо было его чем-то удивить. Приехали к моему деду. Май на дворе, а они покупают у дедушки корзину с виноградом – свежайшим с виду. Калинин даже спросил, где его сорвали, такой сладкий и свежий виноград в мае, на что получил ответ, что он с сентября хранился у известного садовода и селекционера Балами Мамедова. Как он его хранил, никто в семье не знает.

Мы на Буйнакского, 31, жили, в доме, построенном в 1912 году, в общем дворе. Это справа от стадиона, наш двор так и назывался – «стадионский» или «учительский», потому что учителя в основном жили. Весь город собирался тут, когда местные команды играли в футбол. Такой футбол, который сейчас даже по телевизору не увидишь! А люди на крышу нашего сарая залезали, чтобы не платить за билет. Оттуда всё было видно как на ладони. В Дербенте, вообще, у каждого двора своё название было, по номеру никто не помнил. Вот немного дальше от нас Шкамердин двор был, там семья жила по фамилии Шкамерда. Ещё был Читин двор, там жила девочка Света, которую  все звали Читой. Вот с этим Читиным двором мы постоянно дрались. Ни с того ни с сего могли собраться: «А пойдёмте с Читиным двором драться!». Ходили. Нас сорок человек – я со старшей сестрой Земфирой, другие девочки и мальчики вперемежку, и с их двора столько же. Дрались-то несколько человек, а мы просто так шли. А на Пушкина находился колхозный двор, ну и так далее. И мы каждого знали, представляете? Кто где работал, учился, кто куда ходил. Вот такой был город.

Сусанна (внизу слева) с родителями, братом и сестрой, 1963 г.

Родились мы все, дербентцы моих лет, в роддоме на улице Буйнакского, который в здании Центральной больницы находился. Это красивейшее здание в те годы было, его строил богатый человек – Ахундов. Напротив больницы был парк Революционной славы, за забором. Что мы делали? Собирали покушать в мешочки и шли в этот парк с наступлением весны, расстилали поляну, кушали, играли, прыгали, кувыркались – это был наш культпоход. Но ходили туда только днём. Вечером очень опасно было – блатные собирались. Выше нашей улицы находился форштадт – слободки, фабричный район, где рабочие ковровой фабрики «Даг-Юн» жили. Их дети бандюгами слыли, и мы боялись проходить по их улочкам-переулочкам. Учились они в нашей одиннадцатой школе, но учёба им до потолка была. Ещё боялись через улицу Пушкина переходить – движение транспорта там было самое оживлённое, а светофоров-то не было тогда. Помню, как осторожно перебегали, ещё и мамы тысячу раз предупреждали. Там же, на Пушкина, магазины были продуктовые, где мы закупались. Но с продуктами раньше нелегко было. Молоко в жёлтых цистернах привозили к Пассажу в выходные. Мама меня будила, чтобы за молоком послать, а я еле как проснусь, пойду, а молока уже нет – расхватали. Я на эти деньги рыбу покупала, чтобы не злить маму. Зашла как-то в рыбный отдел и спрашиваю, как называется рыба. А продавцом там, в рыбном, всю жизнь худенький такой дядя Синька работал, вот он мне и говорит: «Ледяная она». Я-то вижу, что ледяная, и переспрашиваю, а он снова кричит: «Ледяная, говорю!». Я так смеялась, когда поняла, что так рыба называется.

Как наступало лето, весь наш двор собирался и шёл на море. Вот было весело! Спускались вниз по Буйнакского, переходили пути железнодорожные и оказывались на замечательном пляже. Там были и игры, и знакомства. В кино бегали часто за 10 копеек – в «Родину», «Юбилейный» или «Желдорклуб». В «Родине» до одиннадцати часов детские сеансы шли. Какой-то оживлённый был район – улица Ленина, особенно пятачок возле ресторана «Дербент», где, как мне казалось, собирались все мужчины города! Даже стыдно было проходить там.

Недалеко от самой старой дербентской школы, к тому же и самой сильной в те годы, 115-й железнодорожной, мы хлеб брали. И всякий раз одни и те же лица встречались у хлебного. Вообще, район вокзала – улица Кобякова и так далее – самый центровой в те годы был. Там было всё, даже базар, жизнь кипела. Здание вокзала очень старое, и вот рядом с ним был самый лучший ресторан в городе – «Железнодорожный», с белыми скатертями. Мы детьми прибегали сюда смотреть, кто придёт в ресторан. А там вся «золотая» молодёжь Дербента собиралась. Сейчас всего этого не увидишь. Улицы притихли. И бани общественной у вокзала уже нет. А их было две в городе. Вторая между Пушкина и Буйнакского находилась, куда мы ходили вместе с мамой раз в неделю, в выходной день. Мальчики с папой ходили. Это уже когда я постарше стала, начала сама бегать в баню тайком от мамы ещё и в будний день. Молодая ведь девушка была, хотелось всегда чистой быть. А воды в доме не бывало ни у кого. Во дворе единственный кран стоял, и туда воду не всегда давали, а когда давали – километровые очереди из вёдер стояли. В этих очередях и ругались, и мирились, и спорили, и шутили.

Сусанна с родственниками, август 1964 г.

Жила у нас во дворе очень интересная женщина – одна жила. Всегда на каблуках, иногда в шляпке ходила – Наталья Алексеевна, которую мы тётей Натой звали. Работала медсестрой в кожной поликлинике и была единственной, наверное, женщиной в Дербенте, которая курила. И нам это казалось таким необычным и интересным. Папу моего тётя Ната звала на русский манер Алексеем и частенько приглашала покурить. Сама она была очень строгих правил, но когда начинала рассказывать истории, которых у неё было море, – о своей жизни, о приключениях, о войне, то заводилась и становилась весёлая. Она рассказывала нам о той жизни, о которой родители никогда не рассказывали. И мы все, дворовая ребятня, внимательно и с интересом слушали её. Однажды тётя Ната поругалась с соседом по фамилии Левченко, который делал соленья всякие бочками и торговал ими. Денег у него было немерено, но жили они неопрятно, что тётю Нату постоянно злило. И вот, входя, как обычно, во двор на своих каблуках, она чего-то с соседом не поделила и крикнула: «Ах ты, белогвардейский офицер!». Весь наш дом притих. В Дербенте говорят, что когда человек ругается, он не успевает сочинить что-то и выдаёт правду. И тут такая страшная для нас, детей, фраза прозвучала! С тех пор все насторожились. В остальных случаях нас оберегали от разной информации. От всего оберегали – даже от зависти. Не принято было, например, на глазах у остальных с едой появляться. Помню, как возмущались все, когда сосед с огурцом свежим в одной руке и хлебом в другой появился. Нехорошо это было, не по-дербентски.

 

 

Рубрику ведёт Светлана Анохина

____________________________________

Редакция просит всех, кто помнит наш город прежним, у кого сохранились старые фотографии, связаться с нами по телефонам: 67­06­78 и 8­988­291­59­82.

Номер газеты