Я решительный противник социального явления, получившего в нашем словаре название «клан». А уж его переход из социального статуса в политический и вовсе воспринимаю как серьезнейшую трагедию, если не катастрофу... Понимаю, что личного неприятия, личного негативного отношения к нему мало - нужно сопротивление, причем уже публичное. Оно могло бы осуществляться под лозунгом, который я вынес в заголовок этой заметки. Стоп-клан!.. Отрицательной категоричности жесткого термина «клан» здесь противопоставлена двойная положительная категоричность нового слова, неологизма, да еще и подкрепленная восклицательным знаком. Сила положительного знака «стоп!», усилена здесь - по закону айкидо - силой отрицательного знака «клан»... Новый термин, в отличие от своего антипода, несет в себе надежду, выявляет на языковом уроне необходимость противостояния ему.
Но, прежде чем перейти к конкретике, я хотел бы закрыть филологический аспект темы.
Для меня, литератора и журналиста, очень важен звуковой, акустический образ слова. В данном случае слово «клан» - односложное, замкнутое с двух сторон жесткими согласными «к» и «н»! Как звук, наглухо закрываемой тяжелой металлической двери... Оно стоит для меня в ряду таких закрытых односложных слов, как: «гвоздь»... «гроб»... «смерть»... Такое же глухое и безвыходное.
Вообще слово «клан» - кельтского происхождения и переводится на русский как «семья». Его современное значение хорошо известно - это замкнутый круг лиц с родственными связями, контролирующий власть и производные от него экономические рычаги и финансовые потоки. В советской реальности «кланов» в названном значении не было. Они начали зарождаться при Брежневе, который стал приближать и возвышать т.н. «днепропетровских». Однако это был «клан» не в классическом значении, т.е. основанный не на кровнородственных связях, а на местечковом принципе. Признаки «клана» появились позже, когда генеральный секретарь возвел на должность министра МВД своего зятя Чурбанова. К признакам «клана» можно отнести принцип «свои люди», который использовался в то время при формировании тех или иных руководящих групп на низовом уровне.
В классическом значении термин «клан» заработал уже в условиях современной, постперестроечной России. Например, в период правления Ельцина в российском политическом словаре термин «семья» употреблялся в значении слова «клан». Но «семья» в нем не прижилась - верх взял «клан», и сегодня именно он используется для обозначения явления, формула которого приведена чуть выше. А не прижилась она там по той простой причине, что современная русская «семья» - это далеко не то же самое, что, например, дагестанская семья. Там, действительно, это всего лишь семья: супруги, их дети, изредка дяди и тети... И все! На статус «клана» с преобладанием лиц, связанных семейно-родственными отношениями, такой узкий круг людей не тянет. Он вынужден привлекать в свои ряды и посторонних, т.е. лиц, не имеющих с его семейным ядром кровных отношений. Это и является «Ахиллесовой пятой» таких кланов: как только семейное ядро ослабевает, утрачивает рычаги власти и влияния, – чужаки тотчас же от него отворачиваются, устремляясь на поиски более благополучных «ядер».
Поэтому в отношении ельцинского окружения, скорее, применим термин «клан», чем «семья». Да, кстати, та форма сообщества, которую мы видим на высшем этаже власти постельцинской России, может быть названа кланом с гораздо большим основанием, потому что теперь оно (сообщество) формируется не по семейному, а по профессиональному принципу (читатель, надеюсь, понимает, о какой профессии идет речь...).
Если же говорить о Дагестане, то тут как раз «кланы» имеют выраженный семейный характер. И понятно почему: у нас семья не ограничивается собственно семьей (родители, дети), а подразумевает довольно широкий круг родственников, включая и самых периферийных. Весь этот круг людей помещается в хорошо известный и понятный нам термин «тухум», а у чеченцев т.н. пресловутый «тейп». Солидарность в рядах такого клана не в пример выше, чем в кланах с профессиональной основой. Эти кланы крепче, и что-то вырвать из их рук гораздо труднее, если вообще возможно. Дело в том, что кланы, властвующие сегодня в Дагестане, – серьезно и надолго. В их руках сосредоточены такие колоссальные материальные ресурсы, что им ничего не стоит подавить любое сопротивление их власти в самом зародыше.
Меньше здесь и угроза распада клана в связи ослаблением «ядра». И все потому, что семейные традиции в Дагестане таковы, что подобное отступничество у нас приравнивается к предательству со всеми отсюда вытекающими...
Поводом к этому эссе послужила публикация в еженедельнике «Черновик» (на полосах «Среднего класса») таблицы с указанием родственных связей лиц, угнездившихся на разных ветвях власти. Генеалогическое древо дагестанских кланов оказалось довольно развесистым. Тут наши «элиты» столкнулись с новой проблемой, над решением которой им теперь предстоит поломать головы. Вы помните, как легко они обошли препятствия на пути к бесконтрольному обогащению, переписывая свое имущество, недвижимость и т.п. на своих жен и поставных лиц. Но, если имущество свое можно переписать на другого человека и сделать вид, что оно не твое, то ведь своих детей и жен, племянников и двоюродных братьев на других родственников не перепишешь! Или перепишешь?
Между прочим, когда в ГД РФ был поставлен вопрос о недопустимости семейственности и кумовства в депутатском корпусе, прозвучало возражение, что такое ограничение сильно ударит по правам человека... Да, мол, и не кумовство это вовсе, а преемственность, эстафета от отцов к детям. Здоровое проявление династического принципа. Может быть, только как же быть с принципом сменяемости власти, основным принципом демократии? Ведь династический принцип, преемственность и эстафета - это все признаки аристократической формы правления. А у нас в Конституции Россия позиционируется как демократическое государство. Причем - социальное.
Куда же мы идем?
- 1 просмотр