[ Антикризисные постулаты... ]

 

ПЕРЕПРОИЗВОДСТВО

Дагестан привычно ничего не производит. Какое же тут перепроизводство? Если только предположить, что республика могла стать суверенной, то её фиаско, дефолт, социальные потрясения были бы неминуемы. Непроизводящая страна страною не называется, такой просто быть не может. Но Дагестан – часть России…

Во всех странах развитых экономических систем темпы роста хорошо отлаженного производства на протяжении долгих лет не оставляли сомнения, но… так долго продолжаться не могло – есть точка насыщения. В России двухтысячных годов производство было не столь разнообразным, темпы позитивного роста отмечались не во всех отраслях, а только лишь в нефтепроизводстве и тяжёлой промышленности. Но рост – был! Сумасшедший рост! Такое вот «темповое» воспроизводство заключает в себе опасность, которую наиболее прозорливые бизнесмены не могли не заметить – опасность перепроизводства. Рано или поздно, понимали они, рынок неминуемо насытится, у людей будет всё необходимое, и их товары просто-напросто перестанут покупать.

Как мы уже отмечали, Дагестан, конечно, сам ничего не производит, но это же часть России, и российские болезни очень быстро становятся дагестанскими тоже. В этой части мы ПОДВЕРЖЕНЫ кризису не меньше, чем какой-либо иной регион. Мы в результате тех причин, что описаны ниже, получили дисбаланс между производством и потреблением.

 

ДОБРОСОВЕСТНАЯ КОНКУРЕНЦИЯ Соединённых Штатов Америки с Россией, в которой Россия и страны третьего мира проиграли

Поставка энергоресурсов на внутренние рынки США и Европы по всё более высокой цене привела к тому, что американские производители начали перекладывать удорожание цен энергоносителей на стоимость выпускаемых потребительских и промышленных товаров. А чтобы в результате повышения цен на произведённые товары не страдал американский потребитель (иначе ведь начнутся стачки и активизируются профсоюзы), работодатель вынужденно повышал заработные платы своих работников. Параллельно правительство США повышало содержание госслужащим. Параллельно финансовая система США уменьшала ставку рефинансирования Федеральной Резервной Системы, иначе говоря, делала кредит всё более доступным для работодателей. Началась банковская кредитная экспансия – ведь на финансово более ёмкое производство (всё же подорожало!) требовалось больше денег.

Россия же по окончании обычных производственно-товарных циклов американских производителей стала импортировать уже подорожавшие (прежде всего за счёт своих дорогих энергоносителей) товары. Постепенно вслед за американцами стоимость жизни стала расти и в России, правда, компенсировать в виде повышенной заработной платы наш работодатель не поторопился – излишек, перепредложение дешёвой рабочей силы. Если профсоюзы вдруг начнут требовать повышения зарплат, без проблем можно избавиться от недовольных и тут же нанять новых работников.

Вот и получилось, что товарное содержание доллара в силу подорожания жизни в США с адекватным увеличением валютной массы в обороте американских потребителей минимизировалось. И теперь Стабилизационный фонд (российский национальный резерв) хоть и оставался номинативно большим, но его покупательная способность сдулась. Куда его девать, на что расходовать непомерно большой фонд – ещё три года назад это было неразрешимой задачей для российского правительства. Путин-Медведев-Путин решили тратить Стабфонд на «Национальный проект», по большому счёту, – в доходы работников социальной сферы. То есть Путин и Медведев ещё больше усилили нагрузку на потребительский рынок. Грубо говоря, проиграв войну цен, Россия переинвестировала огромные средства в непроизводственный сектор. А всё, что инвестируется не в реальную экономику, – так или иначе выброс денег на потребление.

Вот о чём кратко поведал читателям «ЧК» Михаил Чернышов, говоря о «нефтяной игле». То же самое, но иными словами, говорил «техник» Хаджимурад Камалов, предлагая дагестанскому правительству закупать технологии, обучать этим технологиям (хоть и за границей) специалистов и покупать под эти технологии соответствующее оборудование (см. статью «Будет хлеб – будет песня», «ЧК» № 31 от 04.08.06 г. – Прим. ред.). Денег валом, только нужно экономить на неэффективных госслужащих. Оба разделяли микроэкономический подход к экономическим событиям, которого требовал наш маленький Дагестан. Сегодня о комплексной модернизации экономики и её технологичности говорит президент Медведев, правда, на общероссийском уровне.

 

ЛОКАЛЬНО-ЛАТЕНТНАЯ составляющая ИНФЛЯЦИИ

На узкий потребительский рынок Дагестана выброшена огромная денежная масса бюджетополучателей. Важность сокращения денежного обращения, особенно в бюджетной сфере, абсолютно очевидна. Но денежная масса, вываливаемая на ограниченный объективным спросом узкий рынок, не сокращается, а, наоборот, увеличивается. То была целевая политика магомедали-магомедовского Госсовета, направленная на накопление денежной массы в руках экс-партноменклатуры, которая теперь возглавляла «демократическую» власть Дагестана. Однако надежд, связанных с сокращением расходов и уменьшением, таким образом, денежной массы в непроизводственном сегменте, не оправдал и Муху Алиев. Он не сократил ни количества органов исполнительной власти (хотя первые целесообразные шаги он начал именно в этом направлении) и неэффективных госучреждений и унитарных предприятий, ни должностных окладов. Только увеличил! Хотя качество госслужащих, принятых на работу при Муху Алиеве, выросло в разы.

Бездумное вываливание денег на ограниченный потребительский рынок в Дагестане началось в 90-е. Дагестанское руководство, как ни крути, а шантажировало Кремль повторением чеченского сепаратизма, спасти от которого могли лишь «укрепление мира и стабиЛности, сохранение рабочих мест». Федеральный центр не заботило, как именно будут сохраняться рабочие места. Центр не интересовали последствия тотального создания никчёмных государственных бюрократических ведомств и учреждений и оптовой распродажи должностей в этих учреждениях. От любых тревожных сигналов о том, что это подмывает основу под производством и развитием производительных сил, в Москве отмахивались, как от назойливой мухи: «Отстаньте! Не до вас… Потом разберёмся. Россия большая, до Дагестана очередь ещё не дошла».

За это время, вслед за предприимчивыми экс-коммунистами самых верхних эшелонов и бандитами, паразитировать научилась и интеллигенция. И вот уже примерно лет 10 как паразитизм стал главным смыслом и способом выживания почти всех работоспособных граждан республики. Все ринулись покупать дипломы и становиться в очередь на покупку должностей в государственных и муниципальных учреждениях. Слово «работа» сегодня ассоциируется только с каким-нибудь кабинетом в госучреждении, где можно получать мзду. А федеральный центр всё вываливал и вываливал на маленький потребительский рынок республики всё большее и большее количество дотаций. Поэтому у нас образовалась своеобразная собственная, отличная от федеральной инфляция. Из Москвы в Дагестан присылали много денег (бюджет), из той же Москвы в Дагестан привозили товары для потребления, и мы опять же здесь, в Дагестане, их потребляли: – бюджетополучатели первого эшелона покупали земли, квартиры впрок (для правнуков) и недвижимость в Москве и за границей; – те, кто им продавал всё это и бюджетополучатели второго эшелона покупали брюлики, золотишко и престижные автомобили.

Дальше – в том же духе. Весь рынок сориентировался исключительно на богатого покупателя. Но горькая правда в том, что потребить больше, чем может усвоить организм, НИКТО не может. Потребление объективно ограничено количеством населения и уровнем развития производительных сил! Поэтому, когда много денег, а товаров всего лишь столько, сколько можно потребить (пусть даже и через силу), товары дорожают…

Давайте проведём аналогию с человеческим организмом. Что произойдёт, если вы будете всё время кушать? Съедать каждый день по две буханки хлеба, шесть яиц, две жареные рыбы, полкурицы гриль, две тарелки харчо, пару пирожных с пятью чашками чая или кофе. Представили? Как минимум – диспепсия, это когда в желудке пепсина не хватает, чтобы всё проглоченное переварить. Желудок раздувается, размягчается, его мышцы атрофируются, а человек – обладатель такого желудка – очень скоро начнёт походить на перекормленную утку. Вот такой у нас потребительский рынок и такая экономика. А жрачка всё поступает и поступает. Совершенно очевидно, что товары неимоверно (!) дорожают на таких вот «свободных» рынках; в Москве или Санкт-Петербурге цены существенно ниже! Жизнь в нашей республике вследствие этого страшно дорожает, а безработные и безденежные в силу этого «необъяснимого» подорожания становятся ещё более бедными. Говоря откровенно, примерно 15 – 16 тысяч семей дагестанцев, приспособившихся к госсоветской системе купли-продажи должностей и потреблению бюджета, делают жизнь остальных дагестанцев весьма проблематичной. Производство перестаёт быть конкурентным, а значит, и привлекательным. Создать же столько государственных учреждений, чтобы всех трудоустроить, немыслимо даже для такого мастера этого дела, как всемогущий Дедушка, поэтому из 450 тысяч работоспособных граждан не знают, куда себя девать, примерно 300 тысяч. По крайней мере, три раза за год каждый из этих трёхсот тысяч всерьёз задумывается, что ему делать завтра.

(Кстати, совет для аналитиков: не полагайтесь на официальную статистику в этих вопросах. У Росстата нет для оценки этих процессов объективных критериев. А процесс тем временем продолжает набирать инерцию.) 

 

ПРОФАНАЦИЯ ОБРАЗОВАНИЯ и связанная с этим ПЕРЕОЦЕНКА ТРУДОРЕСУРСОВ

Тщеславие родителей и готовность даже самой консервативной вузовской интеллигенции удовлетворить их тщеславный спрос на дипломы (как бирка доброкачественности их детей) привело к тому, что в республике страшно переоценён труд. Это уже не недорогая рабочая сила, а дешёвая. Разница между двумя определениями очевидна. Не только в городах, но и в горных районах с особо снобистским населением райцентров работой называют исключительно муниципальную или государственную службу. Никто не хочет работать в поле. Легче за взятку поступить на гос- или муниципальную службу. А те, кто хотел бы начать своё дело в сельском хозяйстве или смежных производствах, не смогли (до кризиса) получить доступ к финансовым средствам. Только на кабальных условиях. Причём официально декларируется беспрепятственный доступ к кредитам, государство даже субсидирует банкам процентную ставку по выданным кредитам. На деле же чем более государство помогает, тем лучше бюрократу, тем больше государственный чиновник, ответственный за оказание господдержки, обирает добросовестных кредитополучателей. Беспрепятственно кредиты берут лишь заведомо недобросовестные люди, отвлекающие денежные средства от с/х производства на свои, часто очень далёкие от всякого производства нужды.

Агломерирование и деМУПация сельского хозяйства (или по-ленински – кооперация) – вот что может укрепить нашу экономику, минимизировать связь со следующими глобальными кризисами. Узкоспециализированное сельское хозяйство – конкурентное преимущество нашей республики на общероссийском рынке. Такого рода преимущественных отраслей у нас шесть-семь. Туризм в их число не входит. Карибов, Сулейманова и прочая комсомольская гвардия выморочили тему до невозможности и сами в неё верят, как Мола Насреддин, который распустил слух, что на базаре раздают халву, и сам же в него поверил. Этно-, фольк-, экстрим-, охотнический туризм – единственное перспективное направление. О туризме пляжном можно надолго забыть хотя бы потому, что карибо-сулеймановщина – утопия. Она требует колоссальных средств для того, чтобы «намыть» новое побережье. То есть перенести, отодвинуть берег на добрые 400 – 450 метров от имевшегося берега (теперь уже застроенного), как сделали в окрестностях Баку в 60-е годы. Сегодняшняя стоимость подобного проекта – примерно $10 – 12 млрд. Кто будет вбухивать в полувоюющую республику такие деньги? Спросите об этом у «государственников» Карибова и Сулеймановой. Они улыбнутся и скажут на чистейшем социалистическом канцелярите: «На сегодняшний день… Без государственной поддержки… Для развития рекреации и туризма… Пересмотреть земельные отношения… Культура потребления… Развитие сервиса и гостиничного сектора…» Из чего только слепоглухонемой не поймёт, что за очаровательной чушью чиновников не видно ни ясного понимания проблем отрасли, ни программы, ни представления об источниках финансирования. А они и нанимались в министры для того, чтобы рассчитывать программы и проекты. Они знают: достаточно лишь говорить о государственной политике по регулированию каких-либо процессов в какой-либо области. Государство же или даст денег или не даст их. (В следующем номере «ЧК» расскажет о предпринимателе, реально работающем в сфере туризма.)

Почему ещё невозможно на имеющемся берегу обустроить пляжный туризм? Потому, что почти у всех серьёзных министров (инфантильных временщиков таковыми считать просто нельзя) на берегу свои земли, которые они зубами будут удерживать. Об этом Карибов и Сулейманова будут «деликатно» молчать, так же, впрочем, как и о реальном туризме, который можно развить своими средствами, если только в цели этих министров действительно входит развитие туризма.

 

Бездумная ПОДДЕРЖКА неэффективных ГОСУДАРСТВЕННЫХ ПРЕДПРИЯТИЙ и недобросовестная конкуренция с частным сегментом в реальном секторе экономики 

Если для Америки спекулятивный рынок (что это такое? что на самом деле продают брокеры и дилеры? и является ли покупка акций на фондовых рынках, строго говоря, инвестицией?) сделал существенный вклад в общий экономический кризис, то для России спекуляции на фондовых биржах мало повлияли на кризис. В России на кризис больше всего повлияла бездумная поддержка государственного сектора экономики.

 

Как нам извлечь выгоду из кризиса? 

Если говорить в деталях на что направить усилия власти, то только на создание условий для беспрепятственного доступа к средствам производства и основным производственным фондам, в том числе к земле. Государство должно перестать «помогать» бизнесу, от этой «помощи» жиреют государственные чиновники. Государство должно сделать прозрачными земельные аукционы и воспользоваться властными полномочиями, чтобы принудить муниципалитеты также открыть бизнесу доступ к средствам производства (в том числе к инженерной инфраструктуре).

 Не надо спрашивать, откуда у бизнесмена появилось богатство. Первоначальное накопление капитала – обычный процесс смены общественно-экономических формаций. Главное теперь – заставить его раскошелиться на обновление и модернизацию экономики. А делать это для ничейной собственности никто из бизнесменов не будет. В России повсеместно решён этот вопрос. Только в «феодал-социалистическом» Дагестане чиновник за нос водит граждан байками про общенародное богатство.

Надо сократить государственный аппарат, радикально упразднить никчёмные министерства «хорошего настроения». Министерств должно быть не более семи. Необходимо в три с половиной раза сократить и штатную численность тех министерств, что останутся после упразднения, – убрать «кроссвордистов» и «шахматистов» из органов ИСПОЛНИТЕЛЬНОЙ власти. И… придётся основательно подыскать правовые основания для этой массовой резекции. Тем же, кто остался на государственной службе, надо довести зарплату до уровня не ниже 25 тысяч рублей (ведь есть «технические» служащие, не осчастливленные «государственной гражданской службой» или «государственными должностями»). Высшие же государственные должности должны оплачиваться зарплатой в 500 тысяч рублей в месяц.

Зарплата первым лицам, по идее, должна быть ещё выше – какой-то служащий таможни среднего эшелона посмеялся бы над любым, кто предложил бы ему отказаться от «лапы» за зарплату… даже в 150 тысяч рублей. Искушение злоупотребить властью при таком кособоком рынке труда ОГРОМНОЕ! Сперва надо упразднить ведомства и сократить штаты, а затем поднять зарплаты. Причём надо ясно закрепить в законодательстве, какими именно денежными вознаграждениями поощряются государственные служащие в Республике Дагестан – сколько рублей в месяц получают в совокупности.

Государственная власть не имеет права прямо влиять на власть муниципальную. Исключение составляет случай отрешения от власти глав муниципалитетов, утративших связь с народом (J), право на которое получили главы субъектов с этого года. Но президент обязан, показав пример на государственном уровне, потребовать от муниципалов столь же явной транспарентности (прозрачность, публичность, общедоступность) и сокращения неэффективных муниципальных учреждений и МУП.

В стране с глубокими демократическими традициями в периоды, когда побеждают демократические партии, государство прочно контролирует крупный бизнес. Во времена республиканского правления крупный бизнес как бы берёт реванш, происходит импульсивное развитие, рост промышленности, экспансия на внешние рынки сбыта и ресурсов. То есть развиваются то общественные институты, то производство – только и всего. Таким образом, демократическая традиция в этих странах плавно сменяется республиканской, не вызывая конфликтов в обществе. Происходит лишь относительно мягкое смещение интересов государственного аппарата и векторов политики (социальной, налоговой, военной, экономической). В таких странах крупный бизнес никогда не бывает на стороне рабочих масс, наоборот – он, условно говоря, патронирует государственный военно-стратегический блок, который даёт им (магнатам, промышленникам) гарантированный госзаказ, стимулируя развитие бизнеса вообще.

В странах с авторитарным управленческим укладом, хотя бы и формально провозгласивших у себя демократию, крупный бизнес поддерживает демократические начинания масс и очень боится, что военно-патриотическое крыло государственной власти (державники) свернут крупному бизнесу шею. Развитие бизнеса в таких странах весьма проблематично, и поколения бизнесменов там сменяются на следующие, уходят в небытие, так и не достигнув стадии «восковой зрелости».