[ Будущее: за кем оно? ]

Ещё каких-то два года назад публично рассуждать о распаде России и отторжении её территорий: Сибири, Дальнего Востока, Северного Кавказа или национальных республик Поволжья – было чревато репрессиями для журналистов и политэкспертов. В настоящее время, даже несмотря на всё усиливающийся репрессивно-карательный крен в госуправлении и во всех других сферах активности государства, перспективы целостности России стали темой номер один информационного пространства России (включая явный и неявный подтекст публикаций). Не претендуя на компетентность в вопросах развития территориальных массивов, образующих государство Россия, попробуем оценить пути развития Северного Кавказа. Оговоримся сразу же, что все построения предполагают долю условности («погрешности»), так как в реальной жизни количество факторов, влияющих на процессы, – бесконечное множество.

У Северного Кавказа три пути развития: демократический, авторитарно-националистический и исламский. Каждый из них детерминирует тип востребованного лидерства, модель устройства государства и управления Кавказом, перспективу целостности (или сепаратизма).

Демократический путь. в России он ассоциируется с президентом Дмитрием Медведевым. Считается, что демократия – гибкая, устойчивая, адаптирующаяся к меняющимся условиям обстоятельств и времени – как бы воспроизводит сама себя. В этой связи демократизация госустройства кавказских республик может представляться некоей панацеей от социально-экономического разложения и сепаратизма либо шансом на мягкий, без кровопролития, вариант ухода России с Кавказа. Демократия в России исторически возможна только при реальном федерализме с чётким разграничением и действенной независимостью всех трёх ветвей власти (законодательной, судебной и исполнительной) и развитой системой сдержек и противовесов при реализации госуправления.

Авторитарно­националистический путь. Он ассоциируется с премьер-министром России Владимиром Путиным. Недостатки этого типа управления территорией в условиях конфессиональной и этнической неоднородности обуславливают высокий риск сепаратизма и потери периферийных территорий. Так как национализм как идея ограничен рамками этнической группы и не имеет собственной программы строительства будущего. Он опирается на силовые методы, пропаганду, дискриминацию прав этнических и религиозных меньшинств, цензуру экономических и политических свобод, популистскую, а потому бесперспективную экономическую политику (псевдосоциализм), которая в итоге приводит к гиперинфляции, обнищанию масс, дистрофии промышленности и экономики в целом. Авторитаризм и национализм возможны только в странах, где, как правило, есть запас богатств, ресурсов. Это могут быть запасы недр (нефть, золото, алмазы и т. п.) или производственный потенциал, накопленный предшествующими поколениями и/или через мобилизационный тип экономики (как, например, в Германии гитлеровского периода, в СССР после индустриализации и коллективизации, в России после развала СССР).

Авторитарные режимы недолговечны ввиду исчерпаемости их материального базиса. В конечном счёте и в различных вариациях эти режимы в основном переходят к демократии. Всё зависит от степени просвещённости авторитарного правителя. Испанский диктатор Франко и чилийский Пиночет ушли в отставку, подготовив неконфликтную передачу власти преемникам через выборы.

Ближневосточные режимы, правящие по полвека (с учётом преемников), доправились до стихийных народных бунтов, чем дискредитировали себя настолько, что дальнейшее их пребывание во власти окончательно делегитимизирует и дискредитирует государство как образ власти в глазах народа. Здесь уже все попытки со стороны Запада демократизировать эти правительства будут натыкаться на сопротивление самих властных элит; параллельно будет возрастать риск уже не стихийных бунтов, а организованного сопротивления.

Демократия на Ближнем Востоке ассоциируется с диктатурой в собственных странах, отсюда будет расти популярность ислама как модели устройства государства и общества. Западноевропейские страны­участницы НАТО и США в регионе попали в собственный капкан: применяя насилие, они наталкиваются на абсолютное неприятие декларируемой ими демократии. Кризисные же явления в самих странах демократии, носящие системный характер, ставят на повестку дня вопросы: а какой, собственно, путь вы, американцы (французы, англичане, немцы), можете предложить завоёванным вами странам?

Мало кто сейчас помнит о том, что предперестроечный СССР в Афганистане 1979 – 1989 гг. намеревался установить колхозный строй.

В России выбор между демократией и национализмом зависит от цены на нефть. Причём связь эта неординарная. Если цена на нефть, вследствие ухудшения ситуации на Ближнем Востоке, будет ожидаться стабильно высокой, то это фактор в пользу усиления Путина. «Социализм» за счёт нефти в виде необоснованных экономически повышений зарплат работникам бюджетной сферы, социальных выплат, псевдонационализации экономики и масштабных, капиталоёмких госпрограмм – это политическая «платформа» второго (и, возможно, четвёртого) президента России. Если же цена будет стабильно низкой, то это тоже фактор условно Путина, то есть не совсем Путина, а гораздо более жёсткого правителя, диктатора из числа генералов спецслужб, который установит режим мобилизационного общества. Вот здесь, конечно же, Кавказ будет нужен как трудоизбыточный регион с дешёвой рабочей силой и как территория транзита углеводородов: нефти, газа. Но в конечном счёте, как уже сказано выше, эта модель устройства России скоротечна. Насильственные сталинские коллективизация и индустриализация, с их многомиллионными человеческими жертвами, Голодомором и ГУЛАГом, не говоря уже о материальных издержках, просуществовали всего-то 50 – 60 лет. Срок действия мобилизационного национал-­социализма. В современной России не более десятка лет. умеренно высокая цена чёрного золота, в пределах $ 55 – 80 за баррель, – шанс Медведева на закрепление себя в статусе президента и продолжение курса на демократизацию России.

Исламский путь

 

Это путь, которого небезосновательно опасаются на Западе в случае его нейтралитета в стихийно-предреволюционных процессах в странах Ближнего Востока. Предреволюционные, то есть предшествующие исламским революциям, так как – об этом уже сказано выше – происходящие сейчас на Востоке события – не что иное, как стихийные народные протесты, не имеющие политической платформы. Со временем они могут трансформироваться в движения исламского вооружённого сопротивления режимам. Страны мусульманского Востока исторически не знали иной государствообразующей идеологии, кроме ислама. Альтернативой ей всегда становился авторитаризм, вплоть до диктатуры. Если смотреть в корень – в обоснование идеологий, то из всех известных на сегодня человечеству только ислам вбирает в себя в виде спаянной конструкции четыре естественные сферы бытия человека: мировоззрение, поклонение, нормативно-­ценностное регулирование (при этом мораль не отделена от права) и материю. Саид Кутб – самый влиятельный исламский мыслитель ХХ в., комментатор Корана и лидер «Братьев-­мусульман», казнённый через повешение в Египте в 1966 г., – свою книгу «Будущее принадлежит исламу» начинает словами:«Ислам – это путь. Путь жизни. Реальной человеческой жизни со всеми её составными элементами».Французский мыслитель Роже Гароди, активная общественная деятельность которого пришлась на самый горячий период ХХ в., 1940­е – 1970­е гг., 37 лет состоял в Коммунистической партии Франции. Своё решение принять ислам он объяснял просто: «Своим выбором я опередил эпоху». Надо ли объяснять, что этот образованный человек был хорошо знаком с концептуальной природой и капитализма, и коммунизма, и марксистской идеологии.

В Дагестане же и республиках России, которые принято относить к мусульманским, явных лидеров – просвещённых носителей исламской идеологии – пока нет. Но тем не менее именно этого русла развития республик опасаются в Кремле, так как он с наибольшей вероятностью означает распад России и окончательную потерю влияния на Кавказе в условиях идейно и ментально чужеродной среды. Так, в ходе экстренного заседания НАК 22 февраля 2011 г. президент Дмитрий Медведев, комментируя ситуацию в арабском мире, отметил, что в ближайшие годы не исключён распад нескольких государств и «приход фанатиков к власти», а также «распространение экстремизма». «Такой сценарий они и раньше готовили для нас, а тем более они сейчас будут пытаться его осуществлять. В любом случае, этот сценарий не пройдёт», – сказал он. Фактически в условиях риска «зелёных» революций президент страны вынужден оперировать силовой, «путинской», риторикой. Хотя ещё в сентябре заявлял тезисы либерального толка, как­то: крупный бизнес должен «тряхнуть мошной» и позаботиться о социально-экономическом развитии Кавказа.

 

Матрица 3х3

 

Предпосылки для этих трёх путей развития в разной степени присутствуют на Кавказе. Демократия как явление институциональное присутствует в наименьшей степени. Так как она не имеет здесь исторической традиции. На территории современных северокавказских республик сосуществовали либо феодальные владения, либо общины, регулировавшие свою жизнь на основе сложившихся нормативных традиций. Тому, кто пытается назвать эти общины демократиями, «вольными обществами», придётся пойти либо на манипуляцию историей и игнорирование фактов: источником эффективных норм, регламентировавших быт и общественную жизнь кавказцев, был шариат как составная часть ислама. В таком случае, придётся не признавать очевидного: повсеместного распространения шариатских судов, делопроизводства на арабском языке, арабского алфавита, развитой исламской теологической дискуссии, активной, как минимум полувековой, войны кавказцев-мусульман против Российской империи под знаменем джихада и многого другого.

Авторитаризм представлен режимами глав мононациональных республик – Рамзана Кадырова и Юнус­Бека Евкурова. Причём первый из них, с изначальными претензиями на всекавказское лидерство, всё более и более локализуется как лидер республиканского масштаба по целому ряду набирающих силу факторов. Его идейная платформа как национального лидера исчерпана. Так как безусловный лидер у чеченцев уже был – Джохар Дудаев. Следующий по степени влияния был отец Рамзана – Ахмад Кадыров, лидерство которого уже было условным: он опирался на поддержку федералов.Действующий президент Чечни пришёл во власть под флагом консолидации чеченцев и амнистии боевиков. Эта задача в максимально возможной степени им выполнена. Вывести из леса идейно убеждённых салафитов ему не удастся. Остаётся мимикрировать в борца с бандподпольем. А на этой ниве у него много конкурентов: на Северном Кавказе всё больше и больше представителей самых различных федеральных военизированных структур, и без того конкурирующих между собой и слабо координируемых.

Что касается переориентации имиджа в сторону крепкого менеджера-хозяйственника, то здесь проблемы уже другого плана: помимо собственно имиджевых, можно назвать и отсутствие соответствующих навыков и практического опыта. Стили управления ни Кадырова, ни даже Евкурова не вписываются в остро востребованный на Кавказе тип техничного руководителя региона с инженерно-экономическим мышлением и предпринимательской жилкой, образец которого задаёт полпред президента в СКФО Александр Хлопонин. До тех пор, пока властвующая элита не будет отвечать именно этим стандартам и не перестанет ходить в центр с протянутой рукой, заправлять, казалось бы, вверенными им территориями будут военные, а местной элите, включая её силовую часть, обеспечена роль тех, кого посылают матом – буквально и в переносном смысле.

Лидеры Дагестана, Кабардино-Балкарии, в меньшей степени Карачаево-Черкесии в целом ближе к этому стандарту. Хотя дать эту характеристику дагестанскому правительству, к которому в данном контексте надо отнести все влиятельные структуры, в том числе ФГУП, филиалы российских банков, АО, нельзя. Случайных людей, людей без соответствующего опыта и навыков, в них слишком много, чтобы одним бизнес-прошлым Магомедсалама Магомедова закрыть огромные кадровые и культурные бреши в госуправлении Дагестана. Совпадение это, или в том есть закономерность, но именно Кабардино-Балкария и Дагестан лидируют по части интенсивности вооружённого сопротивления под флагами джихада. 

  

Стратеги

    Без сомнения, в России остались ещё аналитики в госаппарате, в частности в спецслужбах, прорабатывающие различные сценарии будущего Северного Кавказа. Эти сценарии зависят не только от субъективных желаний генералитета или национал-державной части властной элиты. Есть ещё и объективные факторы или форс-мажор, которые могут не оставить России шанса на присутствие в регионе. Поэтому в задачи этих стратегов входит разработка мер по сохранению своего влияния здесь, пусть и без юридического протектората. А для этого требуется сохранить ментальную однородность территории пространству остальной России и экономическую зависимость от неё. С одной стороны, эти меры способствуют закреплению целостности России, а в случае распада – поддержанию её неявного присутствия. В обоих направлениях – и в политико-ментальном, и в экономическом – шаги, в принципе, предпринимаются.

               

Россия в политико-ментальном пространстве Кавказа

В русле этой задачи политику федерального руководства можно назвать последовательной. Желанной целью, конечно, виделось бы внедрение и распространение завершённой идеологии, идентичной на всём российском пространстве. Но эта цель, судя по всему, не достижима. Россия пребывает в идейно-идеологическом вакууме. Тогда цель идеологического вторжения подменяется упрощённой, а именно: вычистить, выковырять эту чуждую идею самоидентификации коренного населения Северного Кавказа. А идеей самоидентификации с консолидирующим потенциалом может служить только ислам. Национализм как идейная платформа на пространстве Северного Кавказа исчерпал себя ещё во второй половине 1990-х – начале 2000-х гг. Именно тогда, после юридической победы – но фактического поражения – в войне с Россией под флагом национального государства Ичкерия, лидеры сопротивления стали отказываться от сепаратистского национализма в пользу ислама, консолидирующего всё российское кавказское пространство.  

А потому на передний план бойцов невидимого фронта выходит дискредитация ислама и самих мусульман через негативный информационный фон вокруг ислама и вокруг регионов с преимущественным проживанием мусульман, в частности, с республик Северного Кавказа. Так, российские СМИ нередко выдают установившийся в Чечне режим культа Кадырова, так непопулярный в России и в мире, за правление по шариату. Атрибутами его якобы являются узенькие платки-ленты на головах женщин, запрет носить брюки женщинам, многожёнство, распространившееся как реакция на геноцид чеченцев во время двух «чеченских» войн, запреты на алкоголь и азартные игры, повсеместные культы упокоившихся шейхов, а также тюбетейки на головах представителей руководства республики. Теракты же со стороны боевиков-участников НВФ, подобные тому, что был в аэропорту «Домодедово», лишь расцвечивают нарисованную воображением обывателя картину «дикого» Кавказа, где мужчины рождаются с оружием в руках и все воюют против всех. На уровне их эмоционального восприятия эти теракты «оправдывают», легитимизируют терроризм (акты устрашения) против населения северокавказских республик уже со стороны российских силовых структур.

Если обратиться к опыту Российской империи на Кавказе, то военная колонизация сопровождалась аналогичного рода зачисткой идеологической основы бытия местных народов. Шариат как всеобъемлющая и структурообразующая основа исключался из всех возможных сфер: поклонения, культа, образования и просвещения, правового регулирования, делопроизводства, государственного управления. Суды по шариату поэтапно подменялись судопроизводством Российской империи; арабский язык был отменён, и население насильственно перевели с аджама на кириллицу; карьерные перспективы на государственной и военной службе имели те, кто владел русским, обучался в русских школах и вузах. Таким образом, мы сегодня имеем то, что имеем: всю свою как минимум тысячелетнюю историю, пылящуюся в архивах ДНЦ РАН, потому что написана на непонятном подавляющему большинству языке; правовой негилизм, опять же обусловленной утерянной правовой системой регулирования, веками взращиваемой на почве ислама; бескультурье в целом, как на бытовом уровне, так и на уровне межличностного общения и госуправления; острые конфликты в теологическом диспуте, густо замешанном на невежественной амбициозности, кровожадности и корысти. То есть, обобщая, мы с вами имеем войну. Ведь война – это признак отсутствия договорных механизмов, нормативного регулирования социальных конфликтов, это признак невежества, неразвитости коллективного сознания как минимум одной из сторон конфликта. Российская империя не имела под собой стройного идеологического фундамента. Самодержавие и только. Чего стоит четырёхкратный разгон Государственной думы последним российским самодержцем. Империи как образования, построенные на материалистическом фундаменте, на захвате территорий, обречены. В этом отношении СССР с его идеологией, опирающейся на «общечеловеческие» ценности и конвертируемой в прикладную экономику, достиг неплохих результатов в интеграции огромных территорий, населённых самыми разными народами с различной культурой, традициями и религиозной принадлежностью.

 

Епархии – конкуренты ДУМов

Как сказано выше, авторитаризм реинкарнирует в демократию, поэтому, в сущности, на Северном Кавказе соперничают за господство две мировоззренческие системы: демократия и ислам. Зачистка государством идейного поля предполагает физическое устранение потенциальных лидеров – носителей исламских знаний и культуры одновременно с цензурой каналов коммуникаций. Так, на совещании глав духовных управлений 24 марта в Москве, созванном под патронажем Председателя Совета муфтиев России Равиля Гайнутдина, часть корпуса не присутствовала ввиду давних «идейных» противоречий с организаторами мероприятия. Выступления участников показали, что теперь даже представители «официального духовенства» не чувствуют себя уверенно и вынуждены открыто говорить о цензуре и запретах исламской литературы и исламофобии, провоцируемой в том числе и на государственном уровне. Хотя справедливости ради надо признать, что сам корпус российских духовных управлений мусульман не выдерживает критики, с точки зрения просвещённости в вопросах ислама, и поражён всеми болезнями коррумпированного клерикально-бюрократического организма.

Одновременно с разбродом и шатанием в рядах ДУМов, этих борцов с «ваххабистским» инакомыслием, укрепляются позиции Русской православной церкви, в том числе и в традиционных зонах ответственности первых. 22 марта 2011 г. на заседании Священного Синода РЦП было принято решение о создании двух новых епархий: Пятигорской и Черкесской с центром в Ставрополе и включением в неё приходов Минераловодского, Предгорного и Кировского районов, а также Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии; Владикавказской и Махачкалинской с центром во Владикавказе и включением приходов Северной Осетии, Дагестана, Ингушетии и Чечни. На том же совещании было принято решение реорганизовать высшее управление Церкви и образовать Высший церковный совет – органа высшего церковного управления – для координации глав синодальных учреждений. Патриарх Кирилл напутствовал архиереев-назначенцев:«Вам предстоит большая работа по укреплению жизни Православной церкви на Северном Кавказе, в южном регионе нашей страны, развитию отношений с мусульманской общиной, укреплению мира и согласия в обществе». Полпред Хлопонин увидел миссию вновь образованных епархий в следующем: «Критерием оценки эффективности епархий будут в том числе и вопросы, связанные с оттоком русскоязычного населения»; церковь, которая находится наверху структурно-иерархической лестницы казачества, «должна кардинальным образом пересмотреть свою работу и реально привести казачество к единству»; «надеюсь и убеждён, что эти изменения действительно приведут к усилению духовно-нравственного воспитания через православие на территории СКФО. Это очень важный фактор» (цитаты из ИТАР-ТАСС).

 

Мухаджиры XXI века

Что касается второго модуля задачи по идеологической зачистке – физического устранения носителей исламской идеологии, – то он имеет два составных элемента. Это их непосредственное убийство, а также создание невыносимых условий для сочувствующих, родственников, пособников, приверженцев фундаментального ислама, с тем чтобы вынудить их эмигрировать из страны. Медведевские посылы о том, что «уничтожение непримиримых должно быть продолжено. Террористов… если они оказывают сопротивление, безжалостно уничтожать» или пассажи об уничтожении даже тех, кто «варит супы», легитимизируются через медвежьи услуги «народных избранников» из Кабардино-Балкарии. А они предлагают наказывать родственников боевиков, вплоть до тюремного заключения сроком до двух лет, «за недонесение о преступлении», фактически попирая фундаментальную норму-принцип международного права человека не свидетельствовать против близких родственников (подробнее об этом см. на 20 стр. – Прим. ред.). Понятно, что в условиях фактически действующей как государственная политика презумпции виновности мусульман любое убийство силовиками можно списать на «убит при оказании сопротивления». Теперь уже запущен маховик репрессий против родственников. Не надо видеть в этом некую абсурдность, допускаемую тупыми чиновниками разлагающегося государства. Всё на самом деле очень последовательно и жестоко прагматично. В совокупности и цензура каналов коммуникации и распространения исламских убеждений, и физическое устранение (и устрашение – иначе зачем похищать молодых людей-мусульман, а потом выбрасывать их изуродованные пытками трупы?) направлены на стимуляцию массового оттока мусульман из России. Благо границы для потенциальных беженцев с Кавказа уже открываются: Россия договорилась с Турцией о безвизовом пространстве. Россия учла опыт современного Египта, который имеет шестидесятилетнюю историю жесточайших репрессий против исламских активистов. Этот опыт показывает, что, когда случаются народные бунты, властвующие группы всё равно сохраняют свои позиции, так как народные бунты не чета исламским революциям – они не имеют программы, а его участники не вооружены исламским видением будущего. 

Говорить в данной статье о попытках экономической интеграции Северного Кавказа через повсеместное строительство вертикалей в госкорпорациях и естественных монополиях в сфере транспорта, инфраструктуры мы уже не будем, так как это требует отдельной публикации и пространных рассуждений об её плюсах и минусах, слабостях и силе, устойчивости, а также культурных традициях, доминирующих в деловом обороте власть предержащих.

 

Номер газеты