[ Битва за Ахульго ]

(Продолжение. Начало в №29) Время переговоров Шёл второй месяц трудных изнуряющих боёв и блокады. Стояла невыносимо жаркая погода. На бездонном голубом небе уже в который день не виднелось ни одного облачка. Отвратительный запах гниющих тел довлел над всеми запахами живописной природы. Началась эпидемия оспы, ежедневно уносящая жизни десятков человек. Тяжело было всем, но положение горцев приблизилось к катастрофическому. Запасы провианта подходили к концу, путь к реке за водой насквозь простреливался огнём противника. Связь с внешним миром осуществлялась только через узкий мост на левой стороне реки Андийское Койсу. Граббе 29 июля ставит перед подчиненными задачу ликвидировать и этот пробел. 30 июля солдаты под беспрерывным обстрелом занимают спуск к реке с правой стороны и открывают прямой наводкой огонь из горных орудий по завалам на противоположной стороне, где окопались дагестанцы. Несмотря на ожесточенную перестрелку 31 июля, противнику удается занять место около переправы, а 4 августа солдаты 2 батальона Кабардинского полка перебираются на левый берег и в ходе горячей схватки выбивают горцев с занятых позиций: таким образом, все подступы к поселениям оказались полностью обложенными. Характеризуя сложившуюся ситуацию, придворный историк Л. Богуславский писал: «Бесспорно то, что в войне с цивилизованным народом, такая тесная блокада могла бы привести любую крепость к сдаче. Но горцы, привыкшие ко всевозможным лишениям и наэлектризованные фанатизмом не решались сложить оружие». Шамиль, конечно, осознавал всю критичность положения, именно поэтому он решается через посредников вступить в переговоры с врагом. На переговорах настаивало и его ближайшее окружение. Пользуясь паузой в боевых действиях, имам также хотел восстановить разрушенные укрепления. Он не терял надежду и на прорыв блокады. Граббе, в свою очередь, в качестве предварительного условия для начала переговоров требовал в заложники старшего и любимого сына Шамиля Джамалуддина. Естественно, ни одна сторона не была готова к переговорам на подобных условиях. После безуспешных контактов настала пора вялых перестрелок, редких вылазок в тыл друг друга. Так продолжалось до середины августа. Граббе понимал, что время играет на руку Шамилю, поэтому последовал ультиматум: если к вечеру 16 августа не будет выдан в аманаты сын имама, то русские войска на следующий день вновь атакуют Ахульго. Ответа на ультиматум, как и следовало ожидать, не последовало. Новый штурм и новые переговоры С рассветом 17 августа загрохотала артиллерийская канонада. Через 2 часа на штурм передовых укреплений горцев опять бросились три колонны в количестве 5 батальонов Апшеронского и Куринского полков. Батальон Куринского полка, несмотря на град камней, брёвен и пуль, первым прошёл по крытой галерее и быстро начал подниматься на скалу, где стояло Новое Ахульго. Дальше путь атакующим преграждало каменное укрепление, с засевшими в нём 100 мюридами во главе с Сурхай-кадием. Увидев противника столь близко, дагестанцы, сделав залп почти в упор, скрылись в пещерах, вырытых под утёсом, откуда и открыли убийственный огонь по врагу. Периодически горцы с диким отчаянием врывались в боевые порядки царских войск, где и погибали на штыках. Кровопролитный бой длился до полудня. Почти все мюриды, в том числе и сам Сурхай-кадий были убиты. Успех позволил куринцам закрепиться в непосредственной близости от Нового Ахульго. В свою очередь, апшеронцы атаковали поселение с другой стороны. Теряя надежду отстоять Новое Ахульго, Шамиль ровно в час дня выставил белый флаг, послуживший сигналом к прекращению с обеих сторон пальбы – и выслал в лагерь русских Джамалуддина. Через некоторое время посредники договорились о встрече представителей противоборствующих сторон 18 августа на нейтральной полосе в лощине между скал. Утром сюда прибыл имам и хорошо знавший кумыкский язык начальник отрядного штаба генерал-майор Пулло. В течение 30 минут шел трудный разговор. Условиями Пулло для прекращения огня были: выдача в аманаты сына Шамиля; сдача в плен имама и всех горцев с сохранением их жизни, имущества и семейства в неприкосновенности; переезд на место жительства, куда им укажут; полное изъятие оружия; оба Ахульго считаются на вечные времена землей Императора Российского, и горцам на ней без особого дозволения селиться запрещалось. Шамиль же просил пока оставить его и мюридов в течение месяца в Ахульго, отвести царские войска от поселений с целью разблокировки. Затем он обещал лично явиться к Граббе для дальнейших переговоров, хотя никогда и не доверял русским. Недоверие проявилось даже в момент переговоров: рука имама всё время находилась на рукояти шашки, а край одетого на Пулло кителя он незаметно подложил под себя. Ни в этот, ни в последующие 3 дня, отведенные на переговоры, согласия достигнуть не удалось, ибо вновь никто не хотел пойти на уступки. Более жесткую позицию заняли представители Граббе. И тогда имам заявил единомышленникам и посредникам переговоров: «Я знал, что выдача моего сына в заложники не послужит поводом к примирению. Но я согласился на это по вашему требованию. Теперь я знаю стремления русских: они хотят моего пленения. Пусть начинают бой. Ответ я могу дать с обнажённой шашкой в руках». На просьбу смягчить ответ, дабы не усугубить тяжёлое положение защитников крепости, Шамиль жёстко ответил: «Мягкое обращение уже никому не принесет пользы». Падение Ахульго Ознакомившись с последним ответом имама, Граббе отдает приказ о подготовке к очередной атаке. В нарушении заранее достигнутых договоренностей он не возвращает имаму сына. Ранним утром 21 августа хорошо отдохнувшие полки, усилившиеся батальоном кабардинцев, опять ринулись на штурм Нового Ахульго. На пути кабардинцев оказался двудомный бастион, соединенный крытой траншеей. Вскоре левый дом удалось захватить, а правый отбил все атаки. Ночью саперы высекли галерею в сплошной глыбе камня и заложили фугас под правую саклю. Взрыв снес ее до основания. Часть защитников погибла под развалинами, часть пала под штыками ожесточённых упорным сопротивлением солдат. Резня продолжалась до самого вечера. И только ночь, уже в который раз, смогла развести враждующих. Тогда же Шамиль принял решение о переселении женщин, детей и немощных стариков с пожитками в Старое Ахульго. Едва предрассветная тьма рассеялась, как наблюдатели противника заметили это большое движение. Немедленно был открыт сильнейший артиллерийский огонь по безоружным горцам. Прижатые огнем к крутому склону утеса, они, стараясь спастись от гибельного огня, в спешке давили и калечили друг друга. Многие, не сумев удержаться на крутизне, падали вниз, разбиваясь о камни глубокого ущелья. Грохот канонады и крики расстреливаемых в упор, смешались в единый вопль, полный ужаса и боли. Прорвав оборону горцев в Новое Ахульго с левого плато вторглись апшеронцы и кабардинцы. Им противостояли 200 мюридов, прикрывавшие собою оставшихся живых и всё ещё продолжавших отступление горцев по подземным ходам и пещерам. Теперь в крепости вместо общего боя завязался ожесточенный одиночный, в котором с исступлением участвовали даже женщины, дети и глубокие старики. Горцы и горянки с кинжалами, шашками и камнями в руках раз за разом бросались на противника. Но силы были слишком неравны, а ожесточение боя вскоре достигло такого накала, что пощады не было ни живым, ни раненым, впрочем, мало кто просил пощады. И в полдень всё было кончено: в укутанном дыму Новом

L PUBLIC "-//W3C//DTD HTML 4.0 Transitional//EN"> [Битва за Ахульго] p {text-indent: 18; margin-top: 0px; margin-bottom: 0px;} .articles { text-align: left; height: 16; margin-left: 15px; padding-bottom: 2px; font-family: Verdana, Arial, Helvetica, sans-serif; font-size: 11px; color: #000000; font-weight: normal; font-style: normal; background-color: #EAEAEA; margin-top: 2px; }   [Битва за Ахульго]      Ахмеднаби Ахмеднабиев   (Продолжение. Начало в №29) Время переговоров

Шёл второй месяц трудных изнуряющих боёв и блокады. Стояла невыносимо жаркая погода. На бездонном голубом небе уже в который день не виднелось ни одного облачка. Отвратительный запах гниющих тел довлел над всеми запахами живописной природы. Началась эпидемия оспы, ежедневно уносящая жизни десятков человек.

Тяжело было всем, но положение горцев приблизилось к катастрофическому. Запасы провианта подходили к концу, путь к реке за водой насквозь простреливался огнём противника. Связь с внешним миром осуществлялась только через узкий мост на левой стороне реки Андийское Койсу.

Граббе 29 июля ставит перед подчиненными задачу ликвидировать и этот пробел. 30 июля солдаты под беспрерывным обстрелом занимают спуск к реке с правой стороны и открывают прямой наводкой огонь из горных орудий по завалам на противоположной стороне, где окопались дагестанцы.

Несмотря на ожесточенную перестрелку 31 июля, противнику удается занять место около переправы, а 4 августа солдаты 2 батальона Кабардинского полка перебираются на левый берег и в ходе горячей схватки выбивают горцев с занятых позиций: таким образом, все подступы к поселениям оказались полностью обложенными.

Характеризуя сложившуюся ситуацию, придворный историк Л. Богуславский писал: «Бесспорно то, что в войне с цивилизованным народом, такая тесная блокада могла бы привести любую крепость к сдаче. Но горцы, привыкшие ко всевозможным лишениям и наэлектризованные фанатизмом не решались сложить оружие».

Шамиль, конечно, осознавал всю критичность положения, именно поэтому он решается через посредников вступить в переговоры с врагом. На переговорах настаивало и его ближайшее окружение. Пользуясь паузой в боевых действиях, имам также хотел восстановить разрушенные укрепления. Он не терял надежду и на прорыв блокады.

Граббе, в свою очередь, в качестве предварительного условия для начала переговоров требовал в заложники старшего и любимого сына Шамиля Джамалуддина.

Естественно, ни одна сторона не была готова к переговорам на подобных условиях.

После безуспешных контактов настала пора вялых перестрелок, редких вылазок в тыл друг друга. Так продолжалось до середины августа. Граббе понимал, что время играет на руку Шамилю, поэтому последовал ультиматум: если к вечеру 16 августа не будет выдан в аманаты сын имама, то русские войска на следующий день вновь атакуют Ахульго. Ответа на ультиматум, как и следовало ожидать, не последовало.

Новый штурм и новые переговоры

С рассветом 17 августа загрохотала артиллерийская канонада. Через 2 часа на штурм передовых укреплений горцев опять бросились три колонны в количестве 5 батальонов Апшеронского и Куринского полков. Батальон Куринского полка, несмотря на град камней, брёвен и пуль, первым прошёл по крытой галерее и быстро начал подниматься на скалу, где стояло Новое Ахульго.

Дальше путь атакующим преграждало каменное укрепление, с засевшими в нём 100 мюридами во главе с Сурхай-кадием. Увидев противника столь близко, дагестанцы, сделав залп почти в упор, скрылись в пещерах, вырытых под утёсом, откуда и открыли убийственный огонь по врагу. Периодически горцы с диким отчаянием врывались в боевые порядки царских войск, где и погибали на штыках.

Кровопролитный бой длился до полудня. Почти все мюриды, в том числе и сам Сурхай-кадий были убиты. Успех позволил куринцам закрепиться в непосредственной близости от Нового Ахульго. В свою очередь, апшеронцы атаковали поселение с другой стороны.

Теряя надежду отстоять Новое Ахульго, Шамиль ровно в час дня выставил белый флаг, послуживший сигналом к прекращению с обеих сторон пальбы – и выслал в лагерь русских Джамалуддина.

Через некоторое время посредники договорились о встрече представителей противоборствующих сторон 18 августа на нейтральной полосе в лощине между скал.

Утром сюда прибыл имам и хорошо знавший кумыкский язык начальник отрядного штаба генерал-майор Пулло. В течение 30 минут шел трудный разговор. Условиями Пулло для прекращения огня были: выдача в аманаты сына Шамиля; сдача в плен имама и всех горцев с сохранением их жизни, имущества и семейства в неприкосновенности; переезд на место жительства, куда им укажут; полное изъятие оружия; оба Ахульго считаются на вечные времена землей Императора Российского, и горцам на ней без особого дозволения селиться запрещалось.

Шамиль же просил пока оставить его и мюридов в течение месяца в Ахульго, отвести царские войска от поселений с целью разблокировки. Затем он обещал лично явиться к Граббе для дальнейших переговоров, хотя никогда и не доверял русским. Недоверие проявилось даже в момент переговоров: рука имама всё время находилась на рукояти шашки, а край одетого на Пулло кителя он незаметно подложил под себя.

Ни в этот, ни в последующие 3 дня, отведенные на переговоры, согласия достигнуть не удалось, ибо вновь никто не хотел пойти на уступки. Более жесткую позицию заняли представители Граббе.

И тогда имам заявил единомышленникам и посредникам переговоров: «Я знал, что выдача моего сына в заложники не послужит поводом к примирению. Но я согласился на это по вашему требованию. Теперь я знаю стремления русских: они хотят моего пленения. Пусть начинают бой. Ответ я могу дать с обнажённой шашкой в руках».

На просьбу смягчить ответ, дабы не усугубить тяжёлое положение защитников крепости, Шамиль жёстко ответил: «Мягкое обращение уже никому не принесет пользы».

Падение Ахульго

Ознакомившись с последним ответом имама, Граббе отдает приказ о подготовке к очередной атаке. В нарушении заранее достигнутых договоренностей он не возвращает имаму сына. Ранним утром 21 августа хорошо отдохнувшие полки, усилившиеся батальоном кабардинцев, опять ринулись на штурм Нового Ахульго. На пути кабардинцев оказался двудомный бастион, соединенный крытой траншеей. Вскоре левый дом удалось захватить, а правый отбил все атаки.

Ночью саперы высекли галерею в сплошной глыбе камня и заложили фугас под правую саклю. Взрыв снес ее до основания. Часть защитников погибла под развалинами, часть пала под штыками ожесточённых упорным сопротивлением солдат. Резня продолжалась до самого вечера. И только ночь, уже в который раз, смогла развести враждующих.

Тогда же Шамиль принял решение о переселении женщин, детей и немощных стариков с пожитками в Старое Ахульго. Едва предрассветная тьма рассеялась, как наблюдатели противника заметили это большое движение.

Немедленно был открыт сильнейший артиллерийский огонь по безоружным горцам. Прижатые огнем к крутому склону утеса, они, стараясь спастись от гибельного огня, в спешке давили и калечили друг друга. Многие, не сумев удержаться на крутизне, падали вниз, разбиваясь о камни глубокого ущелья. Грохот канонады и крики расстреливаемых в упор, смешались в единый вопль, полный ужаса и боли.

Прорвав оборону горцев в Новое Ахульго с левого плато вторглись апшеронцы и кабардинцы. Им противостояли 200 мюридов, прикрывавшие собою оставшихся живых и всё ещё продолжавших отступление горцев по подземным ходам и пещерам.

Теперь в крепости вместо общего боя завязался ожесточенный одиночный, в котором с исступлением участвовали даже женщины, дети и глубокие старики. Горцы и горянки с кинжалами, шашками и камнями в руках раз за разом бросались на противника.

Но силы были слишком неравны, а ожесточение боя вскоре достигло такого накала, что пощады не было ни живым, ни раненым, впрочем, мало кто просил пощады. И в полдень всё было кончено: в укутанном дыму Новом Ахульго не осталось в живых ни одного дагестанца.

Параллельно Пулло в 10 часов утра двинул батальон апшеронцев на штурм Старого Ахульго. С боями солдаты сумели прорваться на плоскость поселения, также изрезанную пещерами, крытыми ходами и завалами. Здесь закипел ужасный бой: более 600 горцев заперлись в саклях и защищались с отчаянием. Никто не хотел сдаваться: некоторые матери убивали собственных малолетних детей, затем бросались с обрыва сами.

Говорят, что одна женщина спросила у мужа: – Что делать с нашим ребенком?

Тот ответил: – В такой день, как сегодняшний, не заботятся о детях. Это время, которое обязывает всех воевать до смертного или победного конца. Возьми кинжал и дерись. А мальчика положи на камень, пусть Всевышний заботится о нём.

Вскоре они оба героически погибли…

(Окончание следует)

[НАВЕРХ]

]§[