Остаточное тело догнивает в миру из выполнения правила плавного перехода. Течение. Вскормленная злость, выстоянное миротворение, что это? Зачем вы мутите чистый и стремительный поток? Змея космоса, протянувшись из мрака глубин возникновения первичного хаоса, поразила мою душу ядом стремления. Я течение.
Как прекрасны твои игры, господи.
Очередной виток абстракции – твоя абстрактная форма требует от неё абстрагироваться.
Это песни других птиц, это воздух другого мира. Танцы под музыку собственного завывания.
Впервые без Я. Но кто тогда воет?
Я безнадёжен?
Плавно перетекает энергия силы дракона, равна ему по силе только вселенная.
Пустота, ставшая всем, зародилась в глубине, как спасение. Если виток эволюции опять привёл к кризису, пора опять взрастить пустоту. Ни что так непостижимо, как ничто.
Если никому с тобой не по пути, значит, тебе все равно, куда идти?
Отвернуться, быть зеркалом и отражать. Не быть ничем, и даже желанием. Трагедия переживания трагедии. Каждая мелочь имеет свою миссию.
Молчать, потому что нечего сказать, и некому, и незачем, и всё суета и иллюзия жизни.
Кипение Муладхары.
Я умираю?
Ищущий хотел бы знать, что же он ищет.
По пути к храму на вершине он должен пройти через лес, полный обезьян, которые считают его одним из них. Они думают, что с ним что-то не так, и видят только несоответствие их желаниям и стандартам. Любопытство их требует дружбы, но природа возьмёт верх, и они закидают его орехами.
Почему?
Да потому, что он – не обезьяна.
Ищущий должен не поддаться искушению завоевать их любовь, ибо тогда он просто станет ищущим любви обезьян. В конце концов, тем доступен вход в храм на горе, и то, что там они видят, они тоже считают обезьяной. Почему?
Потому, что в храме зеркало.
Обезьяна глупа и бессмысленна, но ищущий сможет взглянуть в зеркало, только избавившись от обезьяны в себе. Потому что иначе он тоже увидит обезьяну.
Возвращение в Я. Озлобленно и твёрдо. Почему им так важно убить мою гордость? Может, они думают, что это гордость мешает мне быть обезьяной? И из желания мира делаешь шаг, постепенно понимая, что мир – это смерть. Они убьют тебя целиком и скажут, что ты просто был плохой обезьяной. Они любят только свою любовь и мертвецов.
Спите спокойно в своих могилах, да благословит Господь кровь вашу и род на добрые дела и долгую память. Простите, что я вас потревожил. Амэн.
Обезьяны назойливы, и на них трудно не обращать внимания.
Назвать их обезьяной – всё равно что подписать себе приговор, но, зная их природу, важно знать, что приговор уже подписан, просто они ещё не осознали этого. В конце концов, если их не сильно злить, то можно отделаться только презрением.
Стоит совершить чудо, как все обезьяны пойдут за тобой, но если ты не повторишь его по их требованию, то опять будешь бит камнями.
Если возможно любить нечто целиком, со всеми его проявлениями, то такая любовь может и не влиять на проявления тебя самого.
Только ницшеановская гордость в любви и ещё большее признание любви как божества делает меня слепцом, позволяя иногда не замечать, как надо мной смеются, выставляя полным ослом.
В конце концов, только смерть смоет позор, и мудрые проводят жизнь в подготовке к смерти.
Если я не иду с кем-то, это не значит, что считаю его недостойным. Просто мне в другую сторону.
Обезьяны опять похватают камни, охваченные гневом убеждения, что это говорит моя гордость. В конце концов, придётся уйти в мир, в котором они тебя никогда не достанут, мир без обезьян.
Возможно, ищущий стал таковым по привычке, его просто вытолкнули из круга во время детской игры, и чтобы не было скучно, он стал искать, чем бы себя занять. Однажды вытолкнув, они никогда не принимают обратно. Жестокий закон эволюции стаи.
Если тебя вытолкнули, то куда-то.
Отсутствие чувств, убитых стаей, видимо, должно было убить меня самого, потому что чувства – это мои корни в мире.
Господи, прости нам глупость и гордость. ]§[