Те, кто не знал его лично, должны точно навсегда узнать, что Ильяс Шурпаев был очень хороший. Очень хороший человек. Там всё в полном порядке с совестью, порядочностью, честью. От него – ни одного плохого слова о ком бы то ни было. Не говоря уж о поступках. И он всю жизнь очень много работал. Три образования, два центральных канала, семья… Абсолютно везде сам. Всё сам. С каких-то нереально молодых лет он работал и работал. И достиг максимум возможного. И остался своим для всех.
Одно из образований – художественное. Кажется, он хотел быть дизайнером. Думать, в какой цвет выкрасить стены, куда поставить диван. А пришлось ездить на теракты, ходить с микрофоном между развалин дома и спрашивать его хозяев: «Как это произошло?», делать тысячу подобных же страшных вещей: записывать репортажи на фоне горящей бронетехники, ездить фрилансером в леса к боевикам, видеть в своей жизни столько трупов, что патологоанатому не снилось, видеть боль и слёзы людей, ночевать сутками в машине, недоедать, сражаться в Чечне с крысами за остатки еды… И никогда не выключать телефон. Жить в постоянной готовности к тому, что сейчас уже надо ехать. У нас дни рождения, Новый год, а он как на войне всё время. Ночь, «на такой-то улице идёт бой. Передаёт Ильяс Шурпаев»; «в горах обнаружен схрон. Репортаж Ильяса Шурпаева»; ливень, «сошёл грязевой сель. Передаёт Ильяс Шурпаев»; пекло, «в Кизлярском районе – саранча…» – Шурпаев на поле, сообщает о потерях сельского хозяйства. И так год за годом. Много лет. Не ему одному, конечно, пришлось. Но кто-то в полевых декорациях смотрится органично. А Шурпаеву с его английским в совершенстве, безупречно чистыми рубашками, аристократически узкими запястьями, с этими длинными ресницами, которые ему, кажется, мешали, будто противопоказана была вся эта война. Но обманчивое впечатление и обманчивая хрупкость! – он стал лучшим именно в жестокой профессии. Как-то никто не заметил, а он жёстким профи стал. Именно жёстким, настоящим, безо всяких там скидок на провинциальность. И чего ему это стоило, никто не знает. О своих трудностях он только с юмором говорил и писал.
Однажды я оказалась рядом с Шурпаевым на открытии выставки. Знала его ещё плохо, а людей кругом – много. По прошествии часа я была уверена, что все они его ближайшие друзья. Или даже родственники. Потому что либо к нему кидались с радостью: «Ильяс!», либо он подходил и, называя человека по имени, расспрашивал, как его дела, здоровье, семья, настроение… Он знал обстоятельства, подробности. Он с интересом уточнял, ему рассказывали, ему улыбались – и он улыбался всем. И так всегда. Гений общения. И талант получать, накапливать и непосредственно передавать впечатления. Его читатели знают.
У всех бывает: сидишь и не знаешь, что делать. В таких случаях можно было позвонить Ильясу. Минимум терпеливо выслушает. Если надо, даже долго. Посоветует что-то конкретное. Даст нужный телефон. Договорится за тебя «с человеком». Причём тот человек (из любой области) будет уже знать, что ты «от Ильяса». А раз так – всё будет в порядке. Из моей жизни исчезали друзья, подруги, коллеги, но Ильяс – это величина постоянная. Это стабильность. Только позитив. Это уверенный голос в телефоне. Твёрдое плечо. «Всё нормально. Всё хорошо». Он так умел. А его убили. Убили…
Не получилось написать, что его потерял весь Дагестан, что мы можем им гордиться, что он был хороший друг, замечательный сын, преданный муж и отец. Всё это правда. Но тогда это был бы некролог. А разве я верю, что пишу некролог?
Номер газеты
- 6 просмотров