... Много листьев кружило по двору. Кто-то, завернувшись в плащ, шёл по своим делам. Осень рождала музыку ветра, и хотелось плакать. Но нужно было идти, устало перебирать ногами, выстукивать каблучками дождливую кадриль, разбрызгивать грязную воду из луж. Зонтик остался лежать где-то на полке у знакомых, а знакомые остались где-то позади, в том другом, прошлом измерении вчерашнего дня.
И было не до них, как практически не до всего в этом мире. Мой друг позвонил по телефону. «Сони-Эрикссон» жалобно запищал, прося ответить на звонок. Но так не хотелось объяснять кому-то, что я делаю в незнакомом дворе, совсем одна и совсем незримая для всего вокруг – домов, деревьев, неба и даже Его. Он потерял меня из виду в тот момент, как толстая, неуклюжая маршрутка, обещавшая дороге доставить меня к любимому, столкнулась с КАМАЗом. Брызги стекла, в щепки разлетевшиеся двери, шины, колёса. И море голубой жидкости на асфальте. А ведь когда-то я даже не верила в то, что кровь может быть голубой. Я устала вести монолог с дождём. Я ловлю взгляды прохожих, но они равнодушно скользят по мне, забывая оплатить контрибуцию ласки в ответ на внимание. Но что это со мною? Где обещанный и заношенный в философских трактатах и мудрых изречениях рай? Где эта земля обетованная? Ушла из-под ног, ушла в небытие, развеял ветер вечности мою землю. И пришло уныние. Горькое жалкое оплакивание жизни. Жалость с привкусом тоски. ]§[