Вспоминается рассказ психолога в одной из кавказских республик. На прием пришла мама с сыном-подростком. С ребенком «что-то не так», ощущение, что он может уйти «в лес». Врач долго пыталась разговорить молодого человека, и наконец ей это удалось. Выяснилось, что отец часто избивает мать, и сын ничего не может с этим поделать. Ощущение бессилия делает его жизнь невыносимой. Так что ему кажется, что лучше уйти к боевикам и погибнуть. «Так хоть в рай попаду». И эта история — далеко не единственная. Очень похожие случаи рассказывали мне и адвокаты, и сами мусульмане, знавшие тех, кто раньше уходили «в лес», а теперь едет в ИГИЛ.
Так, может быть, лучше поговорить с родителями о том, что семья должна быть местом, где ребенка уважают как личность, где он может найти понимание, если ему плохо? А не призывать устанавливать тотальный контроль, из удушающих рамок которого, собственно, молодые люди и пытаются выскочить любой ценой. В том числе и с помощью тех самых незнакомых взрослых дядей, которые пообещают им новую, свободную от ограничений этого общества жизнь и будут вербовать их в ИГИЛ.
Теперь о нетрадиционных течениях ислама. Здесь тоже в последнее время приходится читать потрясающие вещи. Некоторое время назад нам, например, сообщили, что в Подмосковье задержаны «десятки вербовщиков ИГИЛ». Затем выяснилось, что после проверки документов всех отпустили. Откуда появляются такие перлы? Только ли от непрофессионализма?
Думаю, тут играет роль активно распространяемая некоторыми экспертами идея, что все сторонники нетрадиционного ислама — потенциальные боевики и террористы. Просто некоторым хватает «смелости» реализовать на практике свои экстремистские взгляды, а остальные еще не набрались «мужества» и выжидают. Мне всегда было интересно понять, откуда взялись подобные представления. Моя реконструкция выглядит следующим образом. Это — версия, которая транслируется работникам правоохранительных структур пойманными или вышедшими из «леса» боевиками. Ясно, что с их точки зрения они — самые «крутые», их жизненное кредо — единственно правильное и имеет всеобщее распространение, а те, кто к ним не присоединились, — просто «трусы». А дальше по цепочке подобная позиция проникает в экспертное поле.
Между тем на самом деле ситуация совершенно иная. Принципиальный раскол по вопросу поддержки вооруженного джихада изначально присутствовал в среде нетрадиционных мусульман, причем сторонники мирных, умеренных взглядов постепенно набирали силу. С появлением ИГИЛ этот раскол приобрел еще более драматические формы (вплоть до взаимных обвинений сторонниками и противниками ИГИЛ друг друга в неверии). Причем размежевание проходит, собственно, по самым разным исламским средам, которые и так могут быть в непростых отношениях друг с другом.
Есть богословский аспект спора. Является ли ИГИЛ халифатом? Значительная часть авторитетных исламских ученых категорически это отрицает, и это не может не сказываться на позиции простых мусульман. Кроме того, ИГИЛ поддерживают даже далеко не все сторонники вооруженного джихада. Раскол по этому вопросу в среде северокавказских боевиков — яркое тому подтверждение. Наконец, против ИГИЛ, очевидно, выступают сторонники умеренного политического ислама. Те, кто призывает в перспективе к установлению халифата, но не прибегая к вооруженной борьбе, путем политической деятельности и воспитания населения. Для них ИГИЛ — организация, не только использующая неприемлемые методы борьбы, но и дискредитирующая саму идею халифата, воспринимаемого ими как государство порядка и справедливости.
Какова была бы разумная политика государства, осознающего реальную опасность пропаганды ИГИЛ, в этих условиях? Использовать существующие в исламской среде противоречия. Давать возможности более активной деятельности умеренному крылу нетрадиционных мусульман, готовому держаться в рамках законодательства РФ (естественно, речь не идет о джихадистах). Не препятствовать тем уважаемым в молодежной среде проповедникам, которые выступают против ИГИЛ, приводя серьезные богословские доводы.
К сожалению, на практике мы видим противоположную картину, причем реализуемую в наиболее унизительных и раздражающих молодежь формах (вспомним, как во время Рамадана — исламского поста — мусульман забирали во время разговения, не давая поесть и попить). Деятельности ярких проповедников чинятся всяческие препятствия, часть из них вынуждена была эмигрировать. Ярлык террористов навешивается на умеренные исламские сообщества без всяких аргументов. А в качестве меры противодействия ИГИЛ предлагается вместо термина «исламское государство» использовать «иблисское» (дьявольское).
Думаю, не так сложно предсказать последствия происходящего. На место известных, легальных проповедников приходят теневые фигуры. Они не выступают с официальными лекциями, не выкладывают свои выступления в интернете, где эти тексты доступны для любой проверки. Нет, они находят возможность тихо и незаметно — в мечети, в кафе, на улице — рассказать молодым людям, как «ущемляются права мусульман во всем мире» и как важно примкнуть к вооруженной борьбе против «вселенского зла». И находят благодатную аудиторию среди тех, кто так или иначе испытал давление на себе — оскорбили, незаконно задержали, избили, обвинили в радикализме, запретили сестре носить хиджаб в школе. Если не сам, так брат, друг, сосед. Да еще и дома вздохнуть не дают. Именно такие, во многом искусственно создаваемые, условия формируют благоприятную среду для вербовщиков террористов. И у меня возникает только один вопрос — зачем?
Ирина Стародубровская — руководитель научного направления «Политическая экономия и региональное развитие» Института Гайдара