Этот день был самым драматичным в моей жизни. Я уже так много дней находилась в плену. Я только что разговаривала со своими похитителями, которые в последнее время говорили мне, что скоро они меня освободят. Тянулись часы томительного ожидания. Они ссылались на «проблемы, связанные с передачей».
Я научилась чувствовать ситуацию, улавливая настроение двух моих постоянных охранников. Один из них, который обычно пытался удовлетворять все мои желания, держался невероятно самоуверенно. Я спросила его, чему он так рад: тому, что я ухожу, или тому, что я остаюсь. Он ответил: «Я знаю только, что ты уйдёшь, но не знаю, когда». Однажды, подтвердив тем самым, что что-то происходит, они оба зашли ко мне в комнату и начали шутить: «Браво, ты уезжаешь в Рим». Я испытала странное ощущение – надежду на освобождение и чувство тоски одновременно. Я поняла, что наступил самый трудный момент во всей истории с похищением. Впереди зияла пропасть неизвестности. Я переоделась. Они вернулись. «Мы тебя проводим. Не подавай сигнала, что ты находишься с нами, потому что могут вмешаться американцы». Это было подтверждением того, о чём я не хотела слышать. Если кто-то, а именно американский патруль, встретится по пути, мои похитители будут готовы открыть огонь. В машине находились два моих охранника и шофёр. Мне завязали глаза. Я слышала звук вертолёта, летевшего очень низко. Я предпочла бы не слышать этого гула. Наконец он затих. «Не бойся, они быстро придут за тобой», – сказал мне один из охранников по-арабски. На протяжении всего моего пленения они говорили по-арабски, немного по-французски, а чаще всего на ломаном английском. Меня высадили. Через несколько минут я услышала дружеский голос: «Джулиана, Джулиана, я Никола, я только что говорил с Габриэле Поло (главным редактором Il Manifesto. – Прим. ред.). Ты на свободе».
В машине Никола Калипари всё время говорил. Остановить его было невозможно. Лавина дружеских слов, шуток. Шофёр дважды сообщил в итальянское посольство и в Италию, что мы движемся в сторону аэропорта, который, как я знала, был под плотным контролем американских войск. Мы находились менее чем в километре от аэропорта, когда на нас обрушился шквал огня. Шофёр стал кричать: «Мы итальянцы!» Никола Калипари закрыл меня своим телом, и я почувствовала, что он умирает. Меня тоже задело. И тогда я вспомнила слова моих похитителей. Они говорили, что хотят меня освободить, но что я должна быть осторожной: «Американцы не хотят, чтобы ты вернулась». Это показалось мне пропагандой, но эти слова приобрели привкус горькой правды. Об остальном я пока не могу рассказать.
Этот день был самым драматичным, но месяц, проведённый мною в заложницах, наверное, навсегда изменил мою жизнь. Этот месяц я провела наедине с собой. В первые дни я не проронила ни слезинки. Я была в бешенстве и кричала: «Ну зачем вы меня похитили, ведь я против войны?» Начинался жёсткий диалог: «А почему ты хочешь говорить с людьми? Мы бы не взяли журналистку, сидящую взаперти в своём отеле. А впрочем, откуда нам знать, может быть, твои слова о том, что ты против войны, – только прикрытие?» Они всё время подчёркивали, что они не могут требовать от итальянского правительства вывести войска, и что их политическим собеседником может быть только итальянский народ, который против войны.
Это был месяц взлётов и падений. Например, в первое воскресенье после похищения они дали мне посмотреть выпуск новостей Euronews, в котором я увидела свою огромную фотографию, вывешенную на здании мэрии Рима. Я приободрилась. Но тут же появилось заявление «Джихада», который брал на себя ответственность за похищение и угрожал казнить меня, если Италия не выведет свои войска. Меня охватил ужас. Они пытались успокоить меня, утверждая, что текст распространили не они, что это «провокаторы». Время от времени они звали меня посмотреть фильм по телевизору, пока мной занималась женщина-ваххабитка, закутанная с головы до ног.
Мои похитители показались мне людьми очень религиозными, всё время погружёнными в молитвы. В пятницу, в день моего освобождения, самый набожный из них, который каждое утро вставал в 5 часов утра, чтобы помолиться, принёс мне «поздравления» и пожал мне руку, чего ис]§[
- 3 просмотра