[ Объекты федерации. Москве необходимо строить отношения с регионами. ]

Слух о возможной отмене губернаторских постов материализовался в проекте республиканского референдума в Северной Осетии насчёт ликвидации должности главы республики. Одновременно губернаторы «первого призыва» – президент Татарстана Минтимер Шаймиев и президент Башкирии Муртаза Рахимов – один за другим высказались за возврат от нынешней системы утверждения глав регионов местным парламентом по представлению главы государства к прямым выборам.

В последние годы тему взаимоотношений между Кремлём и субъектами федерации обсуждать было не принято, поскольку региональная вертикаль считалась любимым детищем президента Владимира Путина. На практике совокупность мер по «собиранию земель» привела не столько к «выравниванию» политического и правового поля, которое затевалось, когда Кремль в самом начале века взялся за работу по коррекции региональных законодательств, сколько к переходу федеративных отношений в область неформальных взаимных обязательств федерального руководства и персонально назначенных региональных лидеров.

При этом в регионах с сильными губернаторами, таких, например, как Татарстан, Кемеровская область или Москва, ситуация изменилась несильно. Их бессменные руководители смогли переформатировать свои должности в соответствии с новой процедурой назначения и остались в своих креслах, будучи вполне дееспособными хозяевами положения. Трудно ожидать, что ситуация изменится, если переименовать их из президентов в премьер-министров или спикеров, единственным препятствием для этого бесконечного самовоспроизводства рано или поздно станет лишь возраст региональных лидеров старой когорты.

В регионах, где позиции губернаторов были по разным причинам более слабее, их заменили, но редко где на людей, которые устроили бы и Кремль, и местные элиты. Это особенно очевидно на Северном Кавказе, где ситуация в некоторых случаях стала объективно хуже, чем до замены. Если исключить Чечню, политическая система которой в такой крайней степени привязана к личности Рамзана Кадырова, что обсуждение каких бы то ни было альтернатив ему становится опасным как для стабильности в регионе, так и для обсуждающих вместе с называемыми кандидатами, перед наблюдателями окажется яркий пример Ингушетии.

Президент Руслан Аушев, сыгравший для федерализма 1990-х роль, в чём-то вполне сравнимую с ролью Минтимера Шаймиева, не смог выстроить отношений с администрацией Владимира Путина и ушёл в досрочную отставку в 2002 году. На его место, тогда ещё путём выборов, которые, правда, по степени использования административного ресурса можно было сравнить с назначением, пришёл полностью лояльный Мурат Зязиков, позднее переназначенный на новый срок. Итоги шести лет правления президента Зязикова видны из ежедневных сводок о терактах, обстрелах и сборе 50 тыс. подписей за возврат Аушева куда лучше, чем из бодрых официальных отчётов об экономическом развитии этой ультрадотационной республики.

Люди, которые поставили свою подпись под этой петицией, наверняка отдают себе отчёт в том, что Аушев не вернётся в Ингушетию, но они требуют замены первого лица, каким бы способом – назначением или выборами – это ни было сделано. Всем понятно, что снимать «людей Путина» в первый месяц после инаугурации новый президент не может в силу сложившейся аппаратной этики, тем более что сам экс-президент теперь возглавляет правительство, и все ниточки губернаторской «личной лояльности», которые раньше тянулись к нему в Кремль, теперь крепятся в «белом доме». Но чем дольше промедление, тем больше риск утраты доверия людей к федеральной власти, которая пока фактически защищает начисто утратившую доверие людей власть региональную. Похожая ситуация складывается и во многих менее экзотических и взрывоопасных российских регионах. Взаимное отчуждение между жителями субъекта федерации и его руководством, которое, естественно, усилилось с тех пор, как руководство потеряло интерес к населению как к своим избирателям, не означает ничего хорошего ни для губернаторов, ни для Москвы.

Впрочем, та же кавказская практика показывает, насколько невелик эффект замены первого лица. В 2005–2007 годах новые президенты появились в Адыгее, Дагестане, Кабардино-Балкарии и Северной Осетии. Везде их приход сопровождался вздохами облегчения массы людей, которые надеялись, что новые чиновники, образованные менеджеры с хорошими репутациями, наконец начнут бороться с коррупцией. Новые губернаторы и делали шаг-другой в этом направлении: президент Дагестана Муху Алиев, к примеру, на заседаниях правительства республики публично возмущается воровством и мздоимством. Но мощь слоя республиканских бюрократов полуфеодального облика такова, что каждая кадровая замена обходится «большой кровью». А время идёт, и кредит доверия даже лучшим из назначенцев тает. Кавказ, безусловно, нет смысла анализировать без ссылки на местные обычаи и привычки, но, во-первых, местные обычаи есть не только на Кавказе, а во-вторых, было бы большим преувеличением считать, что коррумпированная элита, пронизанная клановыми связями, исключительно кавказская традиция.

Вероятно, выборы глав регионов безотносительно к тому, как будут звучать их официальные титулы, могли бы уменьшить пропасть недоверия, растущую между бывшими избирателями и назначенными губернаторами. Но ситуация не изменится, каков бы ни был механизм замещения должности, до тех пор, пока федеративные отношения сводятся к личным взаимоотношениям сюзерена с 83 (по числу российских регионов) вассалами в сфере раздела имеющихся в регионе экономических благ. Безусловно, есть кадровые вопросы, не терпящие отлагательств, но не менее срочного решения требует вопрос системного устройства прозрачных и эффективных взаимоотношений центра с периферией, удобных и выгодных и центру, и региональным элитам, и людям, которые в этих регионах живут.