Т.Фельгенгауэр― Здравствуйте. Это программа «Особое мнение». Меня зовут Татьяна Фельгенгауэр. Я приветствую в этой студии журналиста Максима Шевченко. И для начала, как к ньюсмейкеру, к вам обращусь: не получилось у вас зарегистрироваться?
М.Шевченко― Не получилось, к сожалению, зарегистрироваться.
Т.Фельгенгауэр― В ЦИКе разъяснили?
М.Шевченко― Разъяснили. Там все было очень корректно. Я благодарен Центризбиркому, избиркому Дагестана за очень корректную работу со мной в рамках закона. И Элла Александровна со мной сегодня говорила и Борис Эбзеев, и Николай Левичев – в рамках заседания. Они разъяснили, показали, что, собственно, к подписям претензий нет, есть претензии к датам. Когда сборщики собирали подписи, то очевидно, в селах горных даты поставили… там одной рукой проставлены даты. Подписи люди сами давали… Ну, допустим, приходит на улицу молодой человек и он – раз – и проставляет даты. Ему говорят: «Сынок, даты проставь там…» — он проставляет. А в некоторых регионах у нас вообще приходили женщины-активистки, плохо говорившие по-русски, в Унцукульском районе, например, которые ходили собирали… Я им всем бесконечно благодарен. Я хочу сейчас выразить благодарность всем, кто меня поддержал. Это просто тысячи людей. Я просто, честно говоря, не ожидал, что мое достаточно спонтанное решение выдвинуться — где-то за неделю до окончания сроки подачи документов я это решение принял – вызовет такой энтузиазм.
Мне очень жаль, что мы не сумели в полной мере проконтролировать технологический процесс – выставление дат. В последний день нам уже приносили эти листы, которые поступали из горных районов Дагестана. Могу сказать, что мы честно работали абсолютно. К нам некоторые листы по два дня ехали из далеких районов. Люди всех это собирали, ходили по домом, и каждый, кто поставил подпись, безусловно, может подтвердить, что это его подпись. Но технические ошибки есть технические ошибки.
Я благодарю всех, кто меня поддержал. И могу сказать, что эта энергия, безусловно, не пропадет напрасно. Во-первых, я лично поддержу сами и встану рядом с любым кандидатом в Дагестане, который выступит под лозунгом прекращения произвола в правоприменительной практике и выступит с лозунгом: «Вернем Дагестану Российскую Конституцию». Я просто стану рядом с этим человеком, в моем ли он округе, в другом округе – в Северном, Южном, Центральном – и поддержку его и приложу все усилия, чтобы он одержал победу на выборах.
Любой кандидат – имеется в виду независимый кандидат, который самовыдвиженец, как правило. Потому что партия – у них там своя повестка, хотя есть партии – я присмотрелся тоже к отдельным партиям – «Партия Роста», допустим, в Дагестане очень интересные идут ребята. Есть «Яблоко» – очень интересная тоже повестка, демократическая тоже повестка. То есть я поддержу любых демократических кандидатов. Любые люди, которые идут на выборы и будут говорить о прекращении произвола, о прекращении этого социально-экономического и политического разрушения этого российского региона; которые будут говорит о недопустимости того, чтобы дети правящей элиты шли…, сейчас уже вот уже следующее поколение руководителей у нас возникало. Просто опубликован список в интернете детей правящей элиты, которые идут по спискам «Единой России», например или по спискам других партий в Народное собрание, и скорей всего туда пройдут.
Превращение власти в такой семейный подряд, мне кажется, это странная такая архаизация. Мы не наблюдаем такого, по крайней мере, на высшем уровне власти мне такого не видно. В бизнесе это нормальное явление. В бизнесе, когда человек свой бизнес передает своим детям – это нормальное явление. Но если люди воспринимают политику как бизнес, то это смерть политики просто-напросто. Политика – это не бизнес. Политика особенно в демократическом государстве должна быть все-таки аккумуляцией воли людей, их желания к развитию. А когда это становится семейным бизнесом – политика – ну, честно говоря, это деградация государства, которая неизбежна, и это уже не коррупция, это уже какая-то другая форма жизни политической.
М.Шевченко: Превращение власти в такой семейный подряд, мне кажется, это странная такая архаизация
Т.Фельгенгауэр― Вы несколько раз повторили: в демократическом государстве, в условиях демократии. Когда вы посмотрели на всю эту систему изнутри, когда вы попытались поучаствовать в выборах…
М.Шевченко― Это огромный опыт, я вам честно скажу, Таня.
Т.Фельгенгауэр― Ваше мнение о том, насколько все прозрачно, чисто, демократично в том плане, что соответствует принципам демократии?
М.Шевченко― Во-первых, я могу сказать, Россия – это мультирегиональное государство, конечно, и у нас в каждом регионе есть своя специфика, свои особенности, тем более, на Кавказе. Я специально пошел в самый трудный регион, и считаю, в самый трудный округ самого трудного региона. Это Дагестан. Это многонациональный, мультиэтнический… Не просто разные народы, а рядом стоящие села – люди из этих сел столетиями друг с другом не здороваются по какой-то причине, которая была 300 лет назад. То есть это регион с такой спецификой жизни, с таким сознанием высоким индивидуальным или, как там говорят, родовым, тухумным самосознанием, что в нем разобраться и так-то непросто. А уж сделать так, чтобы этот регион соответствовал в полной мере демократическим принципам Российской Конституции, еще сложнее. Но я считаю, что именно как раз в силу этого разнообразия Дагестан является потенциально самым демократическим регионам Российской Федерации. Там самая независимая, самая прекрасная журналистика, оплаченная кровью журналистов.
Т.Фельгенгауэр― Самая опасная.
М.Шевченко― Самая опасная. Там конкуренция этносов… Кланы – это семьи. Но возьмем такое слово «тухум» — это не семья, тухум – это целое объединение людей, происходящих из одно места, имеющих одну фамилию. Это, бывает, тысячи людей включены в тухум. Это уже не назовешь одной семьей. Эта конкуренция, она обеспечивает разнообразие и здоровую, разумную конкуренцию. Вот когда-то Магомедали Магомедович Магомедов – первый председатель Госсовета Дагестана в 90-е годы, который спас его от гражданской войны, защитил его от вторжения банд боевиков, он создал госсовет Дагестана. Вот та схема, при которой 14… записаных в Конституции народов Дагестана, фактически имели представительство в этом Госсовете. Фактически народы Дагестана внутри могли влиять на управление республикой. Это было не как-то скрыто, какое-то негласное квотирование — здесь аварец, там лакец, тут даргинец – это было прописано в Конституции. Мне кажется, это была абсолютно правильная схема, и ее развитие соответствовало природе Дагестана, помогая ему вписываться в демократические российские нормы. Мы же не собираемся все народы и все регионы упихивать в некое абстрактное прокрустово ложе конституции. Конституция же и Демократия – это не гильотина, на которой где надо обрубить ноги, где-то голову…
Т.Фельгенгауэр― Но Конституция, она одна для всех.
М.Шевченко― Правильно, она одна для всех. Мы должны права и свободы обеспечивать реальным людям, живущих в реальной ситуации в реальном регионе с реальным вероисповеданием. Это исламский регион, самый исламский, наверное, регион. Ну, такие же исламские регионы – это Чечня и Ингушетия по большому счету. Это регион, наверное, самый мультинациональный на таком маленьком пространстве. Может быть, только Москва сравнится по количеству разных этносов и Санкт-Петербург, живущий в такой же концентрации, но это не мегаполис.
И именно в этом регионе – я верю – если там нам получится вернуть в него Российскую Конституцию, которая там только сейчас декларативно присутствует, поверьте… Такого нарушения конституционных прав граждан, как в Дагестане, я мало где встречал вообще на территории Российской Федерации. Если нам туда удастся вернуть Российскую конституцию, а это значит: прекратить преступные правоприменительные практики; победить экстремизм и терроризм не силовыми методами, которые их воспроизводят вновь и вновь, а гражданскими методами: переговорами, договорами, общественным договором; победить коррупцию и социальную деградацию горных регионов, прекратить ситуацию, когда деньги, выделяемые на развитие горных регионов или на поставку воды в Дербент из Самурского региона, просто уворовываются чиновниками, например – вот тогда, я думаю, мы и вернем Дагестан в Российской Федерации в полной мере, а не только на словах.
М.Шевченко: Мы должны права и свободы обеспечивать реальным людям, живущих в реальной ситуации в реальном регионе
Т.Фельгенгауэр― А сейчас сделаем перерыв на три минуты, и об этом еще немного поговорим.
РЕКЛАМА
Т.Фельгенгауэр― Продолжается программа «Особое мнение». Это «Особое мнение» журналиста Максима Шевченко. С одной стороны, вы говорите о большом потенциале Дагестана…
М.Шевченко― Огромном просто. Мы видим, каких успехов добиваются дагестанцы, которые вырываются из этой криминально-бюрократической системы.
Т.Фельгенгауэр― В то же время мы видим полное отрицание законов Российской Федерации.
М.Шевченко― Со стороны правящей элиты. Конечно.
Т.Фельгенгауэр― Где же управа на нее?
М.Шевченко― А народ на самом деле, люди… Вот ко мне за это время, пока я там работаю, постоянно нахожусь с небольшими перерывами полтора месяца почти, сотни людей ко мне пришли. Это самые разные люди. Это сотрудники силовых структур, которые говорят: «Мы не хотим нарушать закон, нас заставляет руководство нарушать закон. Мы хотим соблюдать закон, нам надоело быть какими-то репрессивными монстрами по отношению к своему народу». Это люди, которых несправедливо уволили, люди, с которых требуют деньги, чтобы они заняли какую-то должность; люди, которые заявляют о том, что им обещали построить дома для сотрудников, допустим, а вместо этих домов ничего не построили, а они знают, что деньги, которые выделили на строительство домов, украли; люди, которые говорят, что реликтовый и уникальный Самурский лес, под которым грунтовые воды пролегают на очень небольшом уровне, уничтожается, потому что воду стали бурить и в бутылки упаковывать, чтобы продавать — чиновники. Называют имена чиновников разных, в том числе, из современного дагестанского правительства. То есть люди устали от лжи, вранья, коррупции, произвола и террора — это вот пять составляющих дагестанской жизни.
Т.Фельгенгауэр― Это все продолжается уже не первый год. Неужели федеральные власти не в курсе, не в состоянии с этим побороться как-то?
М.Шевченко― Я думаю, что, наверное, в курсе, потому что сейчас – уже могу анонсировать – есть доклад Совета по правам человека после нашей поездки по Северному Кавказу. Как разумеется я сегодня разговаривал с Михаилом Александровичем Федотовым. Он попросил меня презентовать этот доклад. Вы его можете прочитать на сайте Совета по правам человека. Безусловно, мы его разместим на «Кавказской политике». Думаю, что и «Кавказский узел» и «On Kavkaz» — все сайты, занимающиеся кавказской жизни – независимо этот доклад разместят. Посмотрите. Он касается нескольких болевых моментов всей Кавказской жизни, не только Дагестан.
Но помимо того, о чем мы говорим уже давно – это профучет и убийство журналистов нерасследованные – могу сказать, что в горные части Российской Федерации вернулся туберкулез. В горах есть туберкулез. В горах не хватает электричества. В горах не проведен газ, хотя в Москву докладывают, что газ проведен. Известна такая хохма дагестанская, что, когда президент Путин приезжал в Ботлих, — когда, помните, после войны там строили? – ему доложили, что газ проведен, хотя там газовый баллон поставили, потому что газ так туда и не провели до сих пор.
Во многих селах люди живут, как в средневековье просто. И Туберкулез и другие страшные болезни, которые были побеждены, казалось бы, в советское время в этих местах, туда вернулись. Потому что сырость, тяжелая жизнь. Все занимались выдуманной темой про женское обрезание в Дагестане – абсолютно выдуманной, могу сказать вам, никто не уродует женщин – это абсолютная ложь.
М.Шевченко: . Все занимались выдуманной темой про женское обрезание в Дагестане
Т.Фельгенгауэр― А что же там так господин Бердиев нам рассказывал образно?
М.Шевченко― Господин Бердиев – я не знаю – вы его спрашивайте, он официальный муфтий.
Т.Фельгенгауэр― …Про то, как нужно прыть укрощать женскую.
М.Шевченко― Да, это оскорбительные, совершенно хамские слова по отношению к женщинам, от которых он, по-моему, отказался, если мне не изменяет память.
Т.Фельгенгауэр― Он так сказал… что пошутил.
М.Шевченко― Но эти слова не имеют никакого оправдания, безусловно, потому что в исламе сказано совершенно ясно, что мужчина должен доставлять свой жене такое же наслаждение, как и жена мужу, а иные отношения в исламе, кроме как муж – жена и не предусмотрены, будем откровенны. Мы сейчас говорим о каноне, а не о том, как это бывает в реальной жизни. То, что господин Бердиев говорил, это его личное дело, это не имеет никакого отношения к реальности.
Могу сказать, что я подробно был вынужден эту тему обсудить с дагестанскими правозащитницами уже почтенного возраста, мусульманками, уже бабушками…
Т.Фельгенгауэр― Не с теми, кто готовил доклад.
М.Шевченко― Нет, мне с этими людьми вообще не о чем говорить… Ведь в чем смысл этого доклада? ООН объявило о гранте по борьбе с женским обрезанием. В Сомали в Африке это есть. Это уродливое языческое явление, которое запрещено исламом, кстати, как и христианством, иудаизмом. Монотеизм запрещает уродовать тело человека. Это языческий обычай – уродование тела. Вытягивание ноздрей, какие-то еще татуировки жуткие на лицах.
Есть то, что иногда… как бы вам сказать деликатнее — называется интимной пластикой — то, что, на самом деле, помогает женщине лучше чувствовать себя женщиной.
Т.Фельгенгауэр― И это делают с девочками.
М.Шевченко― Вот мне сказали эти достойные женщины, которым я не могу не верить, которые сами матери и уже бабушки, что иногда, когда при рождении кожа определенным образом закрывает что-то – вагину, будем откровенны – то такие операции… крайне аккуратно надрез делается на коже только чтобы помочь раскрыть, чтобы удобнее было девочке жить и потом девушкой и потом женщиной. Но никакого удаления, никаких мест, которые доставляют наслаждение – клитора или иных мест. Это просто абсурдная идея, что это есть в Дагестане. Это абсолютно ложь, этого быть не может.
Т.Фельгенгауэр― То есть вы считаете, что в этом докладе ложь все?
М.Шевченко― Я провел достаточно большой опрос женщин из тех районов мусульманок уже пожилых — с молодыми, естественно, я об этом говорить просто и не буду в Дагестане – которые имеют опыт своей женской жизни. Они сказали, что таких случаев они просто не знают и не слышали – так называемое «фараоново обрезание», когда вырезается клитор при рождении. Это какое-то дикое варварство, которое просто немыслимо.
А то о чем я сказал – да, это практикуется, но это скорее помогает женщине быть женщиной, а не лишает ее наслаждения. Это как раз прямо противоречит тому, что сказал Бердиев. Это как раз дает женщине дополнительную наслаждение, возможность его получать.
Т.Фельгенгауэр― Он это все сказал так просто, для красного словца.
М.Шевченко― Это вы его спросите. Я понятия не имеют. Это заслуженный советский муфтий, который долгие годы…
Т.Фельгенгауэр― Нет, просто интересно, есть доклад правозащитников, есть муфтий, который говорит, что так и должно быть.
М.Шевченко― Я сказал мое отношение к этому докладу. Я считаю, что это тема, которая просто под грант вброшена в общественное пространство, чтобы доказать, что здесь тоже можно получить грант, который, собственно, выделяет ООН и всемирная организация здравоохранения на борьбу с этим чудовищным языческим явлением.
Т.Фельгенгауэр― Интересная точка зрения. Я напоминаю, что это Максим Шевченко в программе «Особое мнение».
М.Шевченко― Это не моя точка зрения. Ларису Дорогову могу называть знаменитую. Она сделала открытый пост в сети, где подробно это все описала. Я просто стесняюсь это все обсуждать так открыто с вами, Таня. Все-таки мы не врачи с вами, понимаете, но мы взрослые люди при этом. Так вот, эта тема, она обсуждается всеми. А то, что в горах Дагестана нет родильных домов, гинекологической помощи. На сохранение женщине некуда там лечь.
Т.Фельгенгауэр― А где Министерство здравоохранения Дагестана?
М.Шевченко― Мы с руководителем Российского Красного Креста госпожой Лукутцовой ездили по горному Дагестану – она ужаснулась. Мы обязательно проедем еще раз сейчас по горному Дагестану – члены СПЧ – я специально попросил тех медиков, которые работают с Красным Крестом и Советом по правам человека заняться этой темой. Мы проедемся по двум темам, которые описаны в этом докладе: туберкулез и абсолютная деградация системы здравоохранение. Про женское здравоохранение, предродовое, перинатальное – даже речи нет. Во многих горных районах это вернулось в абсолютное средневековье, будто и не было советской власти. Иногда по этим дорогам 6-7 часов, женщину, которую вести-то надо под руки — в определенные месяцы, вы знаете, есть угроза: на сохранение кладут – должны везти по этим трясучим дорогам на плохих машинах, и никто об этом не думает. Школы закрывают. Вот в Тлондоде– это Цумадинский район – люди скинулись деньгами, создали школу. Там зимой снег 4-метровой высоты бывает. Свозят детей туда в интернет со все окрестных сел. Об этой школе показали хвалебный репортаж по каналу «Россия». После этого репортажа, так как в нем не упомянули главу района и чиновника дагестанского правительства, отвечающего за образование, эту школы стали закрывать, вы не поверите.
М.Шевченко: Про женское здравоохранение, предродовое, перинатальное – даже речи нет
Т.Фельгенгауэр― Нет, я как раз поверю. Просто это возвращает нас к вопросу, почему региональная власть ничего не делает.
М.Шевченко― Мы будем помогать федеральной власти. Мы сейчас разворачиваем в Дагестане информационно-правовой мониторинг: «Кавказский гражданский форум». Уверяю вас, что мы будем доставлять информацию прямо кратчайшим путем до федеральной власти о том, что происходит не только в Дагестане, но и на Кавказе. А захочет ли она это услышать или увидеть, это ее дело.
Т.Фельгенгауэр― Сейчас сделаем перерыв. Это особое мнение Максима Шевченко. Мы скоро продолжим.
НОВОСТИ
Т.Фельгенгауэр― Продолжается программа «Особое мнение». Меня зовут Татьяна Фельгенгауэр. В гостях у меня журналист Максим Шевченко. Губернатор Волгоградской области одобрил идею переименовать аэропорт в «Сталинград». Как вам такая идея?
М.Шевченко― Нормально. Сталинград не имеет отношение к Сталину, на мой взгляд. Это уже полито кровью такого количество храбрецов, защищавших нашу родину в Сталинградской битве, а не в Волгоградской битве, что я считаю, что это название абсолютно символическое и не соотносящееся с именем такой спорной исторической фигуры, как Сталин.
Т.Фельгенгауэр― То есть это не возвращение имени Сталина в вашем понимании?
М.Шевченко― Нет. Это вообще к Сталину не имеет отношение. Это имеет отношение к Виктору Некрасову. Это имеет отношение к маршалу Рокоссовскому, маршалу Коневу. Это имеет отношение к «дому Павлова», к сержанту Павлову. Для меня Сталин, который был Верховным главнокомандующим… И к нему, естественно, тоже имеет отношение. Но это не чествование Сталина, это чествование тех, кто сломал хребет фашистско-немецко-итальянско-румынским и венгерским армиям в ходе этих боев.
Т.Фельгенгауэр― Тут логично, конечно, перейти к фигуре нового министра образования, потому что она как раз именно про Сталина много говорила. Как-то попросили у нее объяснений по ее отношению к Сталину. Как вы оцениваете?
М.Шевченко― Я Ольгу Юрьевну знаю много лет. Я ее считаю выдающимся историком и великолепным методическим специалистом. Когда она возглавляла кафедру религиоведения Российской академии госслужбы, эта кафедра по-настоящему превратилась в школу по подготовке профессионалов для работы с религиозными организациями и для работы с представителями национальных движений в регионах. Потом, к сожалению, эта должность была упразднена зачем-то. И из-за этого появилось много проблем.
Но Ольга Юрьевна, она организовывала семинары, слушания по правовым вопросам на кафедре религиоведения; по вопросам, связанным с культурой, историей. И, честно говоря, тысячи людей прошли через эту кафедру, очень плодотворную, качественную полезную методологическую подготовку. Поэтому как организатор педагогического процесса, я считаю, она очень качественный специалист.
Как историк – ее книги я считал всегда, еще до того, как она стала министром, явлением исторической науки. Она представитель так называемой объективистско-реалистической школы. Она не сталинистка и не антисталинистка. Она описывает период 40-годов, когда митрополит Сергий стал патриархом Сергием, и патриарх Алексий, один из самых сложных и описанных очень публицистически – или с позиций Александр Солженицына, либо с позиций Александра Проханова — период. Ольга Юрьевна пытается как историк включить холодное вопрошание о мотивах и причинах тех или иных людей. В ее книгах, в ее работах не говорится о том, что Сталин плохой, или Сталин хороший; или Жданов плохой, или Жданов хороший – она пытается понять, чем на самом деле руководствовались эти люди, когда принимали те или иные решения: чем руководствовался патриарх Сергий, чем руководствовался патриарх Алексий.
Вот у нее была прекрасная работа, я помню, по Всеправославному совещанию, которое Сталин собрал, когда он туда пытался позвать – был Балканский вопрос – всех православных с территорий, которые находились под советским контролем – сербов и так далее — тут как раз с Тито поссорился, в общем, там в полной мере это не получилось. Но исследование было блистательно, оно мне запомнилось, хотя я его читал, наверное, лет 15 назад, когда оно публиковалось в «Независимой газете».
И честно могу сказать, что, мне кажется, это именно тот метод в истории, который кажется мне наиболее вменяемым и наиболее объективным. Нам не понять историю 20-го века, если мы будем постоянно придерживаться публицистических подходов к этой истории. Мы не можем описывать деятельность Сталина и его сподвижников, исходя из того, что они были параноики или злодеи или, исходя из того, что они были святые и праведники. Мы говорим так: это были люди, которые действовали в рамках идеологии почти религиозной, которая позволяла им считать убийство человека просто социальным актом. Коммунизм ввел такое отношение к человеку, как просто к винтику в историческом процессе. Это была религия, которая абсолютизировала историю, как высшую ценность и развитие этой истории.
С точки зрения этой религии и религиозного фанатизма – а безусловно, они были религиозными фанатиками этого коммунистического такого историзма – если человек мешает развитию, которое они считали правильным в рамках марксисткой доктрины, то бив этого человека, ты, собственно, только помогаешь этому развитию. Это, конечно, бесчеловечная и неправильная доктрина абсолютно, которая не имеет оправдания в такой интерпретации. Но предположить, что эти люди были параноиками, сумасшедшими, корыстолюбивыми, склонными к тирании, желающими наслаждаться властью или жрать икру, в то время как другие голодали – это, конечно, абсурдная идея.
Поэтому, мне кажется, что Ольга Васильева как раз представляет ту историческую школу, которая помогает нам реально понять, каким образом, в принципе, честные, порядочные люди, работающие по 20 часов в сутки, отдававшие жизнь стране, которую они искренне любили, пославшие своих сыновей не в тыл, а на фронт… я напомню, что сын Сталин умер в немецком плену; сын Хрущева погиб в воздушном бою; сын Микояна погиб в воздушном бою, а Степан Анастасович, которого я знал, тоже рвался в бой, и отец не мог запретить рваться в бой, и чтобы он тоже не погиб, он стал летчиком-испытателем, и получил «Золотую звезду» Героя как летчик-испытатель, рискуя жизнью. Так вот, каким образом эти в целом храбрые и во многом аскетичные люди, стали палачами, погубившими такое количество людей; и как в эту эпоху чувствовала себя церковь – церковь расстрелянных, церковь, залитая кровью; церковь, большая часть которых сидела в тюрьмах, в лагерях, в подвалах – как эта церковь налаживала взаимоотношения с властью, чем руководствовался митрополит Сергий, о чем он думал; чем руководствовался патриарх Алексий, о чем он думал. Это интереснейшая тема, и Ольга Васильева дерзала браться за эту тему.
М.Шевченко: Сын Сталин умер в немецком плену; сын Хрущева погиб в воздушном бою; сын Микояна погиб в воздушном бою
Т.Фельгенгауэр― Прекрасно! При чем здесь Министерство образования?
М.Шевченко― Ну, слушайте, это не ко мне. Еще раз скажу: она стала министром не из-за своей работы по истории церкви, по истории сталинского периода, а, мне кажется, она прекрасный методолог и организатор учебного процесса.
Т.Фельгенгауэр― Вы считаете, она на своем месте будет в этой должности?
М.Шевченко― Тут у меня есть только один вопрос, наверное. Если Ольга Юрьевна будет читать расшифровку или слышит нас сейчас – все-таки она гуманитарий. Гуманитарное знание составляет не очень большой процент от дисциплин в нашей стране. Я не беру бесконечное количество журфаков, которые выпускают в год десятки тысяч студентов, а потом журналистов нам не найти качественных на работу. Я беру историков, филологов – это в целом маленький сегмент. Основная доля образования – это все-таки технические дисциплины и медицинское образование. Вот как она построит — это мой вопрос, а не утверждение – работу с теми вузами, которые в 90-е годы закрывались по некому американскому списку – такие как Московский авиационный институт, МВТУ, Физтех, Питерский Военмех — вузы, которые готовили и были научные научными базами, подобно Массачусетскому университету, для военной промышленности и которые были разгромлены просто к концу 90-х, которые выживали только за счет сдачи помещений в студенческих общежитиях? Сумеет ли она найти взаимопонимание с ВПК? А ВПК – это один из крупнейших заказчиков и спонсоров системы технического образования.
Я сам, как маёвец – этот вопрос для меня является очень важным. Я не был самым лучшим студентом, честно говорю, но я прекрасно понимаю, чем являлся Московский авиационный институт, или чем являлся МВТУ или Физтех, или Военмех в советское время. Я хочу, чтобы они стали такими же базами научно-образовательными, какими они были; чтобы они готовили выдающихся специалистов, которых они готовили в советское время. Сумеет ли она найти таких своих заместителей?..
М.Шевченко: На 5-м курсе МАИ – это не повышенная стипендия – это 60 рублей в советское время.
Т.Фельгенгауэр― А если нам вот европейский этот путь образовательный не очень нужен?..
М.Шевченко― Европейский путь не для всех пригоден, вот этот путь включения в Болонскую систему. В такой стране, как Россия, которая занимается, в том числе, закрытыми отраслями – ядерными, военными отраслями, исследованиями в генной инженерии, в биотехнологии – военными, прямо скажем направлениями образования, науки, мне кажется, полностью открываться миру — это просто неправильно. У вас есть в том же Массачусетсе, есть факультеты в Америке, куда вы не можете войти, которые абсолютно закрыты, лаборатории, куда без допуска не попасть. Мне кажется, что должны быть какие-то специальные регламенты.
Когда я работал на НТВ, мы в нашу программу приглашали ректора МАИ нового, как раз по поводу которого был скандал, и задавали ему эти неудобные вопросы. Он в целом не смог толково на них ответить, на мой взгляд. Как совместить то, что вуз был всегда ориентирован на войну… В МАИ был факультет 7-й «Вооружение летательных аппаратов», куда даже мы, студенты других факультетов не могли заходить без специального пропуска. Это тоже, что ли, открывать миру, это тоже выставлять на конкурентную какую-то основу? Каким образом вот эти закрытые зоны специального образования оставить закрытыми, но сделать качественными. Нельзя все перевести только на коммерческую основу. Есть направления в высшем образовании, которые просто необходимо датировать. Будет ли это отраслевое датирование – ВПК там… Ну, понятно у Губкинского института нет проблем. Там «Газпром», «Роснефть» его датирует, тем не менее нефтегазовая отрасль богатая. А есть, допустим, пединституты. Кто их должен датировать: нищее Министерство образования, у которого нет денег, госбюджет? Каким образом? Да, я считаю, что государство должно датировать пединституты специально, чтобы студенты получали нормальные стипендии, не эти гроши, которые они сейчас получают. Вот мы, допустим, получали на 5-м курсе МАИ – это не повышенная стипендия – это 60 рублей в советское время. На эти деньги, в принципе, ребята иногородние могли, живя в общежитии, достойно прожить месяц, еще подрабатывая где-то. Сейчас на стипендию вообще прожить никак невозможно.
Т.Фельгенгауэр― Будет, чем заняться в любой случае.
М.Шевченко― Очень много проблем интересных.
Т.Фельгенгауэр― Закончилось у нас время, к сожалению. Это было особое мнение Максима Шевченко. Спасибо вам большое, до свидания!
Источник: http://echo.msk.ru/programs/personalno/1824636-echo/
- 20 просмотров