Мы беседуем с юристом воронежского Центра защиты прав СМИ Светланой Кузевановой в Саратове, куда она приехала защищать интересы местного фотографа Алексея Глывы, снимки которого незаконно были размещены на билбордах города. Недавно стало известно, что организация, в которой Светлана работает, внесена в реестр «иностранных агентов». Министерство юстиции посчитало, что представление интересов журналистов в российских судах и предоставление экспертного мнения по законодательству, касающемуся медиа, это самая что ни на есть политическая деятельность.
Получение европейских грантов в Центре никогда не скрывали. Теперь организации грозит штраф до 500 тысяч рублей за невнесение себя на добровольной основе в реестр. В интернете собрано уже три тысячи подписей против признания Центра иностранным агентом. Многие сайты и печатные издания разместили на своих страницах специальные баннеры в поддержку воронежских медиаюристов.
– Руководитель вашего Центра Галина Арапова дала множество комментариев в СМИ о новом статусе. Иначе как клеймом внесение организации в реестр «иностранных агентов» она не называет. Почему это так важно – не быть иностранным агентом? Казалось бы, «работали и будем работать».
– Все здравомыслящие люди понимают, что иностранный агент в ощущениях и представлении обывателей – это абсолютный враг государства. И в этой связи говорить: «Иностранный агент – это ничего не значит. Советские времена все забыли», – это очень сильно лукавить. На наш взгляд и на взгляд других организаций, которые входят в этот реестр, такой термин был выбран специально.
– Да, компания у вас подобралась достойная.
– Компания приличных людей. Многие уже шутят, неприлично там не быть. И если вас в этот реестр еще не включили, то ваша работа как НКО ничего не значит. На мой взгляд, этот термин – иностранный агент – был придуман совершенно неслучайно. Они могли назвать это как угодно – «НКО с иностранным финансированием» или еще как-то. Словосочетаний в русском языке очень много. Но люди, которые продвигали весь этот тренд с иностранными агентами, имели абсолютно четкую цель. Они понимали, что организации, которые будут вноситься в реестр, не захотят работать под этим ярлыком. И реакция большинства некоммерческих организаций оказалась абсолютно логичной: «Мы не будем называться иностранными агентами! Мы делаем полезную работу, и мы не хотим, чтобы в нас презрительно тыкали пальцем». Таким образом, НКО пытаются поставить в ситуацию, когда мы должны все время объяснять: мы не плохие, а хорошие. Коннотация словосочетания «иностранный агент» абсолютно отрицательная.
– Еще недавно получать европейские, да и американские гранты было престижно. А теперь за иностранное финансирование штрафуют на такие суммы, что ни организация, ни ее руководитель не в состоянии их выплатить. Так, по крайней мере, было в Саратове с ассоциацией «Партнерство для развития» и экологом Ольгой Пицуновой. Надеюсь, что ваш Центр не пополнит эту печальную статистику. Что вы теперь собираетесь делать? Ведь о том, что организация может быть удалена из этого «позорного» реестра, наши законодатели задумались только спустя два года после принятия самого закона.
– Нужно внимательно посмотреть этот закон. Его авторы посчитали, что основанием для исключения из реестра иностранных агентов может являться прекращение иностранного финансирования или отсутствие в работе организации политической деятельности. Но есть ли в этом законе основание, по которому организация исключается из реестра «иностранных агентов» после решения суда о неправомерном внесении Минюстом в этот список? Получается, что законодатели даже не предвидели ситуации, при которой суд действительно может признать такое решение незаконным. И это страшно. Это показывает глобальность ситуации. Они говорят: «Вы не правы по определению. И мы не оставляем вам шанса. Этот закон – для того, чтобы вас исключить из общественного пространства». И эти репутационные риски, о которых мы говорили, лишь вершина айсберга.
НА САМОМ ДЕЛЕ ЕСТЬ КУЧА ДРУГИХ ПРОБЛЕМ ОРГАНИЗАЦИОННОГО ХАРАКТЕРА: МЫ ДОЛЖНЫ НА ЛЮБОЙ ПРОДУКЦИИ, КОТОРУЮ МЫ ВЫПУСКАЕМ, ДЕЛАТЬ ПОМЕТКУ, ЧТО ЭТА ПРОДУКЦИЯ, ИНФОРМАЦИЯ «ПРЕДОСТАВЛЕНЫ ОРГАНИЗАЦИЕЙ, ВЫПОЛНЯЮЩЕЙ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА». ТАКИЕ ПОМЕТКИ БУДУТ СТОЯТЬ НА САЙТЕ, КНИГАХ, РАЗДАТОЧНЫХ МАТЕРИАЛАХ ДЛЯ СЕМИНАРОВ. И МЫ НЕ ХОТИМ ЭТОГО ДЕЛАТЬ НЕ ПОТОМУ, ЧТО МЫ ТАКИЕ КАПРИЗНЫЕ, А ПОТОМУ ЧТО ЭТО ОПЯТЬ ЖЕ СОЗДАЕТ ОПРЕДЕЛЕННОЕ ВОСПРИЯТИЕ У ЛЮДЕЙ.
И второе: организация, которая вносится в этот реестр и продолжает свою работу (а таких на сегодняшний день почти нет – большая часть начала процедуру ликвидации), должна отчитываться каждый квартал о расходовании полученных денег. Сейчас мы отчитываемся раз в год. Часто можно услышать такое мнение: «Ну подумаешь, ну назовут вас иностранным агентом. Вам что, страшно рассказать, откуда вы деньги берете?» Говорится это с каким-то намеком на нашу «шпионскую» деятельность. Да мы и так рассказываем. Раз в год по закону предоставляем отчеты, достаточно подробные, контролирующие органы знают о нас все.
Помимо всей этой отчетности есть система серьезных штрафов. То есть вы работаете, как на коротком поводке. Шаг вправо, шаг влево – что-то органы власти не устраивает – штраф, штраф, штраф. Работа может превратиться в рутину по оформлению отчетности, уплате штрафов и обжалованию всех этих документов. Поэтому большинство организаций, внесенных в этот список, ликвидируются. Один из рисков признания инагентом, который сейчас обсуждается, – невозможность сотрудничества в будущем с органами власти.
– Я так понимаю, что у вас такое сотрудничество есть и весьма успешное? Для этих самых органов госвласти, в первую очередь.
– Да, и это настолько позитивная история. У нас давно выстроены взаимоотношения с судами, правоохранительными органами, органами власти. Нас приглашают как экспертов регулярно. Это крайне полезное и эффективное взаимодействие. Вот буквально в конце ноября – начале декабря мы в качестве экспертов участвовали в двух крупных тренингах для всех пресс-секретарей Управлений судебных департаментов и пресс-секретарей судов. Тренинг был организован Управлением судебных департаментов при Верховном суде РФ. 90 человек в каждой аудитории с упоением, как свежий воздух, глотали информацию от нас, потому что им действительно неоткуда ее больше получить. У нас обширная практика, а представители пресс-служб регулярно сталкиваются с какими-то правовыми трудностями и не знают, как их разрешить. И наше общее сотрудничество преследует лишь одну цель – помочь им корректно применять закон.
– А почему вас так быстро внесли в реестр?
– Сложно сказать. Я думаю, тут не обошлось без личных амбиций господина Орлова (руководитель управления минюста в Воронежской области Владимир Орлов. – Прим. ред.). Сейчас со стороны общественного мнения в сторону Орлова идет очень сильный прессинг, его немного «пожурили» за активное усердие его сотрудников при проведении проверки в Центре на межведомственном совещании в Правительстве Воронежской области. Со слов присутствующих, коллеги – руководители федеральных служб и ведомств – недоумевали, как организацию с такой проверенной и серьезной репутацией в регионе, в стране, обвинили в занятии политической деятельностью.
– Мне кажется, не стоит господина Орлова демонизировать в этой ситуации. Сначала были «Голос», «Мемориал», «Солдатские матери». С гигантской натяжкой их притянули к «политическим». Теперь дошли до вас, юристов, что вообще абсурд. Складывается ощущение, что список был сформирован еще до принятия закона и теперь по нему планомерно НКО уничтожаются. Так что господин Орлов тут только исполнитель.
– Конечно, воронежский минюст и его руководитель Орлов всего лишь исполнители. Но ведь исполнение может быть разным. Сложно умело, хорошо и красиво представить белое черным. Орлов пытался это сделать. Но вряд ли это вышло качественно. Если обратить внимание на акт проверки, то из 34 страниц 30 посвящены не оценке деятельности организации, а перечислению цитат из интервью Галины Араповой – международного и российского эксперта, медиаюриста с 20-летнем стажем, директора Центра. Она известна в России и за ее пределами прежде всего как очень квалифицированный специалист в области медиаправа. Комментировать законодательство, в том числе, это ее обязанность. И глупо расценивать высказывания юриста относительно изменений законодательства и судебной практики как «ярко выраженную политическую деятельность». По этой логике всем адвокатам и юристам надо запрещать работать.
А что касается планов по включению в реестр, то сейчас есть такая негласная информация, что в него включают по одной организации из региона – то есть действует некая «палочная» система работы. Насколько это реально и насколько активно выполняется, мы точно сказать не можем, но очень похоже.
– Ну, в Саратове есть – это Ольга Пицунова и ассоциация «Партнерство для развития», в Самаре – Людмила Кузьмина и фонд «Голос-Поволжье», в Воронеже – вы...
– В Волгограде есть, в Питере, в Москве, в Калининграде. То есть статистика догадки общественников подтверждает. И признали себя иностранными агентами добровольно только единицы. У нас тоже два года назад была прокурорская проверка. И тогда никакой политической деятельности в нашей работе не нашли.
И КОГДА ЗАКОНОДАТЕЛИ ПОНЯЛИ, ЧТО ПРИНЯТИЕ ЗАКОНА НЕ ПРИВЕЛО К ТОМУ ЭФФЕКТУ, КОТОРОГО ОНИ ОЖИДАЛИ, ПРИШЛОСЬ ПРИНИМАТЬ ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ШАГИ. ЧТО ОНИ СДЕЛАЛИ? ОНИ НЕМНОГО ИЗМЕНИЛИ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО, ДАВ ВОЗМОЖНОСТЬ ИМЕННО МИНЮСТУ РЕШАТЬ, У КАКОЙ ОРГАНИЗАЦИИ ЕСТЬ ПОЛИТИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ, А У КАКОЙ НЕТ. САМА КОНЦЕПЦИЯ ЭТОЙ НОРМЫ БЕЗУМНА. ШТРАФУЮТ НЕ ЗА ТО, ЧТО ТЫ «ИНОСТРАННЫЙ АГЕНТ», А ЗА ТО, ЧТО ТЫ ДОБРОВОЛЬНО НЕ ПРИЗНАЛ СЕБЯ ТАКОВЫМ И НЕ ВКЛЮЧИЛСЯ САМОСТОЯТЕЛЬНО В РЕЕСТР.
– Светлана, расскажите нашим читателям, почему вы получаете именно иностранные гранты и на что, собственно, идут эти деньги?
– Вообще некоммерческая организация в России не может существовать никаким иным образом, нежели как на гранты. Это может быть иностранное финансирование, но могут быть и российские гранты, конечно. Крупные гранты от российского государства получают более социально ориентированные проекты: защита прав детей, помощь людям с определенным заболеванием, помощь инвалидам, решение проблем бездомных животных.
ЗАЩИТА ЖУРНАЛИСТОВ В СУДАХ, КАК ВЫ ПОНИМАЕТЕ, НЕ ОЧЕНЬ ВХОДИТ В СФЕРУ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ИНТЕРЕСОВ И НЕ РАССМАТРИВАЕТСЯ КАК СОЦИАЛЬНО ВАЖНЫЙ АСПЕКТ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ.
Если нам и дадут правительственный грант, он будет настолько маленьким, что мы не сможем даже зарплату людям платить. А ведь чтобы была польза, нужно проводить тренинги и семинары, издавать книги. То есть мы делаем много всего, помимо юридической поддержки. Хотя именно помощь и консультирование журналистов, представление их интересов в судах занимает сейчас большую часть нашей работы. Когда в Центре началась проверка, мы, как и другие НКО, думали о ликвидации. Но в течение недели развернулась кампания, которую организовали журналисты со всей страны в нашу поддержку. Эта реакция сообщества для нас самих была шоком. Ради того, чтобы увидеть такую профессиональную сплоченность, не жалко и назваться иностранным агентом. И такая поддержка просто не дает нам права остановить свою работу.
– А как это происходит? Вы в Воронеже, журналисты – по всей стране. Я так понимаю, что с редакциями вы заключаете специальные договоры, в том числе и коммерческие. Такой юридический аутсорсинг.
– Около пяти лет назад мы стали развивать программу абонентского обслуживания редакций. Уже тогда политика государства в отношении некоммерческих организаций стала резко меняться. Появились тренды шпиономании и все такое прочее. Стало понятно, что рано или поздно государство начнет закручивать гайки в отношении тех, кто получает иностранные гранты. Все к этому шло. Невозможно было смену политического курса не заметить.
Скажу вам честно, программа эта развивается у нас плохо. Из всей структуры наших доходов, большая часть из которых гранты, доходы от абонентского обслуживания составляют семь процентов. На эту сумму мы никогда не проживем.
И я не могу сказать, что это аутсорсинг. Аутсорсинг – это когда платятся реальные суммы за реальные услуги. Мы же не преследуем цели извлечения прибыли. Редакции платят нам в среднем пять-семь тысяч рублей в месяц за то, чтобы мы их консультировали по любым вопросам медиаправа.
Клиенты у нас в разных городах России. Мы консультируем большинство регионов страны: Владивосток, Иркутскую область, Якутск, Екатеринбург, Москву, Санкт-Петербург... Причем редакции совершенно не пугает, что мы не находимся рядом. Мы работаем в режиме 24/7, консультируем днем и ночью, делаем это оперативно и качественно. Область медиаправа крайне узкая, и найти юриста в своем регионе бывает достаточно сложно, поэтому мы помогаем всем.
Когда редакции по той или иной причине отказываются от коммерческого сотрудничества, мы соглашаемся с этим и никого не принуждаем. То есть нет такого: «Ты у нас не на договоре – мы тебе помощь не окажем». Заключаем договоры только с теми, кто добровольно нам хочет помогать вот таким образом. Кто может – платит, кто не может – им помогают бесплатно. В этом смысле – это абсолютно такая система саморегулируемая. Чаще всего договоры заключают с нами рекламные издания, они доверяют нам вычитку всей их рекламы.
– Рекламные журналы антимонопольной службы боятся?
– Конечно, один из самых популярных запросов на консультацию – это соответствие макета требованиям закона о рекламе. Потому что самые страшные и большие штрафы – это штрафы, которые накладываются ФАС за ненадлежащую рекламу. Боятся именно их. Там минимальная сумма от 100 до 500 тысяч рублей. У нас в России дешевле обходится нарушить закон о персональных данных, закон о защите чести и достоинства. За такие нарушения тебе предпишут выплатить компенсацию морального вреда 10 тысяч рублей, а вот если ты нарушишь закон о рекламе, тебя никто не пощадит.
– Никогда бы не подумала, что именно с законом о рекламе возникают такие сложности.
– Да, наши вебинары по соблюдению требований этого закона самые посещаемые, почти до ста человек собирает каждое такое мероприятие.
– Раньше казалось, что журналисту достаточно знать Конституцию и закон «О СМИ». И всё. Ты смелый, умелый, и информационные джунгли зовут. Сейчас же законы, которые влияют на нашу работу, принимаются раз в неделю, а инициативы различных ограничений для СМИ в интернете появляются вообще каждый день. По крайней мере, складывается такое впечатление. Насколько за 20 лет работы вашего Центра изменилось российское медиазаконодательство? И действительно ли так уж назрел вопрос о новом законе «О СМИ»?
– Действия журналистов всегда регулировались большим количеством законов. И Конституция тут занимает отнюдь не первостепенную роль. Безусловно, нужно знать закон «О СМИ». Но этот закон говорит о некоторых основах функционирования средств массовой информации – как создать редакцию, как она должна работать, кто главный редактор, какие права и обязанности у журналистов. Однако в этом законе никак не прописана ответственность за распространение информации. Как правильно работать, закон говорит. Но что будет, если вы распространите информацию о частной жизни, закон «О СМИ» вас не предупреждает.
ОТКРОВЕННО ГОВОРЯ, ЗАКОН «О СМИ» В РОССИИ ОЧЕНЬ СТАРЫЙ. ФОРМУЛИРОВКИ, КОТОРЫЕ ТАМ ИСПОЛЬЗУЮТСЯ, ЧАСТИЧНО УТРАТИЛИ СВОЕ ЗНАЧЕНИЕ. К ТОМУ ЖЕ ОН СОВЕРШЕННО НЕ РЕГУЛИРУЕТ РАСПРОСТРАНЕНИЕ ИНФОРМАЦИИ В СЕТИ ИНТЕРНЕТ. СЕЙЧАС ЗАКОНОДАТЕЛЬ ПЫТАЕТСЯ СУДОРОЖНО ПРИНЯТИЕМ МНОГОЧИСЛЕННЫХ ЗАКОНОВ ХОТЬ КАК-ТО ЭТО РЕГУЛИРОВАНИЕ ОСУЩЕСТВИТЬ. У МЕНЯ ЛИЧНО СКЛАДЫВАЕТСЯ ОЩУЩЕНИЕ, ЧТО ПРЕДСТАВИТЕЛИ ВЛАСТИ НЕ ПОНИМАЮТ, КАК РАСПРОСТРАНЯЕТСЯ ИНФОРМАЦИЯ В ИНТЕРНЕТЕ, И НЕ ЗНАЮТ, ЧТО С ЭТИМ ДЕЛАТЬ. ОНИ СМОТРЯТ, КАК ИНФОРМАЦИЯ РАСТЕКАЕТСЯ ЗА СЧИТАННЫЕ СЕКУНДЫ, И ПРИХОДЯТ В УЖАС. ПРИЧЕМ, КАК НА ЭТО РЕАГИРОВАТЬ, НЕ ЗНАЮТ И СУДЫ.
Из-за этого возникает совершенно неоднообразная практика: кто-то привлекает к ответственности администраторов, кто-то владельцев сайтов, кто-то конкретных пользователей, которые что-то там написали. Правовая терминология интернет-законодательства чужда и законодателю, и правоприменителю. То есть если мы сейчас придем в суд и начнем на интернет-языке что-то объяснять: про скриншоты, провайдеров и домены, то любой судья в обычном районном суде вытаращит глаза и не поймет нас. Чтобы было качественное законодательство, должно быть качественное понимание терминологии и сути процессов. А его нет. Отсюда это безумное количество законов о блокировке. Мне кажется, что скоро мы станем страной, в которой заблокированных сайтов будет больше, чем работающих.
Согласно многочисленным нормам, у разных органов власти есть масса возможностей, чтобы заблокировать сайты сейчас. Юристы разводят руками, потому что блокировать можно за все подряд. А блокировка – это смерть ресурса сейчас. Процедуры разблокирования ресурсов прописаны законодательством, но они почти не работают. На нашем опыте это показала ситуация с «Ежедневным журналом», который был заблокирован по так называемому «закону Лугового» (согласно закону, решение о блокировке сайтов с призывами к несогласованным акциям принимают генпрокурор или его заместители. – Прим. ред.) вместе с Гранями.ру и Каспаров.ру. Они заблокированы до сих пор. Мы проиграли это дело. Написали апелляционную жалобу. И она полгода уже лежит в Мосгорсуде. Полгода! Все сроки, которые предусмотрены законом, прошли. Никто никуда не торопится.
– Просто складывается впечатление, что законы, которые принимали, чтобы бороться с распространением в интернете информации о наркотиках, детском порно, самоубийствах и призывами к экстремистским действиям, используют исключительно «по политике».
– Да, во многом. Цели были благие, но работает это все так, как работает. Одна наша коллега-юрист пытается бороться с файлообменником, который распространяет активно детскую порнографию. Она год уже пишет письма во всевозможные инстанции, но ровным счетом ничего не происходит. Сайт работает и продолжает распространять свой ужасный «контент». И это к вопросу о блокировке. Когда ты захочешь заблокировать что-то действительно незаконное, тебя никто не услышит. А тут «Ежедневный журнал» с освещением судов над «узниками Болотной» – все, блокировка.
– В цивилизованных странах интернет регулируют в большей степени на предмет защиты авторских прав. У нас подобное законодательство и правоприменение находится в зачаточном состоянии. В Саратове вы защищаете фотографа, чей снимок без разрешения и указания авторства использовали для наружной рекламы ко Дню города. Часто приходится судиться именно из-за авторских прав?
– Авторские права нарушают очень часто. Все дело в том, что у нас не сформировалась культура соблюдения и защиты авторских прав. Люди не понимают, что нарушают закон, когда берут фотографии из интернета и используют без согласия автора. В случае, как сейчас в Саратове, взяли снимок фотографа, изготовили с его помощью социальную рекламу, развесили по всему городу. Даже мысли не возникло, что они нарушают закон. Прошло какое-то время, фотограф обратился в администрацию города, сказал им, что против такого использования фотографии. С ним согласились, баннеры сняли. Но через 4 месяца из этой же фотографии сделали плакаты и баннеры, украсившие город к празднованию Дня города. Такое циничное повторное нарушение.
В суде Администрация Саратова доказывает, что эти баннеры разместили не они, а благотворители. Причем благотворители анонимные.
Нет пока у наших людей понимания того, что чужие фотографии брать нельзя, даже если они в интернете в свободном доступе выложены. Существует серьезное заблуждение: «Все, что в интернете, все доступно и бесплатно!» И пройдет много лет, пока это заблуждение развеется. С фотографиями еще есть одно заблуждение: «Мы фотографу заплатили и можем делать что хотим с его фотографиями». Но это тоже не верно. Если вы заплатили человеку за работу, у вас нет исключительного права на использование его фотографий. Поэтому нарушают все и нарушают постоянно.
– Когда речь идет о юридической поддержке СМИ, то в первую очередь думаешь о процессах о защите чести и достоинства, когда люди, имеющие власть и деньги, пытаются задушить свободу слова в судах.
– Претензии по диффамации самые частые. Но если десять лет назад у нас были почти только процессы по диффамации и больше ничего, то сейчас разнообразие претензий к журналистам поражает. И теперь часто инициатором процессов по преследованию журналистов становятся различные государственные органы. Как мы видим, контроль государства усиливается. Тенденция только такая.
– Роскомнадзор в последнее время лютует.
– И последний пример – это история с «Шарли Эбдо». Мы сейчас помогаем нескольким изданиям, которые получили предупреждения из-за публикации фотографий со стопкой первого номера журнала, вышедшего в свет после ужасного теракта. Роскомнадзор по этой истории явно «перебдел». Они прислали рекомендательные письма с просьбой не перепечатывать карикатуры. Хотя в таких органах должны понимать, где есть крамола, а где нет, и любое профилактическое предупреждение будет похоже на цензуру. Но часто, к сожалению, этой разницы не чувствуют.
– Так влияние государства увеличилось, но процессы по диффамации-то никуда не исчезли?
– Если говорить по искам о диффамации, то претензии стали более качественными. Если лет 10-15 назад были иски по любому поводу, по каждому слову, которое просто не понравилось в статье, то сейчас в суд идут с обоснованными исками. Судиться стало сложнее. Но все равно примерно 80 процентов дел, которые мы ведем, дела выигрышные для журналистов. Бывает, что среди вот этого всего находятся дела уникальные. Недавно у нас был случай в Воронеже. Мы думали, что такого в нашем регионе, где мы работаем уже 20 лет, не может быть. Судьи уже настолько профессионально рассматривают такие дела, они знают международные стандарты и специфику подобных процессов. Но буквально летом было принято решение по иску одного из депутатов районных советов Воронежской области, которого журналист в публикации сравнил с оборотнем. В статье было написано что-то вроде «Иван Иваныч – оборотень от депутатов». При рассмотрении дела была проведена лингвистическая экспертиза, в ходе которой эксперт постановил, что сравнение депутата с оборотнем является утверждением о факте. То есть юрист и журналист должны были доказать, что этот факт достоверен. Наш юрист, как могла, пыталась довести эту ситуацию до абсурда, доказать в суде, что пока не существует в природе возможности доказать, что человек – оборотень. Суд слушал нас очень внимательно и все равно решил признать эту фразу утверждением о факте, причем не соответствующим действительности. Лет 20 назад такому решению никто бы не удивился, но сейчас...
– А это издание теперь должно опровергнуть факт, что депутат оборотень?
– Да, они должны рассказать читателям, что фраза с упоминанием слова «оборотень» не соответствует действительности. То есть он – не оборотень от депутатов.
– У нас не так давно тоже была история, когда в одной из публикаций сравнили вице-губернатора Дениса Фадеева с пажом. Насколько я понимаю, в Центре защиты СМИ слышали об этом деле.
– Да, что-то такое было. Не помню, чтобы дело дошло до суда. Чем закончилось?
– Чиновник передумал судиться.
– Ваш вице-губернатор абсолютно прав, что отказался от суда. Сравнение с пажом – классическое оценочное суждение, которое не может быть проверено на достоверность, а следовательно, и не может быть опровергнуто в судебном порядке.
– А самоцензура страшнее цензуры?
– Ну а как без нее, когда принято огромное количество этих пугающих законов. Вот сходит журналист один раз в суд, получит свое и в следующий раз подумает: писать или нет. Походы в суд обладают безумным охлаждающим эффектом. Единицы после таких испытаний продолжают делать что-то смелое и публиковать острые тексты. Одно дело, когда тебя за диффамацию на 10 тысяч рублей наказали. А когда тебя через уголовный процесс протащат? Ни один нормальный человек это спокойно не выдержит. А у нас люди судов боятся. И журналисты не исключение. Из-за правового нигилизма люди часто думают, что если на них подали в суд, то в конечном счете у них отнимут имущество.
– У нас в Саратове не так много процессов, что называется, «чиновники против СМИ». Но недавно глава Саратова Олег Грищенко заявлял, что комментаторы на форумах должны нести ответственность за высказывания о нем. Еще он ведет кампанию по борьбе с блогерами, критикующими уборку улиц.
– Это он зря. Надо ему объяснить, что так делать неправильно: он публичная фигура и должен терпимо воспринимать критику в свой адрес. Лучше заниматься своими прямыми обязанностями и следить за благоустройством города. Я вот заметила, что у вас в Саратове какой-то пунктик на уборке улиц. Все об этом говорят. У нас в Воронеже, может, чуть-чуть получше чистят, но тоже все достаточно плохо. В Саратове есть ощущение инфраструктурной какой-то неустроенности. Вот я прошлый раз, когда приезжала участвовать в судебном процессе, искала в центре продуктовый магазин. На Кирова ни одного магазина не нашла. В итоге нашла на Радищева какую-то рюмочную, купила там бутылку воды и пошла обратно в гостиницу, потому что купить там еду не решилась.
– Кстати о Воронеже... Как там у вас относятся к фразе про «начнут бомбить Воронеж»?
– Была такая шутка. Но бомбоубежища пока не строим.
Источник: ИА "Свободные новости"
- 5 просмотров