[ Тупик вертикали и реванш олигархов ]

Главное, понять: это вертикаль сыграла злую шутку со своими изобретателями, захлопнув капкан суверенной демократии, или Северный Кавказ избран как площадка для экспериментов по демонстрации политического эксклюзива от президентов страны. В любом случае очевидно: отсутствие вменяемой политики на Северном Кавказе - не ошибка, а политический выбор Кремля. Не случайно по самым важным вопросам жизни страны решения принимаются вдруг и вопреки как здравому смыслу, так и смыслу политическому. И какое бы радостное удивление ни выражали в политкорректной формулировке "уникальное решение" ведущие телевизионных новостей, сообщая о создании Северокавказского округа, высекать высочайшие решения надобно в граните на скорбном памятнике президентской вертикали.

После событий в Беслане в 2004 году был издан указ действующего тогда президента страны В.В.Путина, согласно которому во избежание проникновения во власть случайных людей, олигархов и нуворишей не выборы, а воля первого лица определяла, кто будет управлять регионами. С одной стороны, Кремль ужесточил ответственность губернаторов за происходящее в регионе. С другой, сделал все, чтобы любую самостоятельность власти свести к нулю. В ситуации, когда в оценке событий и принятии судьбоносных для регионов решений верховная власть больше полагается на мнение олигархов и криминальных лиц, как показывает ситуация с назначением президента Дагестана, проблемы не решаются, а нагнетаются. Создание нового надзирающего органа вместо неэффективного старого не более чем самообман. Там, где нет цели услышать народы Кавказа, учитывать их мнение, где экспресс-поездки Шевченко – единственная попытка вступить в диалог с Кавказом, где на гора выдают мертворожденные формы имитации деятельности, может только нарастать глухое раздражение народа. Единство слова и дела – важный критерий оценки народом деятельности Кремля на Кавказе, где хорошо знают московские корни коррупции.

Идея переформатировать систему управления на Северном Кавказе, прозвучавшая из уст президента в послании к Федеральному собранию РФ 12 ноября 2009 года, основывалась на утверждении о том, что уровень коррупции и клановости в республиках Северного Кавказа является "беспрецедентным". Как согласовывается курс на борьбу с коррупцией и клановостью, когда в принятом Медведевым Д.А. списке претендентов на пост руководителя Дагестана альтернативу Муху Алиеву, чья репутация не подвергается сомнению даже его противниками, составляют ставленники олигархов и представители клановых структур?

Несмотря на попытки унифицировать регионы, сам российский губернаторский корпус не однороден. Крепко стоят у руля политические старожилы, есть руководители, поддержанные населением, есть те, кто сумел договориться с региональной элитой и бизнесом. Наконец, есть просто умелые царедворцы. Большая часть руководителей субъектов – кремлевские назначенцы. На Северном Кавказе – практически весь управленческий корпус обновлен полностью.

Среди "старожилов" особняком стоит фигура президента республики Дагестан Муху Алиева, вопрос с переназначением которого оказался проверкой на дееспособность и зрелость Кремля. Северный Кавказ – особый регион России. Здесь собственно кавказские проблемы тесно переплетены с геополитикой, с внутренней общероссийской проблематикой. Дагестан в этом контексте занимает особую нишу. Ни один северокавказский руководитель не имеет тех вызовов, с которыми приходится сталкиваться президенту Дагестана. Как политик, он балансирует на лезвии кинжала. В буквальном смысле – канатоходец. Как удержать при этом равновесие? Как сохранить политическое лицо, когда далеко не все зависит только от руководителя субъекта? Как собрать профессиональную преданную команду в условиях нарастающей оппозиции, где "каждый мнит себя стратегом, видя бой издалека"¹? Как оставаться представителем своего этноса, быть дагестанцем и ощущать себя россиянином политику такого уровня? Возможно ли северокавказское единство как надэтнический гражданский проект? Актуален ли до сих пор принцип "разделяй и властвуй" или необходимы новые политтехнологии?

Кто они - президенты северокавказских республик? Рулевые народа, вручившего им штурвал управления? Костыль Москвы, на который она всего лишь в минуты немощи опирается в регионе и в любой момент может заменить его новым? Или их власть – игрушка, которой Кремль дал поиграть местным лидерам, строго следя, чтобы не поломали и играли по их правилам. Все они - разные. Их восхождение на трон – удача, везение, связи, деньги, ситуация. Исключение - Муху Алиев, судьба на редкость последовательно и закономерно провела его через все ступени восхождения к власти. Но и этого оказалось недостаточно для ее удержания.

У каждого – своя тропа к властной вершине. Но ни у одного из ныне действующих глав республик нет опыта политической борьбы за президентское кресло. Они не прошли через административную селекцию, а, следовательно, не владеют ни опытом политического выживания, ни властной стратегией, ни, тем более, самостоятельностью. Укреплению власти одних людей над другими, в чем, собственно, и есть суть политики, нужно или долго учиться, или иметь природное чутье... "Человек, желающий творить одно только добро, неминуемо погибнет среди стольких чуждых добру"², - рекомендовал политикам Макиавелли.

"Что может сделать один человек, когда за ним – тысяча разрушителей..." - констатировал Шамиль на исходе своего триумфа, - "да не будут наши горцы подобно собакам, прости Господи, да не грызутся они из-за кости властолюбия, тогда как кость эта может быть похищена неверными"³. Так что же эффективней на Кавказе – сильная рука или демократия (управляемая, суверенная?...). Утверждение о восточной специфике власти, коварной, льстивой и диктаторской, опровергает заветы великого Тамерлана: "Жалок тот правитель, авторитет которого слабее его кнута". На рубеже XIV-XV веков Тамерлан располагал сильнейшей армией, но она обслуживала его политику. Победа для него была понятие не физическое, а скорее психологическое.

Влияние федеральной политической системы на регион еще не осмыслено. Продуктивна ли административная унификация без учета локальных особенностей? Очевидно, что разнообразие и относительная автономность региональной политической системы в прошлом. Издержки северокавказской управленческой модели (унифицированной) еще о себе заявят. И уже заявляют в Дагестане, где эксклюзивность ситуации очевидна в острой внутриполитической и этнополитической конкуренции, в жестком противостоянии кланов и финансовых группировок, в набирающем силу религиозно-политическом экстремизме. "Власть – один большой бизнес-проект", - отмечают дагестанские журналисты, но это уже точно не только дагестанская специфика.

И вот здесь начинается российский сюрреализм. В целях эффективности управления на фоне кризиса началась замена губернаторов. Кому-то вышел срок, оставшимся были предложены 43 критерия оценки деятельности глав субъектов РФ, которые должны представить свои отчеты премьеру, о чем был указ, подписанный Путиным 28 июня 2007 года еще в роли Президента РФ. И по каким критериям будут определять пригодность кандидатов в президентские кресла? Судя по спискам претендентов в президенты Дагестана, там конкуренцию действующему президенту составили люди, могущие похвастаться олигархическим ресурсом. Что касается такого ресурса, называемого экспертами, как совместная учеба или работа в одном вузе, то достаточно ли его для эксперимента в Дагестане?

Уже всем понятно, что политическая судьба лидеров зависит не от народа и не от качества услуг населению. Проблема личной власти решается в Москве. Так что же такое власть на Северном Кавказе – руль, костыль или игрушка? И что такое власть в Кремле? Что такое Россия для тех, в чьих руках страна оказывается игрушкой? Что такое якобы растущая стабильность страны в период путинского правления, когда со сменой президента выявляется, что незнание маршрута компенсируется "уникальностью" решений? Не удалось ЮФО, придумаем еще один округ, не смогли в Ростове, в Москве понять природу юга, позовем из Красноярска.

Некоторые из опрошенных экспертов, как пишет "Эксперт Online", не исключают, что Северный Кавказ будет для молодого и опытного менеджера своеобразным трамплином к новым политическим олимпам. Бизнесмену Александру Хлопонину с репутацией жесткого управленца удастся обуздать "горцев", как ему удалось обуздать в вечной мерзлоте бунтующих рабочих Норильска и теневой бизнес Красноярского края. "Хлопонин должен стать для Кавказа генералом Ермоловым XXI века", — считает один из них.

Северный Кавказ остается площадкой для экспериментов Кремля и трамплином для политической карьеры угодных ему лиц. Зная протестный потенциал региона, болезненного реагирующего на пренебрежение интересами его народов, его обостренное чувство справедливости, проводить политику унификации и не иметь последовательную и ясную политику здесь - значит, намеренно ослаблять свою страну. В конце концов, вспомним, что терроризм и ваххабизм - явления, порожденные Россией на своей территории после реализации желания провести маленькую победоносную войну на Кавказе.

Та же имперская Россия проявляла больше внимания и понимания региона, строила продуманную и эффективную кавказскую политику. Позитивным явлениям в отношениях с Северным Кавказом мы сегодня больше обязаны тому, что осталось от советской системы. Реалии суверенной демократии внушают тревогу.

У каждого народа свои патриции и плебеи. Эпохи различали их по степени богатства. Сегодня плебей – не обязательно бедный. На Северном Кавказе элиту составляли князья, ханы, беки, уцмии... У кабардинцев, к примеру, князь всегда ходил впереди дружины в сражениях и набегах, но никогда не участвовал в дележе добычи, (не княжеское это дело), довольствуясь выделенной ему долей. Так что и здесь соблюдалась социальная иерархия.

В Кавказскую войну погибли самые смелые и пассионарные, потом было махаджирство – кавказский исход. Его последствия трагичны для генофонда всех северокавказских этносов. В революцию, гражданскую войну и советский период добили "белую кость". И все же земля кавказская личностями плодоносит. Как ни странно, советский тоталитаризм их востребовал, в отличие от суверенной демократии.

Ярчайший пример этому – рано ушедший из жизни первый президент Кабардино-Балкарии В.М.Коков, - фигура мощная, неоднозначная. Значение его для новейшей истории КБР еще предстоит осмыслить потомкам, тем более что фон для сравнения уже вырисовывается. В 1990-е годы республика пережила такое политическое напряжение, что кавказская дуга нестабильности началась бы не с Чечни, а с нее. Попытка путча и бессрочная голодовка несогласных в сентябре 1991, противостояние оппозиции власти осенью 1992, съезды кабардинского и балкарского народа с повесткой дня о разделе республики... В то смутное время Нальчик напрягся тревожным ожиданием большой беды. Был захват телевидения взбунтовавшейся толпой, попытка штурма Дома правительства, требование роспуска парламента, появились раненые и убитые, спецназ из Москвы ждал команды наведения порядка. Но тогда сработала воля лидера республики, помноженная на благоразумие народа. Повторись сегодня подобное, справился бы с ситуацией нынешний президент Кабардино-Балкарии?

Ушла из административной системы Северного Кавказа плеяда советских лидеров. Они по праву так назывались – лидеры: харизматичные личности, гибкие управленцы и царедворцы. Они умели быть одновременно слугами народа и выстраивать отношения с теми, кто наверху. Кто-то лучше, кто-то хуже. Оценивать их нужно в контексте времени категориями публичной политики, а не по принципу "плохой – хороший". Нравственность в политике вещь спорная. Макиавелли ниспровергают уже несколько столетий, но по-прежнему следуют его заветам: политическому прагматизму, стратегии сильной руки и служения popolo – народу. Отсюда и популярность. Как оказалось, ушедшая плеяда региональных лидеров ее заслужила, и в каждой республике на этот счет свои рейтинги. Они не однозначны, но, как говорится, есть о чем повспоминать.

Нынче востребованы менеджеры, чаще всего неэффективные. Жесткая вертикаль власти клонит их головы скорее в стороны федерального центра, нежели к жителям региона. Народ чувствует, когда ему врут, причем врут при молчаливом согласии Москвы. А что же еще остается делать главам субъектов? Постоянное подчеркивание Центром их несостоятельности, вороватости и клановости выбивает почву из-под ног не только местной элиты. Им и без того мало доверяет население, а через кого же тогда управлять разорванным северокавказским социумом? К тому же совершенно очевидно, что внутренний произвол в республиках находится под "патронажем" Центра.

Эксперты проранжировали российских политиков по четырем ненаучным зоологическим категориям:

"Ястреб" - сторонник решительных действий, самостоятелен. Прислушивается иногда к давлению общественного мнения, но делает это ненадолго. К этому типу был отнесен В.В.Путин.

"Дельфин" - сторонник плавных действий. Интуиция. Просчитывает каждый шаг. Мягко гнет свою линию, не игнорируя общественного мнения. Открыт. Космополит. Список дельфинов открывает Д.А.Медведев.

"Павлины" - много обещают, мало делают. Склонны к самопиару. Выбрасывают не реализуемые идеи. Много шуму. Здесь очевидно вырисовывается В.Жириновский.

"Мамонты" - противники любых изменений. Архаичны. Образ крупного начальника. В качестве примера эксперты называют Г.Зюганова.

Среди этих экзотических типажей не обнаружился ни один, подходящий для маркировки действующих лидеров республик. Почему? Вроде бы политики, вроде бы элита, ну уж очень безликая. Ответ нашелся в докладе Игоря Юргенса "Россия в XXI веке: наше видение будущего": "Отсутствие реальной добросовестной конкуренции внутри политической системы, "назначаемость" многих элит лишает общество возможности диалога о путях развития, исключает значительную часть активного населения, потенциальных производителей идей, из участия в общественном самоопределении. Основной актор инновационного развития в нашей опере раз за разом оказывается на положении мимического лица". Какое замечательное определение – "мимическое лицо". Может ли оно, это лицо, справиться со всей остротой северокавказских проблем, не самостоятельное, зависимое от окрика свыше, вынужденное маневрировать между несколькими центрами силы? И откуда возьмутся дееспособные, дерзкие, масштабные соратники, чтобы остановить эту разрушительную реакцию распада в регионе? Если неразвитость российской политической системы есть одна из базовых ее характеристик, то откуда ей развиться на Северном Кавказе. Прогноз Института современного развития (ИНСОР), попечительский совет которого возглавляет Дмитрий Анатольевич Медведев, достаточно суров: "Проблема состоит в том, что власть стала настолько доминировать на политической сцене, что только от нее зависит, будет она сохранять жесткую хватку или будет способствовать созданию действенной оппозиции. В сложившейся ситуации остается актуальной опасность стагнации политического режима с элементами фасадной демократии, что действительно является фатальной угрозой развития страны". Вот и еще один адекватный термин родился – "фасадная демократия".

Для появления профессионалов во всех сферах нужен естественный рост правящего класса. Воссоздание правящей элиты – тяжелый и очень долгий процесс. На Северном Кавказе он может так никогда и не начаться. "Утечка мозгов" - главная проблема всех республик, только в Дагестане за последние годы несколько сот молодых специалистов прошли обучение в лучших мировых менеджерских центрах, но так и не нашли себе применение на родине.

Каковы издержки всеобщей унификации, закатавшей в асфальт разнообразие и относительную автономность региональной политической системы в недавнем прошлом? На Северном Кавказе всегда были и сохранены по сей день свои специфические механизмы поддержания общественного политического порядка. Они приглушены законами Москвы. Иначе Рамзану Кадырову никогда бы не увидать "чеченского престола", с ваххабитами давно уже покончили бы, земля не стала бы "яблоком раздора", а безвинно пролитая кровь нашла бы отмщение, Дагестан ждал бы адекватного его масштабам лидера, - словом, много бы изменилось в делах кавказских...

Справедливости ради заметим, что персону Рамзана Кадырова, видимо, оценивать еще рано. В республике происходит некая реанимация имамата как личного творения Шамиля, которое он искусственно построил сверху над естественным фундаментом патриархально-общинного быта. Только кадыровский эксперимент происходит в XXI веке со всеми технологическими нюансами. Но в основе этого урбанистического имамата – исламская идея и консервация традиции.

Нужен ли Москве сильный Кавказ?

Российская история на Кавказе знает примеры, когда русские люди из Петербурга тонко чувствовали нюансы кавказской культуры и умели выстраивать взаимоотношения с самыми разными силами в регионе, усмиряя непокорных, поддерживать лояльных. В первой половине 40-х годов XIX века, когда неудачи армии в борьбе с горцами особенно сильно подорвали влияние России на Кавказе и стало очевидно, что одной военной силой покорить горцев невозможно, что необходим поиск политических и социально-экономических мер для расположения кавказского населения к российской власти, одним из инициаторов нового курса выступил не кто иной, а военный министр Александр Чернышёв. Подумать только – человек, пользующийся доверием Николая II, государственник, проявил такую гибкость!!! Именно он дал "особое поручение" князю Гагарину – объехать Кавказ и предложить проект мирной интеграции горцев. Гагарин в одном из своих писем Чернышёву написал удивлено прозорливые слова: "Надо, чтобы кавказец находил для себя столько же пользы принадлежать нам, сколько и мы в его удержании".

Интрига с назначением президента Дагестана, судя по всему, показывает: путинские достижения уходят в прошлое. Олигархи возвращаются и приглашают Медведева разыгрывать рулетку управления регионами. Вертикаль власти, созданная, чтобы исключить попадание олигархов и их ставленников во власть, работает на их возвращение.

Многоликий и единый, открытый и непостижимый, пассионарный и терпеливый, горячий и мудрый Кавказ устал от обилия крови на своей земле, но он никогда не будет площадкой для мертворожденных экспериментов на своей земле, он хочет мира и уважения, он хочет единства слова и дела, он хочет ясных правил жизни, а не игры. Сытость – не единственное условие его существования и сохранения. Он хочет жить в составе сильной России, имеющей желание понять его, считаться с ним, являть примеры нравственной, последовательной и ответственной власти. И выверять ее надо по человеческому измерению, а не случайному эксклюзиву.

Январь 2010 года