Вы читаете эту статью, сидя дома в уютном кресле, или за офисным столом, а может быть, стоите у плиты и помешиваете в кастрюле какое-нибудь варево. Вариантов много, но почему-то я почти уверена, что на расстоянии взгляда нет ни одного предмета, который для искусствоведов и этнографов представлял бы интерес лет, скажем, через 50. Окружающие нас вещи по большей части мертвы.
Если вы не согласны, то отправляйтесь в Дагестанский музей изобразительных искусств, а после подискутируем. Там проходят три выставки: «Резное дерево Дагестана», «Художественные ремесла Дагестана: прошлое и настоящее» и «Выставка стекла». Вы увидите живые и теплые предметы, как старинные отреставрированные, так и современные.
Кто-то скажет, что нынешние функциональные предметы обихода закономерно вытесняют архаику, которая приютилась в музеях, где ей и место. Не совсем так. Процесс вытеснения не только может, но и должен быть приостановлен. Силами работников музея и энтузиастов предпринимаются попытки возрождения традиционных ремесел и технологий. И выставка, о которой идет речь, только часть проекта «Возрождение художественных ремесел Дагестана». В его разработке, помимо музея им. Патимат Гамзатовой, приняло участие Министерство культуры РД. Не остался, надо добавить, в стороне и Институт «Открытое общество», он же Фонд Сороса.
По словам искусствоведа Татьяны Петениной, это четвертая программа подобной направленности, в разработке которой она активно участвовала. Но у государства, видимо, оказалось по уши более актуальных задач, требующих ассигнований. И если бы не помощь заокеанского капиталиста, которому показались важны наши проблемы, вряд ли бы что-то из этой затеи вышло.
На протяжении года по всему Дагестану, проникая в медвежьи углы, не изуродованные цивилизацией, курсировали специализированные экспедиционные группы. Их интересовали не только предметы обихода, доставшиеся жителям в наследство от дедов-прадедов, осколки той самобытной культуры, что разбилась о революции, войны и прочие катаклизмы. В центрах художественных промыслов республики они отыскивали старых мастеров, которых остались единицы, пытались обнаружить утраченные старинные технологии.
Выяснилось, что процессы деструктивные, а именно — медленное умирание дагестанских ремесел, которое констатируется всеми, кто хоть как-то причастен к проблеме, волнует не только Фонд Сороса и музейных работников. В дальних селах нашлись одиночки-энтузиасты. Настоящее уважение вызывают люди, которые без помпы и шумихи пытаются делать все, что от них зависит, чтобы не прервалась «тоненькая ниточка, связывающая нас с историей и культурой предков». Таких оказалось не так уж и мало.
Считавшийся утерянным безвозвратно почти столетие назад секрет кайтагской вышивки восстановила Изаят Меджидова, музейный реставратор. Под ее прямым руководством в Дербентском и Хивском районах собирались различные травы. С ними уже в лабораторных условиях проводились эксперименты с целью восстановления рецепта производства натуральных красителей. В селе Урада Шамильского района, не довольствуясь турецким и эмиратовским ширпотребом, ткут из шелка традиционные белые покрывала с узкими цветными полосками. То, что за коконами шелкопряда приходится ездить в Закаталы, мастериц не останавливает.
Наряду с этими обнадеживающими примерами подвижничества и преданности своему делу и своему народу Татьяна Петенина называет и другие. Плетение платков-тастаров в селении Нижнее Казанище, ткачество в Короде и вышивание шелком и золотом в Кубачах, гончарное производство в Сулевкенте...
Так что можно констатировать, интерес к собственной истории мало-помалу возрождается, но эти очаги настолько редки, и настолько велики невосполнимые уже потери, что без государственной поддержки не удержаться тому же мастеру-гончару Казимагомеду Муртузалиеву, единственному на все селение Джули. Пока эта поддержка достаточно скудна. Можно назвать разве что Огнинскую ковровую фабрику. Да еще лабораторию при Торгово-промышленной палате РД, где производятся натуральные красители, без которых ковры, даже созданные по лучшим старинным образцам, будут выглядеть жалкой подделкой.
Глубокие, благородные цвета, совершенство форм, отсутствие кичливости и какой-то аристократизм, если этот термин уместен по отношению к предметам обихода, особенно бросались в глаза в лучших образчиках декоративно-прикладного искусства, выставленных в залах музея.
К огромному сожалению, на выставке представлено не так уж много старинных экспонатов. Самый древний датируется II-м тыс. до н.э. Остальные поновее, но все равно очень подкупают грубоватая люлька из резного дерева, ткацкий станок, красивый какой-то утонченной, насекомой красотой, оружие с заключенной в нем холодной угрозой, кокетливость и самолюбование ювелирных изделий.
Правда, немало было так называемого новодела, но во всех без исключения предметах чувствуется стремление к подлинности. В одном случае это выражается в воспроизведении старинного орнамента с его безупречной выверенностью и отточенным рисунком. В другом — нитки из одних распущенных изделий идут на создание новых. Это с полным правом можно назвать реанимацией.
Так что, может быть, есть какая-то надежда на то, что нашим детям и внукам в наследство достанется нечто более ценное и согретое любовью, чем турецкие куртки, китайские кроссовки и пластмассовая бижутерия неясного производства. ]§[
- 5 просмотров