Первого апреля в Верховном суде Дагестана начнётся рассмотрение по существу уголовного дела в отношении бывшего вице-премьера Дагестана Магомедгусена Насрутдинова. В конце декабря 2014 года апелляционная инстанция Московского городского суда отказала в удовлетворении жалоб адвокатов об изменении меры пресечения, срок его содержания был продлён до 19 марта этого года. За это время следствие закончило все следственные действия, защита и обвиняемый ознакомились с материалами уголовного дела. А Генпрокуратура РФ утвердила обвинительное заключение, и дело передано в ВС РД.
По прошествии чуть более года после задержания и ареста Магомедгусена Насрутдинова, весьма влиятельного республиканского чиновника, фактически четвёртого на тот момент лица в Дагестане, об обстоятельствах этого дела для дагестанского читателя было крайне мало информации. Чиновник содержался в следственном изоляторе ФСБ РФ «Лефортово», все предварительные судебные заседания, естественно, проходили в Москве. О том, как проходило следствие, позициях защиты и обвинения и многом другом в интервью «Черновику» рассказали адвокаты Насрутдинова, Владимир Беляев и Данила Паршиков.
– Расскажите о том, как продолжается рассмотрение дела в Верховном суде Дагестана.
– Проводились предварительные слушания, рассматривалось несколько вопросов: возможно ли назначить дело к слушанию; мера пресечения Магомедгусену Насрутдинову и ряд ходатайств, которые были заявлены стороной защиты. По нашему мнению, дело не подсудно Верховному суду Дагестана, а направлено оно туда под эгидой, что оно содержит государственную тайну, хотя, по мнению защиты, таковых сведений в деле не имеется. В деле есть показания свидетеля, допрошенного под псевдонимом, данные которого не знает абсолютно никто. По сути, показания этого человека не раскрывают какую-либо тайну, они цитируют то, что и так известно. Государственный обвинитель очень лаконично, не вдаваясь в подробности, сказал, что не видит оснований для изменения меры пресечения. Мы обратили внимание суда, что любое заявление одной из сторон должно быть не голословным, а для этого должны быть основания. Суд обратил внимание прокурора на это, но гособвинитель ответил, что ему добавить больше нечего. Мы понимаем, что это проблема не только Насрутдинова, но и во всех делах, где лица заключаются под стражу. В большинстве случаев никто не предоставляет реальных доказательств того, что люди действительно оказывают на кого-либо давление или могут скрыться. Что может свидетельствовать о том, что Насрутдинов может скрыться? Никаких документов, подтверждающих, что у него есть недвижимость или бизнес за рубежом, нет.
Неоднократно, когда проходили заседания в Москве, он говорил: «Даже если вы мне сами скажете: беги, я не побегу, потому что хочу отстоять своё имя». По сути, гособвинитель не привёл ни один довод относительно противоправных намерений. Всё банально свелось к тяжести предъявляемого обвинения.
– А почему процесс закрытый?
– Прокурор заявил ходатайство о том, чтобы дело слушалось в закрытом режиме. Мы считаем, что это делается, для того чтобы общественность была менее информирована о ходе разбирательства. Многие верят в невиновность Насрутдинова, а обвинение не хочет, чтобы люди, тем более СМИ, видели, как он сам будет защищать себя, задавая вопросы свидетелям. Просто перекрыли кислород людям для получения информации, мотивируя якобы какой-то гостайной. Во время открытых заседаний в Москве все материалы дела исследовались публично, а значит, это уже не государственная тайна. Вообще, это дело рассматривается в Верховном суде РД, ввиду того, что здесь государственная тайна, под которой суд и гособвинитель подразумевают засекреченные анкетные данные тайного свидетеля. Если провести параллель с аналогичными делами, которые рассматривают районные суды, часто присутствует свидетель, анкетные данные которого сохраняются в тайне. Но эти дела рассматриваются районными судами. Например, одно из громких дел современности – «Оборонсервиса» – рассматривается в Пресненском районном суде Москвы. Но никто даже не заикнулся, что его надо проводить в закрытом режиме.
– С чем, на ваш взгляд, связано такое пристальное внимание к этому вроде бы экономическому делу? Почему Магомедгусена Насрутдинова содержали в одном из самых режимных следственных изоляторов?
– Во-первых, он занимал высокий пост, во-вторых, мы полагаем, что он мешал своими частыми высказываниями о том, что в Дагестане происходит воровство газа. Этим делом занималась ФСБ РФ, а кроме как в СИЗО «Лефортово» своих подопечных она нигде не содержит.
– Расскажите о ходе предварительного следствия.
– Если говорить одним ёмким предложением, то следствие шло с явным обвинительным уклоном, учитывая, что это стало финалом уголовного дела, которое длилось с 2011 года. За это время были проведены оперативно-разыскные мероприятия, было изъято очень много документов, с которыми проводились различные экспертизы. Эти экспертизы в деле являются одними из ключевых доказательств якобы винов-ности Насрутдинова. Мы можем сказать, что часть из них была проведена с грубейшими нарушениями закона об экспертной деятельности и уголовно-процессуального законодательства. Об этом было подано заявление в адрес директора ФСБ Александра Бортникова с просьбой провести проверку. И, в случае подтверждения данных, просили возбудить уголовные дела в отношении следственных органов, а также экспертов за незаконные заключения.
– В чём конкретно заключаются нарушения?
– По документам, о которых идёт речь, в частности договор купли-продажи от 2002 года, была проведена экспертиза. Она показала, что последний из четырёх листов – 2002 года с печатями и подписью фигурантов, которые заключали этот договор, а первые три листа относятся к дате производства бумаги – 2005–2009 год. Когда пригляделись к экспертизе, задались вопросом, возможно такое или нет. Первое, что бросилось в глаза, – это то, что эксперты брали какие-то непонятные образцы. Откуда эти образцы вообще взялись, и как по ним проводилось исследование? Ознакомившись с выводами экспертов, мы перечислили все компоненты бумаги, которые указал эксперт, и направили запрос в каждый из заводов-изготовителей с вопросом, входят ли в состав бумаги данные компоненты. Но получили ответ, что ряд компонентов не использовался вообще. Это по сути своей исключает правдивость данных заключений экспертов. Нам производители ответили: «Мы в качестве наполнителя никогда не используем канифольный клей». Аналогичный запрос мы сделали в сертифицирующий орган, который тоже подтвердил, что на территории России все крупные производители не используют канифоль. В дополнение сертифицирующий орган дал ответ, что по тем характеристикам, которые установлены экспертами, невозможно определить, что именно эти предприятия выпускали бумагу. Получается, три разные организации дали ответ, противоречащий выводам экспертов. Возникает вопрос: как же вы проводите экспертное исследование, если это оно противоречит официальным характеристикам бумаги, которая выпускается заводом-изготовителем? И как следствие принимает данную экспертизу как надлежаще оформленную, правильную и обоснованную? Похожая ситуация с этими же экспертами произошла год назад в Нижнем Новгороде, во время рассмотрения гражданского дела. Суд отправил в ФСБ на экспертизу материалы, и те же самые эксперты дали один в один заключение, как и в нашем уголовном деле. Нижегородский адвокат так же отправил запрос на заводы, и заводы подтвердили, что никогда не используют канифоль. Сами они говорят, что всё делали по закону.
Кроме того, эксперты пишут, что взяли с каждого листа дыроколом образцы, чтобы образовалась дырка диаметром 8 мм, то есть достаточно большое отверстие. В экспертизе написано, что в каждом листе они сделали по одной-две дырки. Потом этот кружочек, который выпадает из листа, исследуется и на его основании получают какие-то результаты. Вопросов нет. Кроме одного. А где, собственно, сами дырки? Дырок нет. Как эксперты проводили исследования, если дырки из семи листов взяты только у двух. А в экспертизе написано, что с каждого листа взяты образцы и по каждому листу дают заключение. Из этого можно сделать вывод, что из семи листов двух документов исследовали только два листа.
– А какова дальнейшая судьба письма Бортникову?
– Я от него ответа не получил. Действия (бездействие) ФСБ я обжаловал в суде, но он отказал мне в рассмотрении жалобы.
– Насколько изменилась тяжесть обвинения, предъявленного Насрутдинову год назад?
– В самом начале его обвиняли в превышении должностных полномочий. Но это дело было возбуждено незаконно по этому же событию. Потом признали, что оно возбуждено незаконно. Сразу же возбуждают второе дело о мошенничестве, только не это дело, а другое. Его тоже признали как возбуждённое незаконно. После чего они возбуждают третье, нынешнее, дело по тому же факту, расследование которого продолжается уже год. До задержания Насрутдинова это дело расследовалось уже год. За это время его неоднократно вызывали и допрашивали. Если человек постоянно даёт показания, а потом летит к Александру Хлопонину с докладом о хищениях газа в республике, а его снимают с рейса и помещают в изолятор, то тут напрашивается вопрос: всё ли так просто? Затем его обвиняли в хищении права собственности и причинении ущерба государству, и это было основное, на что опиралось следствие. Впоследствии фабула обвинения дважды менялась. Менялись и суммы, и описание. В итоге следствие пришло к выводу, что ущерб причинён не государству, а другому юридическому лицу – ООО «Дагестанрегионгаз». Но при этом потерпевшими следствие признаёт не только его, но и его учредителя – «Межрегионгаз». Но они почему-то не хотят признавать потерпевшим другого учредителя – «Нефтегазсервис». Если одного признали потерпевшим, то ради баланса прав надо и второго признать. Сумма ущерба изначально была 17 млн рублей, сейчас она достигла 229 млн.
– Вы признаёте это преступление?
– Конечно нет. Это спор между двумя хозяйствующими субъектами – ООО «Дагестанрегионгаз» и ОАО «Даггаз». В 2000 году было распоряжение Правительства РФ, согласно которому разграничивались сферы деятельности – одна компания не должна была и транспортировать газ, и заниматься эксплуатацией газовых хозяйств. В республике к 2002 году было всего две организации, имевшие лицензию на ведение этой деятельности. Это «Даггаз», который обслуживал газовые сети республики, кроме Махачкалы, и «Махачкалагаз». Именно поэтому и был заключён данный договор. Хотя, как нам известно, рассматривался вопрос о создании новой организации. Но это было проблематично, проще было передать уже действующей организации, каковой являлось ОАО «Даггаз».
От редакции:
О том, каким на самом деле является дело Магомедгусена Насрутдинова, обычным уголовным или политическим, скорее всего, станет известно в ходе судебного разбирательства, однако хотелось бы обратить внимание на следующее.
В начале марта президент РФ Владимир Путин принял участие в работе коллегии МВД России, на которой сделал весьма характеризующее нынешнюю российскую действительность заявление: «Сегодня перед экономикой нашей страны стоят непростые задачи. Нам нужно использовать все факторы, чтобы обеспечить стабильное развитие и выйти на траекторию роста. Ключевое значение здесь имеет состояние предпринимательского климата. А он, в том числе, складывается из надёжных гарантий защиты прав собственности, включая пресечение рейдерства, то есть попыток криминального завладения собственностью, акциями и активами предприятий. Всё это предъявляет повышенные требования к работе подразделений МВД, отвечающих за борьбу с преступлениями в сфере экономики. Экономика должна работать по законам честной конкуренции, а вот коррупция, уход от налогов, использование других криминальных и полукриминальных схем деформируют деловую среду, лишают добросовестных бизнесменов стимула к развитию. Защищая экономику от криминала, сотрудники МВД сами не должны преступать закон, злоупотребляя своими контрольными и процессуальными полномочиями вторгаться в нормальную работу предприятий. Тем более втягиваться в корпоративные конфликты, споры хозяйствующих субъектов. Наказания за подобные действия должны быть жёсткими и неотвратимыми».
- 20 просмотров