[ Политические вехи президента РД: достижения и проблемы. По следам последних публикаций «Черновика» ]

Для меня такими вехами в деятельности Муху Алиева являются: 1) пересмотр или начало процесса пересмотра невыгодных (дагестанцам, лезгинам) условий водоотвода Самура по «старому» договору с Азербайджаном; 2) признание факта идеологического конфликта в мусульманской среде и начало серьёзного переосмысления концепции так называемого международного терроризма; 3) хотя и запоздалая, но достаточно решительная реакция на кадровое назначение из центра в Управление по ФНС РД; 4) искренние попытки вывода из тени экономики республики и борьба с коррупцией.

Почему именно эти пункты – значимые вехи? В окружении президента могут и не согласиться и перечислить другие достижения: улучшение инвестиционного климата и возвращение в республику национального капитала, поверившего в нового президента; новые (некоррупционные) веяния в кадровой политике и т. д. Не спорю, но в статье я хочу остановиться на вышеперечисленных пунктах, ибо именно через них проявляется принципиальное отличие в стилях правления глав республики: нового и прежнего.

Во-первых, ещё начиная с 1990-х годов Лезгинское национальное движение безуспешно поднимало вопрос о водоотводе из Самура. На федеральном уровне этот же вопрос поднимал и экс-депутат Госдумы, убитый в результате до сих пор не раскрытого теракта, Надыр Хачилаев. (Кстати, именно благодаря ему в 1997 году Госдума приняла постановление по российско-азербайджанским отношениям, в котором заложена идея защиты интересов дагестаноязычных общин Азербайджана, и не грех вернуться к этому важному политико-правовому документу.) Но вопрос о водоотводе из Самура, очевидно, упирался в «тёплые» и далеко не бескорыстные отношения правящих кланов двух соседних республик в прошлом. Этот барьер наконец-то преодолён.

Во-вторых, признание идеологического конфликта в мусульманской среде в Дагестане означает возможность налаживания диалога и возвращения к мирной жизни значительных групп молодёжи (заблудших, обманутых, напуганных беспределом «правоохранителей» и пр.), якобы не так молящихся и на которых спешили навешивать ярлыки террористов. Любой здравомыслящий человек, не включённый в чужие политические «игры», понимает, что термин «международный терроризм» выполняет инструментальную роль. Это «орудие» антиисламской пропаганды и где-то террористической практики, направленной на уничтожение пассионарного мусульманского элемента. Эта провокативная «фишка» разработана в недрах ЦРУ и Моссада ещё в 90-е годы прошлого века, и наша задача – умно фильтровать этот идеологический мусор, а не жевать его. Президент республики отбросил этот мусор и предлагает проанализировать истоки, причины явления, и не идти на поводу ложных концепций и идей. Кстати, те у кого «рыльце в пуху», с удовольствием подпевают антиисламски «накрученным» силовикам или в силу страха потерять статус и нажитые богатства, или в силу умственной ограниченности.

В-третьих, если бы Муху Алиев безропотно, без согласования с ним, принял назначение Радченко, то он продемонстрировал бы свою бесхребетность, потерял бы в определённой мере уважение в республике. По законам РФ и РД (конституционным и Федеративному договору от 1992 года) глава республики прав. Здесь дело не в национальности кандидата на важный пост. Дело в принципе и в соблюдении политического обычая, согласно которому в многонациональной республике надо выдерживать относительно пропорциональный квотный принцип. Такая практика характерна и для развитых стран: Бельгии и Канады, Швейцарии и Ливана. Никуда от этого не денешься, и Дагестан здесь не исключение. Если в Москве этого не понимают, значит надо разъяснить и сослаться на прецеденты и свой прошлый опыт.

В-четвёртых, глава республики не может не знать, что теневая экономика и коррупция с оргпреступностью (на пару) подобны «сиамским близнецам»: борясь с одним, ты целишься и в другого. Здесь есть свои достижения. Ну хотя бы тот факт, что за последние два года (без учёта налогов со структур Сулеймана Керимова) сбор налоговых и вненалоговых сборов по республике возрос почти 2,5 раза. Это хороший, отличный результат. Правда, поставив вопрос о «сером» бизнесе, мы неизбежно вторгаемся в сферу организованной преступности и коррупции, в сферу влияния достаточно могущественных клановых групп. Поэтому здесь достижения президента республики не так велики. Они и не могут быть великими, ибо сама политэкономическая система в России насквозь пронизана этими «родимыми пятнами», доставшимися нам в наследство от лихих 90-х.

 

Достижения, но с оговорками

Наши размышления – это не попытка лишний раз поднять рейтинг лидера республики. Это приглашение к заинтересованному обсуждению и к рефлексии – к критическому самоанализу. Сказав «а», мы должны сказать и «б».

1. Вопрос об азербайджанских дагестанцах. Пора умно и достаточно решительно поставить вопрос о дагестаноязычных «общинах» Северного Азербайджана (более 600 тысяч лезгиноязычных народов и около 100 тысяч аварцев), культурные и политические права которых сильно ущемлены. Самурский вопрос – это только начало пути. Пора поднять из архива постановления Правительства и Госдумы России (от 1997 г.) об отношениях с Азербайджаном, в которых ясно обозначены российская установка (или озабоченность) на необходимость соблюдения прав этнических меньшинств в Азербайджане. Дело в том, что Конституция наших соседей, будучи калькой с Конституции Турции, носит предельно унифицирующий характер и не признаёт прав этноменьшинств. Все они «азербайджанцы». Дело не столько в карабахском синдроме, сколько в устоявшейся политпрактике ещё со времён Багирова (50-е годы прошлого века). Будучи в Закаталах (в 1988 г.), вместе с известным в республике историком Т. Айтберовым, мы воочию наблюдали, в сколь бесправном, унизительном даже положении находятся местные аварцы (кстати, тогда наш недельный визит поднял переполох в ЦК компартии АзССР, и целая партноменклатурная делегация по восточному тонко «обрабатывала» нас). Больше 30 % из них в «добровольно»-принудительном порядке были записаны азербайджанцами; ни одного человека в органах власти и негласный запрет на преподавание родного языка в школах. Аналогичная картина – в лезгинских районах Азербайджана. Этот вопрос должен стать общенациональным проектом Дагестана. Речь идёт о наших братьях, разделённых глухой госграницей. И здесь глава Дагестана может сыграть решающую роль. Можно также задействовать очень сильный потенциал дагестанской (в особенности лезгинской) интеллигенции в Москве.

2. Государство и идеологический конфликт в мусульманской среде. Поставив вопрос об идеологических расхождениях в мусульманской среде, необходимо задаться вопросом: а почему, собственно, только у нас, на Северном Кавказе, идеологический конфликт между суфистами и салафитами становится предметом государственного (тенденциозного) вмешательства и кровавых разборок? Почему в других мусульманских регионах и странах вполне мирно уживаются салафиты и суфисты; может, всё-таки дело в провокативной роли отдельных персон и групп влияния в госструктурах, желающих превратить Россию в антиисламский плацдарм, а ключевой регион страны – Северный Кавказ – в новую Палестину? Или дело в синдроме хариджитов, выпукло проявившем себя в Чечне после первой военной кампании? Была такая оголтелая группа мусульман во времена праведных халифов, которая узурпировала права Всевышнего и с неимоверной лёгкостью раздавала обвинения в куфре – неверии; соответственно, считала себя вправе наказывать и миловать мусульман. Но с местным аналогом хариджитов (которых ничтожное меньшинство) разговор может быть короткий: на основе шариата и законов страны и республики – «фитны», тем более кровавой, не должно быть категорически. В противном случае… Здесь нет противоречия между законами писаными и неписаными.

Как следствие, пора вернуть «правоохранителей» и силовиков в правовое поле.

 Пора перестать их гонять по мечетям, где они выслеживали тех, кто «не так молится» и «не так одевается» (короткие штаны и пр.). Это не их дело. Пора вернуть идеологический конфликт в правовое и дискуссионное поле. Пора, наконец, вернуть трупы реальных или мнимых террористов родителям и родственникам или указать, где они похоронены. Такого свинства (невыдача тел) не было даже во времена жесточайшей Кавказской войны, и тот, кто подпевает этой антиисламской байке, заслуживает презрения.

Подняв этот вопрос, нельзя не коснуться и роли министра МВД республики и вообще – правоохранительной системы и спецслужб страны. Эти две системы заражены бациллой меркантилизма и коррупции. Около 50 млрд рублей, заложенных в федеральном бюджете страны на «борьбу с терроризмом», должны быть освоены во что бы то ни стало, даже если нет террористов. Вот почему устраиваются «фейерверки» с обстрелами жилых домов и трансляции кровавых репортажей на весь мир. Неслучайно ведь писал экс-начальник Федеральной службы наркоконтроля Черкесов, что «дела страны плохи, если чекисты превращаются в коммерсантов» (цитирую по смыслу). Так вот, борьба с терроризмом в России – это уже давно такая политкоммерческая «фишка» с отчётливым антиисламским душком; хуже того – ещё и с провокативной ролью, когда регион превращается в хроническую кровоточащую рану на юге страны. Именно поэтому Москва «не отпускает» министра Адильгерея Магомедтагирова (или он не желает сам, неважно) с этого братоубийственного фронта, хотя давно уже пора. О коррупции и незаконной практике в МВД республики не рассуждает только ленивый. Система, доставшаяся Магомедтагирову от экс-министра МВД М. Абдуразакова, не была так больна, как сейчас. Все факты налицо – а воз и ныне там. И здесь действительно пора сказать своё веское слово именно М. Алиеву, иначе… иначе слова и попытки главы республики изменить ситуацию к лучшему повиснут в воздухе.

Я понимаю, что вопрос решается в Москве. Но надо проявить характер и в разговоре с центром, убеждая фактами и научным анализом ситуации. Мы в Академии геополитики его провели, можем представить результаты и прогнозы. По достоверным данным (от старших офицеров МВД), ещё недавно из Москвы спускали план по ловле «ваххабитов». Неважно, что они мирные люди, а важно, что они «инаковерящие» и, на взгляд чиновников из центра, могут взять оружие в руки. Из тех, кто прячется в лесах, лишь около 5–10 % можно отнести к непримиримым, т. е. к современному аналогу хариджитов. Умно поставленной работой (без силовиков) можно вернуть к мирной жизни большинство, и тогда эти 5–10 % лишатся своей социальной и моральной опоры. Откуда эти данные? От бывших и действующих старших офицеров МВД Дагестана, Ингушетии и КЧР.

И здесь нельзя совершать методологическую ошибку. А она заключается в том, что диагноз вроде ставится правильно (признание идеологического конфликта), а лекарство подбирается неадекватно – создание рабочих мест. Дело не в безработице. Безработных мужчин в республике около 150 тысяч в возрасте от 17 лет и выше, а потенциальных и актуальных мусульманских оппозиционеров от силы несколько тысяч. Здесь причина в другом: в общем упадке нравов в обществе и в государстве, в выраженной социальной несправедливости и беззаконии власти. Дело в принципах и убеждённости людей, со значительным количеством которых диалог возможен и нужен.

Но такая работа не терпит бюрократической суеты и разнарядок. Здесь надо и с центром разговаривать достаточно решительно, если мы хотим сохранить жизнь сотен молодых мусульман и спокойствие в республике. Но как раз тут у нас сомнения, ибо в Москве отказываются поставить вопрос по существу. Мы предлагали серьёзный проект по контрпропаганде и интеграции мусульманской молодёжи региона в мирную жизнь, с опорой исключительно на внеэкономические методы. Но в ответ – упорное молчание. Не хотят, ибо всё идёт так, как запланировано. Здесь скрытый фактор – воля и установка достаточно влиятельного сионистского (и силового ) лобби в коридорах власти.

По 4-му вопросу – о выводе из тени экономики и повышении налоговых сборов– в республике малый и средний бизнес задаётся вопросом: а что, закон писан только для нас или же для всех? Они видят, что есть неприкасаемый, недоступный для контрольных органов бизнес сильных кланов, оттого в этой среде растёт недовольство. А поскольку проблема связана с тотальной коммерциализацией власти (сращиванием власти и собственности) по всей стране, начиная с Москвы, а не только в Дагестане, то силы здесь не равны. Сам аппарат противится здоровым начинаниям отдельных глав регионов. Дагестан не исключение, надо полагать. А что касается России в целом, то вспомните историю с широко разрекламированной борьбой с коррупцией, объявленной Дмитрием Медведевым. Похоронили ведь идею тихо?! Но чтобы впредь не возникало соблазна, ещё и ликвидировали («реорганизовали», называется) ключевое звено в борьбе с коррупцией в структуре МВД РФ – Управление по борьбе с организованной преступностью. Если что и удастся Муху Алиеву на этом фронте – то вопреки нынешним федеральным властям, а не благодаря им. Впрочем, он сам об этом хорошо знает.

 

Вместо заключения

Мы (я и мои коллеги – соратники в Москве и Махачкале) уже не в том возрасте, чтобы строить карьерные планы. Одна установка – быть услышанными и готовность к диалогу. Здесь перечислена лишь часть вопросов, по которым у нас есть свои идеи, концептуальные разработки. Есть ещё ряд важных проблем, и нам есть, что предложить.

Одно важное обстоятельство. Внутри аппарата власти трудно вести творческую работу, генерировать идеи и концепции. Так обстоит дело и на Западе, а не только в России или в Дагестане, ибо любая свежая идея тонет в «болоте» конформизма, ревности и интриг. Именно поэтому на Западе перевели целый сонм так называемых некоммерческих проектов и интеллектуальных «танков» (НИИ, научно-проектных центров и лабораторий) за пределы аппарата, построили великолепный механизм косвенного (а не прямого) управления посредством «утилизации» интеллектуального и гражданского потенциала на основе системы грантов и конкурсов. В России попытались сделать то же самое, да всё уперлось в хорошо знакомую систему «откатов». В общем, идея вроде жива, но внутри всё уже протухло.

Почему бы в Дагестане не создать пул из социально ответственного бизнеса и не отладить механизм грантов социально-гражданской и исследовательско-проектной направленности. Всё шло бы в копилку «банка» некоммерческих идей, в помощь правительству и главе республики. Бизнес не простит воровства своих кровных. Бюджетное финансирование не решает этой проблемы по указанным выше причинам. Мы знаем, что Институт экономики ДНЦ (дир. проф. Юрий Сагидов) вносит свой весомый вклад в этом направлении. Но есть ещё обойма проблем, требующих решения.

Бизнес производит вещи и услуги. Но есть значительный слой людей, которые производят идеи и концепции. В почёте первые, жить-то надо, и желательно безбедно. Но без вторых нет истории, подлинной истории народа и культуры. Не будем об этом забывать.