[ Ресурсы федерализма ]

Конституция России гласит, что наша страна по своему государственному устройству является федерацией и, соответственно, состоит из краёв, областей, республик и двух городов федерального значения (Москва и Санкт-Петербург)…

Само понятие «федерация» означает объединение нескольких государств (или государственных образований) в одно единое. При этом составные части единого государства как бы делегируют руководству федерации строго определённую часть полномочий (прав и обязанностей) и обязуются жить по общим законам и правилам. Это юриспруденция. Если же подойти к этому вопросу с точки зрения экономики, то вообще не понятно, как можно, к примеру, Чечню, Ингушетию и Дагестан (по Конституции РФ – субъекты Российской Федерации) называть республиками? Уровень дотационности данных республик запредельный! Такой же запредельный в них уровень коррупции, экономической и насильственной преступности, преступлений экстремистской направленности.

Всё это указывает на фактическую потерю северокавказскими республиками (да и не только ими) своих статусов «республика» и «субъект федерации». Первый статус подразумевает относительную свободу действий местных властей от центральной. Само название «республика» подразумевает территорию (самостоятельное государство или часть федеративного государства), органы управления которой формируются прямым (выборы) или косвенным (парламент) волеизъявлением населения. Второй статус подразумевает под собой партнёрские отношения между частью федеративного государства и всей федерацией. Сегодня мы, по сути дела, являемся унитарным государством.

Сейчас же отношение федерального центра к таким республикам Северного Кавказа, как Чечня, Ингушетия и Дагестан, можно охарактеризовать принципом «деньги в обмен на спокойствие». Общее у перечисленных республик: все они представляют собой «горячие точки», и все они живут за счёт федерального центра. Чечня – понемногу остывающая «горячая точка». Такие факторы, как Рамзан-младший с его жёсткими методами управления и практически неограниченное финансирование Москвой потребностей республики, удержали республику от хаоса, а страну – от развала. Ингушетия до замены главы республики Мурата Зязикова на бывшего военного разведчика Юнус-бека Евкурова могла повторить судьбу Чечни. В принципе, Ингушетия – это то, к чему идёт Дагестан.

 

Выбор пути

В результате подобной политики («дотационной иглы») северокавказские республики оказываются в тупике: они прекращают развиваться. Не способная на экономический рост, республика фактически теряет статус субъекта федерации (полноценного партнёра) и превращается в территорию, способную только осваивать/поглощать выделяемые Москвой средства.

Территория, находящаяся в тупике, может развиваться только в двух направлениях. Первый путь – обретение республикой фактического статуса субъекта федерации. Этот путь означает возврат Дагестана на этап нормального развития, т. е. реализацию программы развития, при которой учитываются все возможности республики: интеллектуальные, политические, экономические и пр. (см. таблицу). Второй путь – путь в никуда. Высокий уровень коррупции, консервация серьёзных проблем, большой трудовой резерв и относительно молодое население республики и пр. приводят к росту недовольства у населения и части элиты (особенно национальной и радикально настроенной). «Путь в никуда» приводит к сепаратизму или, говоря образно, «усталости металла»: некоторые региональные элиты, имеющие хорошую опору в массах и отстранённые от распределения идущих в республику ресурсов, не способные построить диалог с Центром и властями на местах, предлагают жить самостоятельно. Что влечёт за собой ещё большие проблемы. Даже если предположить бескровный вариант отделения составной части какого-либо федерального государства, то существующие международные отношения, экономика, размытое понятие «государственного суверенитета» покажут, что этот путь на самом деле в никуда…

 

Административно-бюрократический ресурс

Избрав после распада СССР так называемый западный вектор, Россия пошла по пути демократического представительства во власти. Но в целом на принципы управления (территориями в частности) это качественно не повлияло. Чиновничество всегда играло в стране ключевую роль. Если раньше это была партийная номенклатура, то теперь это новая бюрократия. Политические предпосылки её существования – жёсткая вертикаль власти, выстраиваемая федеральным центром. В приоритет возведён максимальный государственный контроль. Но ещё важнее экономические предпосылки – то, как это управление реализуется. Система бюджетного финансирования страны не претерпела особых изменений в том плане, что она настроена, в основном, на то, чтобы плодить бюрократию. Федеральный бюджет сконцентрировал доходы у себя, и «московская» бюрократическая элита устанавливает доходы и расходы, в которые включает, в основном, только свои нужды и потребности, а обязательства спускает на нижестоящие бюджеты. На региональном уровне происходит то же самое – обеспечение своих потребностей и сбрасывание обязательств местному самоуправлению. Оттуда финансируется лишь малая доля приоритетных направлений, остальное также уходит на содержание (официальное и теневое) аппарата. В результате получается то, о чём говорил 28 октября министр здравоохранения РД Ильяс Мамаев: «На капитальный ремонт одной только РКБ нам нужно порядка 600 миллионов, а нам на ремонт всех медицинских учреждений заложили 65 миллионов рублей!»

Последние годы заметно росли «углеводородные» доходы страны, вместе с ними увеличивалось финансирование социальных программ (пенсионная реформа, нацпроекты и т. д.), а значит, расширялся и административный бюрократический аппарат. Региональные кабинеты министров разбухли, развелось множество комитетов и т. д. Наглядный пример – Дагестан, с нашими министерствами и комитетами, многие из которых выполняют совершенно ненужные функции и непонятно, с какой целью созданы.

Как элемент управления территориями, а следовательно и людьми, такой административно-бюджетный бюрократизм наиболее ярко проявляется в дотационной (силовой) модели управления регионами. Региональные и местные элиты поставлены в полную зависимость от проводимой бюрократической элитой страны политики. Региональный бюджет, особенно в высокодотационных регионах, зависит не от собираемости налогов, а преимущественно от того, насколько местная правящая элита лояльна федеральному центру. Причём далеко не всегда федеральный центр имеет достаточно чёткое видение ситуации на местах, он требует от местной элиты лишь изъявления покорности, что в случае с кавказскими национальными республиками, имеющими серьёзные исторические предпосылки и тлеющие конфликты, грозит обострением сепаратистских настроений и других конфликтов, а также провоцирует силовой вариант их разрешения. Особенно тогда, когда музыку местным властям заказывают силовики.

    Оптимальная «доза» наличия административно-бюрократических элементов влияния на управление территориями в условиях Российской Федерации всё же представлена федеративной моделью управления регионом. Региональным властям в этом случае предоставляются более широкий круг полномочий и свобода действий. Правда, на долю органов исполнительной власти субъекта в таком случае ложится бремя формирования основной части доходов бюджета. Но в этом и заключается плюс. Региону нужны налоги, и умное руководство поступит соответственно: будет стимулировать развитие основного сегмента налогоплательщиков – частный бизнес. В итоге это скажется на общем благополучии. В качестве примера можно привести Краснодарский, Ставропольский края, Волгоградскую и Ростовскую области, город Санкт-Петербург и т. д. Идеальный, но пока неосуществимый вариант для Дагестана – это особый бюджетный режим, который сумели «выторговать» для себя республики Татарстан, Башкортостан и Якутия.

То есть административно-бюрократический ресурс – это блюдо, которое нужно подавать в ограниченных количествах для того, чтобы ситуация на местах была нормальная (а в случае с северокавказскими республиками – не взрывоопасная). Но в условиях сложившихся традиций и прочных коррупционных отношений в системе очень многое здесь зависит от политической (и не только политической) воли руководителя субъекта, от того, как он себя позиционирует, и от его способности выстраивать с Кремлём равноправные отношения, основанные на выгодах для своего народа.

 

Транзит и ископаемые

Преимущества транзитной территории – фактор существенный. Грамотно сыграв на нём, в регион можно привлечь инвестиции. Так, по собственным признаниям польских чиновников, 30 % ВВП этой страны формируется за счёт транзитных поставок из России и стран СНГ. Вообще, Россия является на континенте тем логистическим узлом, благодаря которому не только Польша, но и другие приграничные страны получают возможность извлекать выгоду из такого соседства. Для России транзит – больше чем транзит. Наша страна – кратчайший путь от Атлантического океана до Тихого. Транссибирская магистраль соединяет российские порты на Дальнем Востоке со странами Центральной и Западной Европы. Российский транзит – это российские перевозчики, доставляющие грузы из Кореи, Японии и Китая. Это загрузка наших портов на побережьях страны. Это инвестиции в инфраструктуру регионов и создание в них рабочих мест. У Дагестана, как мы все любим повторять, есть прекрасные возможности стать транзитной территорией внутри России. А значит, повысить доходную строку местного бюджета, понизив тем самым его дотационность. И развивать свои преимущества, тем самым приближая регион к выходу на реально федеративную модель управления, ибо дотации развращают. Но это только в идеале. На самом же деле всё выглядит совсем иначе. «Необходимо использовать уникальное географическое положение Дагестана», – говорит Муху Алиев. Но трансформировать призыв президента РД в реальность те, от кого это непосредственно зависит, не могут. Или не спешат (что более вероятно). Наш аэропорт, имея статус международного, не использует всех возможностей, которыми обладает территориально. Государство слабо финансирует свою часть, названную стратегической (взлётно-посадочная полоса и т. д.), а инвесторы не идут, потому что аэропорт для них не привлекателен (та же полоса не соответствует международным нормам). Замкнутый круг или простые отговорки. Махачкалинский международный морской торговый порт (МММТП) – это вообще настолько закрытая организация, что её можно сравнить разве что со спецслужбами крупных стран. Похоже на заговор. На самом деле дотационная модель управления республикой сводит на нет важность самого нашего выгодного положения и наличия у нас аэропорта, порта и т. д. Результатов от их существования никто не требует, потому что они не призваны кормить бюджетников. Некоторое просветление наметилось весной этого года, когда было достигнуто соглашение с нефтяной компанией «Лукойл» по разработке нескольких нефтяных месторождений на Каспии. И то вряд ли стоит записывать эту договорённость как зачёт в пользу республиканского руководства. Что касается природных ископаемых, то наличие их серьёзных залежей, несомненно, играет существенную роль. Такие регионы, как Красноярский край (70 % общегеологических запасов российского угля), конечно, являются донорами. Но это должны быть весьма ощутимые запасы, с существенной долей в ВРП. Иначе влияние этого фактора минимально. У Дагестана в целом нет таких запасов в стратегических масштабах, которые диктовали бы конкурентоспособную структуру экономики, базирующуюся на этих запасах.

 

Предпринимательство

В нормальном, с точки зрения свободы, обществе в совокупных доходах населения превалируют, несомненно, доходы от предпринимательской деятельности, бизнеса. Частный капитал достаточно свободно участвует практически во всех сферах жизнедеятельности, включая образование, здравоохранение, социальные направления. Условия для этого создаются изначально со стороны государства. Это и продуманная налоговая политика, и сведение к минимуму административных барьеров на пути развития бизнеса, прозрачность отношений. То есть в федеративной системе управления регионами бизнес как основной плательщик налогов и производитель добавленной стоимости играет достаточно заметную роль, формирует, так сказать, региональный деловой климат. В дотационной же модели его роль стремится к нулю, что сегодня и происходит в Дагестане. Жёсткая налоговая система, недоступность кредитных ресурсов, ситуация на рынке недвижимости с астрономическими ценами, закрытость многих отраслей для посторонних, высокая цена входа на рынок, коррумпированность надзорных органов и отсутствие заинтересованности со стороны властей делают бизнес как бы изгоем. Он не реализует весь свой потенциал, а наоборот, уходит в тень. В Дагестане один из самых высоких показателей теневой экономики в России (в таких отраслях, как алкоголь, ГСМ и ПГС, уровень теневого оборота достигает 80–90 %) (см. новость на 2 стр. – Прим. ред.) В этой ситуации основной сферой занятости населения становится «бюджетная служба».  

 

Интеллектуальный уровень населения, уровень его образованности и степень религиозности

Под этим ресурсом, условно обозначенным нами словом «интеллект», мы понимаем совокупность факторов, определяющих следующую логику: уровень образования – качество трудовых ресурсов – уровень доходов населения – общественно-политическое, в том числе и религиозное, сознание общества в целом, распространённые в нём взгляды на политическое устройство. От образованности общей массы населения, а так же религиозных мировоззрений и степени религиозности зависят взгляды людей, их политические предпочтения.

С пятидесятитысячным туземным населением маленького центральноафриканского государства властям совладать достаточно просто. Для них не нужно проводить выборы и референдумы или подтягивать их представителей во власть, дабы успокоить. Им хватает плясок перед костром, поклонения деревянным идолам, возможности охотиться и размножаться. А теперь вспомним студенческие бунты во Франции по поводу того, что государство вовремя не повышает стипендию, или общеевропейскую забастовку водителей грузовиков, парализовавшую все центральные магистрали Старого Света и принёсшую сотни миллионов евро убытков несговорчивым властям. Образованный человек, владеющий определёнными знаниями и навыками и обладающий религиозными убеждениями, имеет свой взгляд на мироустройство и, несомненно, мнение по поводу справедливой модели построения общества. Со временем доля таких рассуждающих людей в общей массе становится значимой. И если построение того общества, в котором они живут, не отвечает их взглядам и ценностям, они начинают предлагать государству свою модель справедливости, свой взгляд на вещи, свою идею. Здесь необходимо понимать важность того, какая модель управления обществом превалирует в данном случае. В обществе с федеративной системой управления та самая масса населения – это не что иное, как основные налогоплательщики, то есть содержатели чиновничьего аппарата, которые вправе диктовать ему свои условия (вспомним старушку Европу и описанные выше примеры). Поэтому наличие этого фактора играет там существенную роль. В дотационном варианте такой протест не подкреплён основным и самым важным доводом, аргументом: я платил – я и заказываю музыку. Власть находится на содержании не у народа, а у самой себя, поэтому и протестные настроения, взгляды и призывы воспринимаются как необоснованные претензии. А если они подтверждаются доводами и призывами к справедливости, приведёнными из Корана (в случае с кавказскими республиками), то это вызывает мгновенную ответную реакцию, чаще всего силовую. Поэтому влияние на власть фактора, обозначенного в подзаголовке, в случае с дотационной моделью управления, стремится к нулю. Невостребованность интеллекта обществом, живущим по дотационной (силовой) модели, приводит к низкому качеству образовательного, трудового и интеллектуального потенциала этого общества. Но именно степень интеллектуального развития общества имеет существенное влияние на само общество. Таким образом, в дотационной (силовой) модели невостребованный властью интеллект трансформируется на одном полюсе в пассивное сопротивление, апатию общества, а на другом – в распространение радикальных идей силового захвата власти и свержения существующего строя (или, например, как в Ингушетии – в требования выхода из состава РФ).

Одно из четырёх «и», на которые Дмитрий Медведев возлагает особые надежды в деле экономического прогресса и формирования в России пресловутого гражданского общества. В идеальном (или приближенном к идеальному) демократическом обществе институты – это практически всё. Само влияние институтов на политико-социально-экономический уклад жизни государства (региона) – это как бы автоматическое признание того, что общество живёт по модели справедливого демократического устройства, где власть ориентирована прежде всего на народ, который её избрал.

Потому что парламент, органы местного самоуправления, партии, общественные организации, лидер, наконец (в настоящем понимании этого слова), – это не органы правопорядка, не министры, не судьи и не прокуроры. Это те, кто ИЗБРАН своим народом, или, по крайней мере, представляет его интересы от своего лица. И если в государстве (регионе) они в своей совокупной массе оказывают существенное влияние на управление народом, то это автоматически подтверждает тот факт, что власть демократична, она прислушивается к голосу людей. Опять-таки в дотационной, или силовой модели управления регионом, должного влияния на внутренние процессы институты не оказывают. Парламент выполняет роль соглашателя, в большинстве случаев его члены просто голосуют за то, за что нужно. Если такая картина наблюдается даже в Государственной Думе РФ, то что говорить о региональных парламентах, тем более дагестанском Народном Собрании. Органы местного самоуправления занимаются дележом остатков федеральных трансфертов, а для этого нужна полная покорность. Партии превращаются в нечто номинальное. Многие члены партий имеют достаточно отдалённое представление о целях и задачах своих фракций, партий, блоков и т. д. В Народном Собрании РД таких, по наблюдениям самих депутатов, большинство. Общественные организации становятся нежелательными элементами политической жизни, своего рода раздражителями. Часто попадают под прессинг или критику руководства. Так происходит и в Дагестане, где общественные организации типа «Матери Дагестана» постоянно критикуются самим президентом Муху Алиевым. В такой ситуации лидера (повторяюсь, в прямом понимании этого слова), который бы позиционировал себя именно как лидер, «отец нации», быть просто не может. Руководитель назначается, его кормят и, следовательно, диктуют ему правила игры.

Коммерчески независимые СМИ находятся под давлением, они как бельмо на глазу. Достаточно сказать о той травле, которой подвергается регулярно «ЧК» со стороны МВД и прокуратуры, и клевете, которая сыплется из официальных органов.

При федеративной модели ситуация меняется. На передний план выходит самостоятельное управление. При этом неизбежное развитие частного предпринимательства, переориентация экономики и другие факторы не оставляют шансов на силовые методы управления обществом, и институты обретают значимость (за редкими исключениями). В этих условиях фактор лидера играет огромную роль. Личные качества и стремления лидера, подкреплённые определённой экономической независимостью (конечно, в установленных рамках), дают возможность лидеру проявить себя и выстраивать качественно иные отношения с Центром, учитывающие весь комплекс ментальных, территориальных и иных особенностей региона. Наглядный пример – президент Республики Татарстан Минтимер Шаймиев.   

 

Давайте рассуждать…

Пример Дагестана, Чечни, Ингушетии, в принципе, говорит о том, что может повлечь за собой тот способ управления, который проповедуют в этих республиках. Речь, конечно, идёт о превалировании административно-силового вектора. Не каждая названная республика сознательно выбирала такой путь, но суть не в этом. Суть же сводится к тому, что, хотят того или нет, силовая составляющая в этих республиках первична. Это одна сторона. Другой стороной такого способа управления является распространение сепаратистских тенденций. Здесь хочется сделать отступление. Принято понимать сепаратизм однобоко. Или, если хотите, исключительно только согласно букве закона. Но у закона есть не только буква, но и дух. К чему это? Мы думаем (и напоминаем), что сепаратизм – это не только призывы к отделению, отторжению от России, но и само отношение человека к федерализму, государственности, а главное – к людям, которые нас окружают. Поэтому тезис «Дагестан – для дагестанцев» или «Дагестан – для мусульман» категорически неприемлем. Такими высказываниями мы лишь загоняем себя в тупик. Отторгаем себя от светской России. Административно-силовой способ управления в конечном итоге сам провоцирует сепаратизм, нарастание недовольных. Разве это нам нужно? Это «принудительный» сепаратизм. Есть ещё и другая форма сепаратизма. Имеется в виду готовность республики (потенциально государства) к самостоятельному плаванию. Для такого сепаратизма общество должно созреть само. Поэтому необходим интеллектуальный (в первую очередь), экономический и политический потенциал (задел), хотя бы наполовину реализуемый на деле. Есть ли такое в Дагестане, Чечне, Ингушетии? Ответ, созревший у вас в головах, – правильный. Давайте представим на секунду, что, вопреки нашему сопротивлению, угроза сепаратизма претворилась в жизнь. Что мы имеем? Дагестан граничит: на севере – с Республикой Калмыкия, на западе – со Ставропольским краем, Чеченской Республикой, на юго-западе – с Грузией, на юге – с Азербайджаном. Вот наши соседи. В случае отделения мы будем вести дипломатические отношения, заключать договоры (и т. д.) с ними.

    Природа же много нам не дала. Есть запасы нефти, каменного угля, но этого не хватит. Нужно будет развивать промышленность и бизнес, а с этим у нас есть огромные проблемы. Есть, конечно, потенциально экономически выгодное сельское хозяйство, к которому дагестанцы генетически предрасположены, но существует это самое сельское хозяйство постольку-поскольку. На все эти сложности накладывается демографическая ситуация и отсутствие дотаций. Что тогда мы получаем? И без того депрессивный регион. У нас нет такого преимущества, какое есть, к примеру, у отделившегося от СССР (России) Азербайджана – нефть, по-настоящему стратегически мыслящее руководство, транзитная территория. Мы никому не будем нужны. Азербайджан же как суверенное государство успешно реализовался. Азербайджан с момента распада СССР успешно балансирует между Вашингтоном и Москвой, по сути становясь между ними предметом торга. А всё из-за транзитной территории и нефти. Транзитной территорией является и Грузия. Но транзит является единственным, что она может предложить. Как и у Дагестана, у Грузии практически ничего нет (здоровой экономики, политики и проч.). Но она (Грузия) нужна (как уже было сказано), потому что является звеном цепочки нефтепровода Баку–Тбилиси–Джейхан, который доставляет каспийскую нефть, добываемую Азербайджаном в обход России. Именно транзит вызвал интерес со стороны США, когда на тот момент ещё вице-президент «звёздно-полосатых» посетил Азербайджан. Но получил там, мягко говоря, «холодный» приём. Ильхам Алиев не захотел ссориться с Кремлём. Предмет торга?

Ошибочно мнение, что национальное развитие (этноса, нации) невозможно без получения национальной независимости. Далеко ходить не надо. Пример благоприятного сосуществования христианства и мусульманства, построения здоровой экономики, национальной идеи совсем рядом. Ему (примеру) бы поучиться. Как сказал Уполномоченный по правам человека Владимир Лукин, «многие проблемы можно решить на уровне Татарстана». Минтимер Шаймиев: «Мы всегда были за федерализм, но подлинный, а не на словах». Во многом то, чего сегодня добился Татарстан, – это заслуга его президента Минтимера Шаймиева, который, являясь одним из долгожителей-управленцев, показал себя не только как успешный, но и как независимый, стратегически мыслящий политик. Вертикаль власти, построенная Шаймиевым, сегодня наглядно показала свою состоятельность. Успешно используя возможности федерализма и собственный авторитет, он добился значительных послаблений для Татарстана. Но всё это было бы бессмысленно без стратегического РАЗВИТИЯ. Судите сами. По качеству жизни Татарстан уступает только Московской области и Тюмени, в последние годы рост высокотехнологичных и обрабатывающих отраслей в среднем в два раза превысил рост экономики. Для сравнения: с одной только Германией за последние шесть лет внешнеторговый оборот достиг 756,3 млн долларов. Татарстану хватило ума осуществить мягкий переход к рыночным отношениям. В отличие от того же Кремля. А что имеет Дагестан со всеми присущими ему амбициями? По информации сайта www.raexpert.ru, Татарстан характеризуется средним потенциалом и умеренным риском, тогда как для Дагестана характерен пониженный потенциал и высокий риск (см. наш вариант таблицы на 4 стр. – Прим. ред.). Татарстан занял 1-е место в рейтинге сайтов субъектов РФ для размещения информации о размещении заказов для государственных и муниципальных нужд за 2007 год, тогда как Дагестан – 73-е. 

Всё сказанное выше говорилось лишь для того, чтобы показать, как, будучи сложной республикой (демографическая и миграционная ситуация, многонациональный состав, тенденции к сепаратизму), к которой мы всегда себя причисляем, можно путём продуманной политики выйти на качественно новый уровень.

 

Подытожим...

Целью этого материала было показать, что модель управления территорией связана со структурой ресурсов, которыми она обладает. Конечно же, каждый названный нами ресурс может быть выражен через конкретные синтезированные показатели. Мы же ограничились экспертной оценкой соотношения этих ресурсов в каждой из моделей. Так как желательной для Дагестана является модель федерализма, то и задачей управления Дагестаном является достижение соотношения ресурсов, присущее этой модели. То есть необходимо ограничить административно-бюджетный ресурс и стимулировать ресурс предпринимательства, интеллектуальный и институциональный ресурсы, а также развивать преимущества транзитной территории. На ближайшую перспективу задача ограничения административного ресурса может быть выражена через ревизию государственных расходов Республики Дагестан. Ревизия – это широко понимаемый комплекс мер. Так как расходы бюджета помимо просто так называемых расходов по социально защищённым статьям есть ещё и ресурс, питающий административный аппарат. Отсюда надо развивать и совершенствовать нормативно-подушевой подход к финансированию защищённых статей. Ещё более важно пересмотреть функции государственных ведомств и учреждений таким образом, чтобы за государством (в данном случае республикой) оставались преимущественно учётно-регистрационные и контрольно-надзорные функции, предусмотренные полномочиями субъекта РФ. Для остальных же реально выполняемых ими функций надо рассмотреть механизмы их перераспределения в пользу частного капитала. В этой связи необходимо провести ревизию функций каждого из ведомств на предмет конфликтов интересов. Возьмём в качестве примера здравоохранение. Министерство здравоохранения выступает в одном лице и неким хозяйствующим субъектом, заправляющим республиканскими учреждениями здравоохранения, получающим от государства деньги на его функционирование, и, с другой стороны, ведомством, которое наделено полномочиями по лицензированию медучреждений. Возникает конфликт интересов: ведомство не может быть заинтересовано в формировании альтернативы государственной медицины в лице частной медицины. Другой момент всё из той же сферы – это подход к финансированию. Медицинское страхование реально не обеспечивает выбор самим пациентом и медучреждения, и врача. Надо чётко уяснить, что частная медицина – это не когда государство отказывается от своих социальных обязательств, а государственные гарантии в сфере здравоохранения – это не когда вы можете лечиться исключительно в госучреждении. Лечиться на средства, гарантированные государством, можно лечиться и в частном платном учреждении, если пациент выбирает его. А государственные и частные учреждения должны на равных конкурировать за деньги застрахованного. Ещё одним механизмом коррекции дотационной модели в сторону федерализма могла бы стать разработка таких инструментов экономической политики, которые способствовали бы постепенному накоплению капитала институтами рыночной экономики. Так, например, лоббируемая Ассоциацией региональных банков России идея возврата к системе уполномоченных банков могла бы послужить одним из каналов перераспределения ограниченных ресурсов в пользу рыночных институтов (банков в данном случае). Но здесь требуется очень тонкая и жёсткая одновременно политика, проработанная в деталях, так чтобы банковский капитал шёл в те отрасли экономики, в которых заинтересована республика (но для этого и сама республика должна знать, чего она хочет). Этот же пример показывает и способ активизации институционального ресурса (банки) и ресурса предпринимательства. Аналогичным образом можно рассмотреть и инструменты активации остальных четырёх ресурсов, корректируя таким образом силовую (дотационную) модель управления на наиболее оптимальную при имеющихся у Дагестана ресурсах федеративную модель.