- Адалло, с возвращением тебя на родную землю. 5 лет назад ты покинул отечество, расскажи вкратце о жизни за границей и о первых домашних впечатлениях. - За пределами Дагестана жизнь моя была нелегкая. Особенно меня терзала ностальгия. Тоска даже не по сегодняшнему Дагестану. Перед глазами постоянно проходили отрывки из прошлой жизни: я вспоминал умерших родителей, родственников, детство, школьные и студенческие годы, всех своих живых и умерших друзей. Особенно усилилась ностальгия после обострения разных заболеваний и двух операций на сердце.
И однажды я решил вернуться на родину: пусть будет, что будет. Началась долгая и трудная переписка с местными и центральными властями через моего старого друга и соратника по демократическому движению А. Саидова. В середине июня он сказал, что мне разрешено вернуться на родину, в начале июля мы вместе с ним прилетели в Махачкалу. Что я испытывал и испытываю в эти дни? Огромное напряжение вкупе с чувством облегчения потому, что выбор уже сделан. Не знаю, как Дагестан, а столица внешне изменилась: масса добротных зданий и обилие обнаженных женских тел.- Ты только успел перебраться за кордон, а власть и обыватели сразу возложили на тебя вину и за вторжение в Дагестан боевиков, и за террористические акты, и за религиозный экстремизм, и еще за многое другое. Где тут правда, а где кривда?
- Незрелое гражданское общество, к моему глубокому прискорбию, относится и Дагестан, обычно предпочитает не скрупулезные и глубокие размышления о первопричинах, а сиюминутные поверхностные выводы. Тем паче, что и местные электронные и печатные средства массовой информации тогда действовали в русле тех же тенденций. Нет ни одного, даже косвенного доказательства того, что я кого-то убил, ранил, ограбил, похитил или организовывал хоть подобие какого-нибудь вооруженного мятежа или террористического акта. За моими плечами 70 лет, но и поныне я отношу себя к людям, поверхностно разбирающимся в делах религии. А начались мои нынешние проблемы в начале августа 1999 года в Чечне, куда я прибыл из Махачкалы на плановое заседание Конгресса народов Чечни и Дагестана...
- Извини, а для чего был образован этот самый Конгресс?
- Нарастающая напряженность на границе Дагестана и незадолго до этого обретшей фактическую независимость Ичкерии, захваты заложников, угоны скота, территориальные споры - вот сфера действия Конгресса, который был учрежден в 1997 году. Благословение на его создание было получено и от властей обеих республик. Они даже обещали направить в формировавшийся Совет своих представителей. Дело дальше обещаний так и не пошло, но Конгресс худо-бедно выполнял свою работу. Его члены способствовали возвращению домой отдельных заложников, они же выступили в роли умиротворяющей стороны при некоторых приграничных стычках и т. д...
А на том августовском совещании я узнал о боях на территории Дагестана. Тогда же стало известно, что моя персона объявлена вне закона. Взвесив доводы "pro et contra" и состояние своего здоровья, я решил уехать из республики.
- Меня лично в поведении власти и обывателя мало что удивило. Поразило другое: готовность так называемой интеллектуальной элиты республики сыграть явно неадекватную "истерию по Адалло"...
- Тут тоже ничего удивительного нет. На публичной адаллофобии многие сумели заработать немалые материальные и иные дивиденды. Один из них стал директором аварской секции радио "Свобода" (моя кандидатура на этот пост рассматривалась в качестве основной, хотя я об этом даже не знал). Правда, потом он вроде стал утверждать, что к моей травле не имел никакого отношения: мол, главный редактор издания полностью переделал его материал обо мне. Другие хотели выслужиться перед властью, третьи принялись пинать мое имя за давнюю и недавнюю критику в свой адрес. При личной встрече мне удалось найти общий язык со многими заочными оппонентами. Здесь же прозвучали слова и о прощении. И я их всех простил.
- Кстати, о имени. Что эта за история с переменой имени?
- При рождении меня назвали Адалло. Вплоть до сегодняшнего дня я ношу то же имя. Оно перешло мне от дедушки. Его же так мой прадед назвал в честь своего хорошего друга-побратима из с. Гукаль в Тляратинском районе, которого и звали Адалло. В 1957 году я написал стихотворение на аварском языке в форме поэтической метафоры "Мое имя". В нем речь шла о некоем Абдулле. Однажды он посещает мудреца и спрашивает, что означает его имя. Тот ему объясняет, что переводится оно с арабского, как "раб божий". По мере взросления Абдулла, переосмысливая окружающее, приходит к выводу, что весь мир заполнен одними "божками" (господами) и "рабами", но в нем нет места для "справедливости". И вновь он приходит к мудрецу и спрашивает, как по арабски справедливость. Адалло - тот отвечает нашему герою. С той поры решил он назваться Адалло, наивно полагая, что его новое имя станет первой ласточкой в переустройстве неправедного мира. Но этого не происходит. Более того, столь тщательно подобранное имя усилиями бесчисленных "божков" и "рабов" становится синонимом тупоумия, ибо оно созвучно аварскому (и не только) слову "абдал" (умалишенный). В 1967 году стихотворение впервые увидело свет. В 1983 году было переведено на русский язык. В интерпретации переводчика и появились вообще отсутствующие в оригинале слова: "Аллаху служить не желаю, старик, как там справедливость?". До начало Перестройки никто и не вспоминал о стихотворении. В конце 80-х годов прошлого столетия мною совместно с единомышленниками было создано культурно-национальное движение "Джамаат". Его ряды все время росли, движение стало представлять реальную конструктивную силу. Тогда руководство республики решило взять его под свой контроль. В один день в члены "Джамаата" записались сразу более 20 депутатов НС и представителей власти. Они же через неделю на плановом заседании потребовали внеочередных выборов руководящего состава. Выступал там и представитель Духовного управления, заявивший, что не может быть руководителем "Джамаата" человек, публично "на страницах собственной книги отрекшийся от собственного имени" (имелся в виду я). На другой день я принес им все свои книги на аварском языке и попросил найти хоть одно произведение, где имеется даже намек на отказ от имени. Естественно, ничего такого не было найдено. А в период моего отсутствия в Дагестане, чтобы еще больше унизить меня в глазах дагестанцев к виртуальным обвинениям было присовокуплено еще одно не менее виртуальное.
- Твое имя в "mass-media" также ассоциируется с покаянием. Тебе есть за что каяться?
- Конечно, есть. Я прожил долгую и богатую событиями жизнь. На этом пути, естественно, были ошибки и упущения.
- Имеется в виду не покаяние частного лица и поэта Адалло, а Адалло - общественного деятеля...
- Касательно такого покаяния можно заметить следующее. Что говорил политик Адалло (хотя я себя никогда к политикам и не относил) в перестроечный и постперестроечный период? Я всегда утверждал, что около 200 дагестанских семей, незаслуженно прорвавшиеся на Олимп управления республикой не имели абсолютно никакого права на владение общенациональными финансовыми, природными и иными ресурсами; что нельзя строить свое счастье и свое процветание на несчастии и прозябании других; что наиболее подходящим местом для уголовника, убийцы и мафиози является тюремная камера, но никак не высокопоставленная административная должность; что нельзя выборы превращать в пародию, в которой наибольшую роль играют размеры кошелька; что законы в Дагестане писаны для всех, а не для одних бедняков; что нельзя приносить культуру, историю, религию собственных народов в жертву кратковременным конъюнктурным политическим интересам. В моих выступлениях в печатных и электронных средствах массовой информации неоднократно повторялось, что религия Ислам является одним из величайших благ цивилизации; что она обязана занять подобающее ей место в жизни миллионов российских мусульман. Если мои слова или действия являлись плодом больного воображения, если истина была в другом, если мои слова вводили общество в заблуждение, то я каюсь и приношу глубочайшие извинения всем дагестанским народам.
- "Джамаат", "Перестройка", социал-демократическая партия Дагестана - эти понятия ассоциируются с началом демократических процессов в республике. Если же судить по конечным результатам можно прийти к выводу об их полном фиаско. И это в Дагестане, где институт демократии вроде бы имел многовековые и устойчивые традиции. Почему?
- В рамках одного интервью для газеты трудно ответить на этот вопрос, поэтому постараюсь затронуть лишь тезисные моменты. Имевшиеся демократические традиции были разрушены царско-советской системой. Для их полной реабилитации в постперестроечную эпоху необходимы были усилия как народа, так и власти. Естественно, власть не занялась самоубийством. А большая часть народа предпочла роль статиста, но не творца собственной судьбы. Поэтому мы и заимели плачевный суррогат демократии. Да и менталитет лидеров первой демократической волны оказался не на высоте, что наглядно видно на примере их последующей судьбы: часть вошла в состав когда-то критикуемых ими структур, часть нашла теплое место в системе дикого капитализма.
- Политика в Дагестане в горбачевско-ельцинскую эпоху была насквозь пронизана непредсказуемыми митинговыми страстями и силовым компонентом. И это при полном параличе властных структур. Ты вращался в этой среде, что осталось в памяти от тех буйных времен?
- Паралича власти тогда не было, просто она превратилась в изолированную, паразитирующую на теле народа, самодостаточную и самодовольную силу. Запомнились же мне майские события 1998 года. В тот день я сидел дома. Вдруг - звонок от покойного Надыра Хачилаева, который настоятельно просил зайти на площадь Ленина. Я подъехал к зданию Госсовета, уже занятую сторонниками братьев Хачилаевых, и прошел в кабинет, где сидели Надыр и еще несколько незнакомых мне человек. Невооруженным взглядом было видно, что происходящее имело явно незапланированный и чисто эмоциональный характер. Неожиданно в кабинет зашел один высокопоставленный чиновник в камуфляжной форме и зеленой тюбетейке и, сев по правую сторону Надыра, ни с того ни с сего строго заявил, что "новый шеф Дагестана обязательно должен быть аварцем". Видимо, он думал, что здесь идет распределение будущих постов, а на пост первого лица Страны гор, естественно, метил себя. Спустя некоторое время, увидев, что мало кого интересуют вопросы кадровой расстановки, он быстренько ретировался. Не прошло и 10 минут, как он же вновь вошел в кабинет уже в цивильном костюме и без тюбетейки и официальным сухим голосом объявил о своей роли посредника между Надыром и правящей элитой. Я до сих пор не могу понять, вернее, отказываюсь понять мотивацию действий этого человека. Он и подобные ему "патриоты" и ныне (даже после суда) продолжают обливать меня грязью. Они очень не хотят, чтобы я свободно ходил по нашим улицам, и боятся (не любопытно ли?) моих мемуаров, возможных в будущем. Успокойтесь, "господа", для моего пера ваши имена не представляют малейшей ценности. Я не мемуарист, я другой!
- По-моему, этот случай наглядно показывает, что любой наш сановник проявлял и проявляет верноподданность не конкретной личности или конкретной идеологии, а конкретному креслу, которое, по сути, может занять и полное ничтожество. Стоит только расшататься креслу, как соратники и друзья сотрут в порошок еще вчера вроде бы обожаемого начальника и кумира. Может, это и есть современная мудрость?
- Вряд ли. Поведение больше смахивает на политическую проституцию.
- Но ведь такими людьми и заполнено все наше бытие. И что такое мудрость вообще, есть ли ей место в современных меркантильных условиях?
- Мудрость - это состояние общества, где активная и большая часть граждан обустраивает собственную жизнь таким образом, что гармония и процветание будет присутствовать не только в их жизни, но и в жизни потомков. А это, по-моему, возможно только там, где существует исламский правопорядок.
- Ислам, исламский образ жизни сейчас больше ассоциируется с террором.
- Какая-то весьма могущественная сила хочет показать ислам в такой ипостаси. Сегодня на земле около 2 млрд мусульман. Из них действительных террористов - раз-два и обчелся. А электронные и печатные средства массовой информации заостряют внимание именно на этих единицах, обязательно выпячивая фактор их религиозной принадлежности. Поэтому в представлении обывателя (особенно западного) ислам - это непонятная и зловещая сила, взращивающая одних малограмотных, агрессивных личностей и террористов-самоубийц самого разного пошиба и пола. Вообще-то, многое становится понятным, если учесть, что около 80% газовых и нефтяных ресурсов планеты размещены на мусульманских землях. Раз такое богатство находится в руках таких "плохих" людей, то их нужно или "перевоспитывать" в угоду сильным мира сего, или уничтожать, что и делает сегодня США и в Ираке, и в Афганистане, и в иных странах. Есть тут еще один момент, о котором очень хорошо высказался в "Московских новостях" (№17, 1999 г.) известный английский писатель Джон Ле Карре. "Нынешний идеологический, духовный и квазирелигиозный конфликт с миром Ислама - пример коллективного западного высокомерия, которое требует, что бы все в мире достигли того же состояния скептицизма, цинизма и агностицизма, к которому пришел Запад".
- Бесланская трагедия тоже проходила под знаком, хотя и несколько завуалированного исламского "терроризма". Твое отношение к происшедшему.
- В моем понимании ни одна, даже самая благая, цель не может и не должна быть достигнута за счет жизни людей и особенно детей. Но в этой истории много непонятного: каким образом бородатые люди в камуфляжной форме и с оружием в руках, проехав всю Чечню, Ингушетию и часть Осетии, добрались до города; почему власть давала заниженные цифры о количестве заложников и утверждала, что боевики не предъявляют никаких требований (хотя они были) и отказываются от контактов (вступили же они в контакт с Русланом Аушевым)? Вопросов много, но трагедия свершилась, и теперь мы все должны задаться очередным вопросом: возможен ли повтор бесланского сценария? Боюсь, что ответ скорее положительный, чем отрицательный! И связано это главным образом с моральным обликом общества, с безразличием погрузившееся в матрицу чиновничьей интерпретации трагедии. А многие СМИ в качестве основной версии случившегося упирают на теорию малопонятных международных заговоров.
Но первопричиной бесланских событий, по-моему, является Чечня. Пока там идет война, которую можно назвать и "наведением конституционного порядка", и "уничтожением международных террористов", и еще многим другим, пока мы не поймем, что стоимость жизни везде одна и та же, что и за жизни убитых и живых мирных чеченских детей, женщин и мужчин можно и нужно выходит на демонстрации и митинги (по зову сердца, а не по указке сверху), нас будут ждать все новые и новые бесланы.
Кстати, разные люди устно и письменно задают мне разные вопросы. Среди них большое количество вопросов о моем отношении к терроризму вообще. Пользуясь случаем, хотел бы здесь же ответить конкретно и на этот конкретный вопрос:
1. Я осуждаю акты террора, уносящие жизни людей.
2. В нынешнем терроризме, например на Кавказе, выделяю несколько составляющих разновидностей терроризма по причинам их появления:
а) религиозный фанатизм, который в северокавказском проявлении занимает небольшую долю;
б) уголовный терроризм, доля которого чуть больше религиозного;
в) терроризм отчаявшихся - ответная реакция униженных, оскорбленных, бесправных граждан, не имеющих ни судебной, ни иной защиты от произвола чиновников, особенно тех, кто подвергся необоснованным гонениям со стороны силовиков. Доля этого вида терроризма на Кавказе, как по моему мнению, так и по мнению многих российских социологов, в общей составляющей терроризма значительная.
Именно по этой причине я осуждаю действия чиновников, провоцирующих акты терроризма со стороны определенных слоев. Одним из самых эффективных путей к снижению проявления терроризма я вижу именно изменение социальных условий, соблюдение прав человека, равнодоступность закона и правосудия. При наличии, как утверждают многие политические деятели федерального уровня, "коррумпированной правоохранительной и судебной систем", о чем четко сказал Президент РФ Путин в своем обращении к народу после бесланской трагедии, ликвидировать самосуды не удастся. В целом же я осуждаю терроризм, что все имели возможность увидеть и в моей статье, опубликованной в газетах "Дагестанская правда" и "Дагестанцы", по поводу убийства Магомедсалиха Гусаева. Но опять-таки, одним осуждением терроризм не победишь, прежде всего, надо бороться с причинами, порождающими его!
- На ум приходит старый анекдот о сталинских застенках. Один зек, узнав у сокамерника, что ему дали 15 лет, спрашивает: за что? Тот отвечает: ни за что. Врешь, - говорит другой, - за "ни за что" только 10 лет дают. Тебе дали 8 лет условного тюремного заключения. Может быть, и в этом сроке просматриваются элементы возврата к несколько либерализованному коммунистическому прошлому или дело в другом?
- Давай оставим вопрос без комментариев, ибо неисповедимы для простого человека пути судебные. Но меня в эти трудные для меня, моих близких и знакомых дни опять удивила степень ангажированности и безответственности кое-каких местных электронных и печатных средств массовой информации. Суд только идет, истина еще не выяснена, а они красочно расписывают мои "преступления", указывая под какие статьи уголовного кодекса они подпадают. Нельзя же быть столь недальновидными: ведь решается судьба живого человека; ведь, существует, в конце концов, понятие презумпции невиновности.
- Говорят, ты оставил большую политику. Каковы же твои планы на будущее?
- Переосмыслить прошлое, поближе познакомиться с сегодняшним Дагестаном и сесеть за свой рабочий стол. За границей я написал 8 книг. Есть надежда, что на родной земле у меня откроется второе поэтическое дыхание. А большая политика... В ней слишком много крови, цинизма, подлости, ненависти и лжи.
- Пожалуйста, прочти нам какое-нибудь, свое стихотворение.
- С удовольствием прочту, даже два. * * * Страшно жить, Запрокинув к небу Искаженный усмешкою рот, Остужать его тающим снегом, Лбом стучаться в глухой небосвод. * * * Ни шороха. Ни дуновенья ветра. И воробьи в морозной тишине, Усевшись на обледенелых ветках, Нахохлившись, мечтают о весне. Еще недавно гордые, уныло Согнулись горы, кутаясь в снега. Уже давно свой бег остановила Ушедшая под синий лед река. Недолго стуже властвовать сурово, Пускай покуда и сильна она. Очнется мир от зябких дум - и снова прихлынет долгожданная весна.
- Спасибо. Будем надеяться на дальнейшее сотрудничество. ]§[
- 5 просмотров