Вы только вслушайтесь!
Господин Маршал (он же Гопмаршал), Мандолина (он же Мандоль), Альчик, Пирамидон (он же Пир), Олигофрен (Олли), Алё, Бомба, Ясуй, Басмач, Балык, Бурдюк (Бур), Концентрат, Паршивый Тип (Тип), Шакал, Собачий Нюх (Собачий), Патефон, Платон, Шипоскрыл, Дубина (Дубчик), Пиндос, Борух, Черномор, Гиппопотам (Гиппоша), Клык, Труба, Магопа, Коротколапый (Лапыч)…
За каждой кличкой не какой-то там исколотый рецидивист, а вполне себе холеные и модные молодые люди из хороших, в основном обеспеченных семей нашего двора на площади Ленина и те, кто там часто бывал. Кто знает, тот знает.
Каждое прозвище возникало не просто так и имело смысл, скрытый от посторонних. Я не беру в расчёт клички, которые получались из имён и фамилий, типа Гасан-Ганс, Гафуров-Гофман, Слава-Сява и так далее.
По кличкам обращаться друг к другу могли лишь близкие и равные, остальным за это полагалось в рог.
***
В тот период у нас была няня, настоящая донская казачка, родная племянница Шолохова Тамара Ивановна Бодовская. Не знаю, как её занесло в Махачкалу, но предыдущая жизнь, по всей видимости, была не сахар. Всегда собранная, мобилизованная. После того как землетрясение вроде бы закончилось и мы вернулись из дворовых «шатров» и палаток в квартиру, она спала на раскладушке прямо у незапертой входной двери, причём полностью одетая: косынка, плащ, резиновые сапоги, сумка с едой под рукой. Когда она засыпала и начинала посапывать, я подкрадывался и со страшным воем начинал трясти раскладушку. Тамара Ивановна вылетала в дверь, как скорый поезд, сшибая всё на своём пути. До сих пор стыдно. Простите меня, Тамара Ивановна, если слышите.
***
В наше детство это называлось «курсовать». Цеплялись за машину и ехали за ней, стачивая подмётки напрочь. Сколько раз водители за нами гнались. Самая удобная машина для «курсовки» – «пирожковоз», там такая труба снизу. Однажды попался хитрец, он включил первую, выскочил из машины, надавал хороших пинков, заскочил обратно и укатил.
***
Пустырь на месте Джума-мечети я помню, а ближе к «Туристу» вагончики стояли какие-то или бараки, и лужи были постоянные. «Двадцатка» гармошка едет через площадь, стоять в центральном кругу или залезть на «запаску» – самый кайф. А Редуха кончалась там, где сейчас только начинается, и мост ещё старый был, там можно было запрыгнуть на подножку товарняка (поезд ехал медленно) у Первого рынка и до Берёзки в Первуху на моряну.
***
От завода Гаджиева был гастроном «Фрегат», а в нём работали две продавщицы, Валя и Люда, похожие как близнецы своей монументальностью и вторыми подбородками. Как-то приехал к нам в гости из Донецка папин друг и говорит: «Тут у вас где-то магазин есть такой, а в нём Валя и Люда, мне сказали, что к ним можно подойти, дефицитом разжиться». Вот аж куда слава о них докатилась!
***
Мы с моей подругой Румой были ученицами Фаины Владимировны Лошаковой. Ох, мы тряслись от одного её взгляда. Как-то мы должны были на экзамене играть в четыре руки. Помню, как перед экзаменом мы с Румкой ходили по скверу на Ленина туда-сюда, дрожа от страха и предполагая наш полный провал, потому что Фаина Владимировна разносила нашу игру в пух и прах. Желание было одно – сбежать. Но, когда пришло время, поплелись, как на казнь. Не помню, как мы играли, но в результате получили пятёрки и даже похвалу от Фаины Владимировны. Вот такие они были – эти экзамены по музыке. Не спишешь, не выкрутишься...
***
А кто помнит легендарного Моню Левиева (брата Додика, Котика и других, чуть менее известных Левиевых), личного друга и портного Расула Гамзатовича, завсегдатая пятачка на Ленина – Дахадаева, человека с тёмным прошлым и задатками Остапа Ибрагимыча? Это легенда того времени. Он всегда стоял в районе улиц Дахадаева и Ленина, всегда что-то искал, занимался всем, чем можно и нельзя, решал многие вопросы. Истории о нём в семидесятых были популярнее, чем анекдоты про Штирлица и Мюллера. Я был у них дома на Дахадаева один раз. Зашёл на несколько минут и увидел интересную картину. За столом сидел старший брат (наверное, это и был Додик) с очень грозным видом. И все, кто был дома, бегали по залу и что-то искали. Как потом я понял, искали его паспорт. А у самого Мони на Батырая была мастерская «Пошив головных уборов» и в начале 90-х, когда появился Эльбин-банк, Моня вдруг посуровел и заважничал. На просьбу «одолжи штуку» он с сожалением в голосе отвечал: «Понимаешь, брат, у меня с Гамидом (покойный владелец банка) договорённость: я ему дал слово никогда не давать никому кредитов, а он обещнулся не шить фуражки... Так что, извини».
***
Моня – это легендарный герой 2-й школы. Он пошёл в 1-й класс с моим старшим братом Яраги. Мы жили во дворе по ул. Горького, угол Ленина. А он чуть ниже, кажется, на Оскара. Часто пропадал у нас во дворе с ребятами. Остался на второй год. Потом ещё раз. И ещё.
Будучи первоклассником четвёртый год кряду, он попал и в мой класс, но опять остался на второй год. И так он героически просидел в первом классе 7 лет!!! Его пожалела Зинаида Дмитриевна, перевела во второй. Тогда он сказал: «А вот и я получил образование!» – и оставил это дело навсегда. Но в школу он приходил почти каждый день к своим одноклассникам, то есть почти ко всем ученикам нашей маленькой школы. У него был брат, кажется, Есик, лет на 5 младше него, тот учился очень хорошо.
***
А бывало и так, что Моня сам вершил историю Дагестана. История звучит так: «В те времена он часто задерживался по делам в Москве. Однажды ночью к нему в номер гостиницы «Россия» врывается запыхавшийся Магомед-Салам Умаханов : «Моня! Выручай! Завтра приём у нового генсека Андропова, а я голый, все костюмы брежневского покроя! Умри, но к утру сшей мне что-нибудь достойное». Что делать? Поехал Моня по ночной Москве на представительской «Волге» в поисках ткани и всякой бижутерии. Всю ночь подливал Магомед-Саламу «Нарын-калу» и кроил, шил, гладил. Утром Умаханов уехал, сияя, как новая копейка. А к концу дня его сняли с первых секретарей обкома. Андропов сказал: ‘‘Эт на какие шиши наши секретари костюмы от Диора покупают?’’». Байка, разумеется, от самого Мони Левиева и пока никем больше не подтверждена. Что не отменяет общей её прелести.
***
У нас семья на районе жила, все на пивзаводе работали. Таскали оттуда нефильтрованное и продавали его. Нарасхват шло. Их караулили даже у входа в парк со стороны Батырмурзаева. Ждали, когда из темноты появится семья – отец, мать и сын. Шли они согнувшись, каждый нёс по две 20-литровые канистры. Потом домой к ним один за другим заходили клиенты с пустыми трёхлитровыми баллонами. Продавали по 3 рубля баллон.
***
Махачкалу вспоминаю как город моего детства, юности, молодости, да и зрелости. Уезжала уже после сорока. Помню керогаз на нашей общей крошечной кухне. Помню, что взрослые ходили в деревянный туалет во дворе. То есть сначала спускались по лестнице, потом заходили через калитку во двор. Тем же путём следовали и наши детские горшки. Во дворе жила семья Алферовых, других не помню. А дом наш стоял на углу Леваневского и Маркова.
***
Оказывается «ртутного ножа» не было, не существовало! А я так мечтал о нём. Не знаете, что такое ртутный нож? Да он из любого положения точно летел в цель!
Мы покупали в «Тарки-тау» кухонные ножи по 35 копеек и мечтали напаять на них сплющенные медные трубки с ртутью. Говорили, что кто-то в Пятом посёлке уже сделал себе такой и творит чудеса, а у кого-то в армии троюродный брат воевал с таким.
***
Где-то до конца 70-х держать голубей было популярно в Махачкале. По воскресным дням был базарчик, где продавали голубей и менялись ими. У голубятников была своя терминология типа «чубатый», «лохмоногий», «бакинский галдаш», «забивной», «мраморный» и т. д. Это был свой мир, куда чужих не принимали, мир избранных!
***
А вот рассказ Александра Фёдоровича Назаревича, нашего знаменитого фольклориста, о том, как в 1920-е годы Инженерная стала Комсомольской. «Комсомольская ячейка не стала ждать, когда кто-то примет постановление, а решила действовать попросту: запугать обывателя. В те времена большинство домов на улице были частными. И комсомольцы устроили, что называется, разовую акцию. В один из поздних вечеров в домах раздавался стук в окно. Когда хозяин подходил, ему показывали в окне руку с булыжником и хрипели: «Хозяин! Если завтра к утру не напишешь на воротах «улица Комсомольская», хуже будет!» На следующее утро на всех воротах было замазано слово «Инженерная» и написано: ‘‘Комсомольская’’».
***
Отец рассказывал:
– Иду мимо «Дагестана». Кто-то громко кричит:
– Кавказ! Кавказ!
Иду себе дальше. Хлопают по плечу.
– Ты чего не отзываешься?
– Так я не Кавказ, а Казбек.
– Какая разница! Пошли, выпьем!..
___________________________________
Редакция просит всех, кто помнит наш город прежним, у кого сохранились старые фотографии, связаться с нами по телефонам: 67-06-78 и 8-988-291-59-82.
- 4 просмотра