[ Гражданин, общество и четыре власти ]

Вопрос, любому теперь понятно, риторический.

Журналисты не без оснований образно называют средства массовой информации четвёртой властью. Право человека свободно искать, получать, передавать и распространять информацию – в ряду его конституционных прав и свобод. Правовая защищённость граждан, в том числе от государственного (равно как от муниципального) произвола, зависит прежде всего от уровня правового сознания народа. При любой конституции создать правовое государство на ущербном, отсталом правосознании – это всё равно что построить дом на песке. Крайне важно поэтому, чтобы журналисты, выполняя свой обозначенный в Законе о СМИ общественный долг, озаботились уровнем своего правосознания и активно способствовали его всемерному повышению в обществе.

 

 

Призыв строить новую, свободную, процветающую, сильную Россию прозвучал в знаменитой статье Дмитрия Медведева, он же (призыв) пронизывает оба его президентских Послания. Но характеристики, даваемые при этом главой государства сложившемуся в стране государственному аппарату, таковы, что рассчитывать на него в реализации этого девиза никак не приходится. Всесильная бюрократия, смертельно опасная для гражданского общества, иначе говоря для народа, которому она призвана ревностно служить, – самоочевидный нонсенс.

По Конституции 1993 года, Российская Федерация – демократическое правовое социальное государство. Однако демократия (народовластие) в условиях полного господства бюрократии остаётся пустой декларацией. Нормальное правовое государство немыслимо без развитого гражданского общества, и именно гражданское общество являет собой работающую демократию. Социальный характер нашего государства пока слабо просматривается: к «раздувшемуся советскому собесу» (по Медведеву) по этой части у людей было гораздо меньше претензий.

Вечная беда нашего общества – его неспособность к самоорганизации. И если глава государства формулирует решения относительно развития гражданского общества, то это, очевидно, лишь свидетельство запредельной степени такой неспособности. Гражданское общество призвано держать государство под контролем, формировать тип личности, готовой противостоять государству, когда оно в лице своих представителей действует противоправно. Построение (почти с нуля) и развитие правового гражданского общества в России в условиях выгодного для всесильной бюрократии правового нигилизма очень сложная задача.

Российское общество издавна пропитано патерналистским (отеческим) восприятием власти. Оно далеко от понимания права как ценности, стоящей над властью, то есть не подготовлено к демократии, власти народа. Ожидать отеческого отношения к народу от нынешнего государства было бы просто наивно. Статьи 2 и 18 Конституции РФ – о человеке, его правах и свободах, как высшей для государства ценности, о том, что именно они определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной, исполнительной власти и местного самоуправления и обеспечиваются правосудием – эти основополагающие статьи Основного закона властями, как правило, всерьёз не воспринимаются. А ведь выделенные выше два слова чётко определяют роль правосудия в разрешении всех правовых споров и конфликтов в стране.

Об этом сказал президент на съезде судей: «…суд, может быть, самая авторитетная власть». Именно суд и должен стать центральной частью механизма защиты демократии, основных прав и свобод наших граждан. Надо избавиться от пренебрежения к праву и суду – нашей печальной традиции.

А средства массовой информации (четвёртая власть) по-настоящему станут институтом гражданского общества, когда они будут активно трудиться над избавлением общества от широко бытующего в стране лицемерия. Российский менталитет – рабский он или патерналистский – в любом случае феномен информационный. Кому же, как не средствам массовой информации, озаботиться прежде всего продолжающимся одичанием общественной нравственности, правовым нигилизмом, от кого бы он ни исходил (включая привычки решать правовые вопросы «по понятиям» – дачей взяток чиновникам и т. п.).

 

 

Под таким заголовком на второй полосе еженедельника «МК в Дагестане» от 1 – 8 апреля 2010 г. появилась статья за подписью «Пресс­служба администрации города Махачкалы». Буквально накануне группа лиц обманным путём проникла в помещение Верховного суда Дагестана и начала хождения по этажам – от судьи к судье. Они считают, что кассационная коллегия вынесла два противозаконных определения по делам районного суда о земельных спорах, не поддержав справедливую позицию администрации. Интересно, что из трёх членов коллегии претензии адресовались почему-то только двум.

По закону, судья не обязан давать каких-либо объяснений (в том числе и представителям СМИ) по существу рассмотренных или находящихся в производстве дел. Мне довелось, однако, на этот раз видеть и слышать, как один из судей предложил озабоченным персонам прийти ознакомиться завтра утром с мотивированным определением: непонятное он пояснит.

Но наутро читатели газеты с московским отливом уже могли увидеть на самом видном месте снятые накануне исподтишка крупные фотографии тех самых двоих судей Верховного суда и одного районного судьи, тоже не угодившего группе административного ресурса. Таким проделкам, должен сказать, следовало бы давать не только моральные оценки. Но вопиющая бесцеремонность соединилась здесь и с юридической несостоятельностью: например, по одному из дел судебная коллегия просто не могла не отменить решение суда, поскольку дело было рассмотрено им без участия ответчика, не извещённого о предстоящем судебном заседании. Понятно одно: авторы скороспелой пресс­работы в рамках вопроса о судьях оставили читателям право определить, «какими интересами руководствовались судьи, какими символами или цифрами можно измерить этот интерес».

Ту же самую статью с фотографиями на следующий день можно было прочесть в «Махачкалинских известиях», но подписанную уже одним автором. Не обошло, говорят, вниманием тот же скандалёзный сюжет и махачкалинское телевидение.

Мой комментарий по поводу происшедшего, в нарушение предусмотренного законом срока, был опубликован в дагестанском выпуске «МК» с большой задержкой.

Но на второй же и третьей страницах я уже успел с интересом прочесть статью Т. Магомедова «Услышит ли М. Магомедов “Голос времени”». Главный редактор районной газеты «Голос времени», руководитель Новолакского информационного центра Ульяна Акаева в четвёртый раз безосновательно уволена главой Новолакского района, который к тому же неоднократно и безуспешно инициировал против неё уголовные дела. На журналистской пресс­конференции, проводившейся в редакции «Нового дела» и посвящённой этой ситуации, были отмечены большие, на российском уровне, профессиональные заслуги Акаевой и, напротив, разного рода злоупотребления властью новоявленного «туркменбаши», заменившего местное самоуправление собственным самоуправством. Решения суда о восстановлении на работе других незаконно уволенных работников глава игнорирует, на заседании районного актива прямо заявил: «Акаева работать не будет, если даже она будет восстановлена судом»: дескать, кто нас судит?

Итак, «актив района» предпочёл остаться пассивом. Но что же дальше? Коллеги, включая членов Ассоциации муниципальных СМИ Дагестана, порекомендовали Акаевой не ограничиваться адресованным президенту республики обращением (ведь М. Магомедов может только направлять на легитимные пути, например, в суд). Повлиять на главу района сможет лишь председатель Совета муниципальных образований республики Саид Амиров. Вот так. А так ли?

 

В «Российской газете» от 14 мая 2010 г. под этим заголовком следует: «Благовещенского градоначальника отрешили от должности за неисполнение закона». Поистине благая весть, и не только для живущих в центре далёкой Амурской области. «Отец» этого города преступил закон, не исполнил решение суда, четыре месяца попирал права уважаемой женщины, руководителя одного из муниципальных предприятий, заслуги которой признаны даже на международном уровне. Неисполнение мэрией судебных решений, сообщает журналист А. Ярошенко, приняло массовый характер. Плевать на Фемиду стало привычным делом для местной власти.

Трудно не согласиться с автором, когда он пишет далее: «Эта история – как кривой осколок разбитого зеркала нашей жизни. Когда главными и, что самое страшное, привычными буднями нашего бытия стало повсеместное неисполнение законов и судебных решений. Когда пресловутый «маленький человек» чувствует себя изначально мертворождённым по сравнению с любым чиновником».

Амурский губернатор имел полные основания употребить власть – во благо людям, которые сами соблюдают правовые нормы и вправе требовать того же от властей. Получил право на власть – смотри статью 3 Конституции России и не думай, что имеешь право на произвол. А то ведь иные чиновники и начальники (бывает, и при посредстве СМИ) пытаются внушить населению, что власть и деньги решают в нашей нынешней жизни всё – с властью не судись, правды не высудишь.

Остаётся здесь добавить, что Благовещенский суд отказал экс­мэру в иске о восстановлении на работе. Происшедшее на далёком и близком Дальнем Востоке будем считать обнадёживающим прецедентом. Но нельзя, полагаю, не отдать в этой связи должное и нашим судьям (к примеру, новолакским), которые и в конкретных делах с участием чиновников осуществляют настоящее правосудие. Давно ведь сказано, и до сих пор это верно, что для надёжной защиты граждан от властного произвола требуются поистине храбрые судьи.

 

Когда известный журналист Алик Абдулгамидов обыгрывал в названии своего нелицеприятного материала эту пару созвучных слов, он вряд ли предполагал, что сам подвергнется прессовке со стороны коллег. На его статью в «Новом деле» с поясняющим подзаголовком «Кому нужны карманные СМИ?» ГУ РГВК «Дагестан» отреагировало обращением в районный суд с требованием к автору и ООО «Новое дело» опровергнуть приведённые в ней сведения, поскольку они «подрывают авторитет канала и его деловую репутацию у телезрителей 62 стран мира».

В статье говорилось, что участники заранее объявленного и прошедшего без эксцессов антикоррупционного митинга общественных организаций требовали прекращения чиновничьего беспредела, тщательной проверки деятельности дагестанской прокуратуры и милиции, затрагивали больную тему взаимоотношений силовых органов и независимой прессы. Чиновники же лишь прикрылись от митингующих ОМОНом и грузовиками с песком. Телевизионщики, правда, намеревались информировать общество о состоявшемся в центре столицы республики митинге. «Но не тут­то было. Из Белого дома строго сказали: ни­ззя!!! Два республиканских канала, которые содержатся на наши налоги, онемели…»

Фактически же, утверждал истец, для информации о митинге был снят видеосюжет, который показан телеканалом в тот же день в новостном блоке в 16 ч. 30 м. В связи с загруженностью эфира (в основном информацией о событиях в Южной Осетии) сюжет не повторялся.

Статья Абдулгамидова была подписана им как членом Общественной палаты Дагестана и помещена в газете под рубрикой «Есть мнение». Суд признал, что оспариваемая истцом информация достоверна, и зафиксировал, между прочим, что блок новостей РГВК обычно выходит восемь раз в сутки, притом сюжеты повторяются не менее трёх раз.

Характерно, что у руководства другого, ещё более «онемевшего» республиканского канала претензий к печатным коллегам не оказалось, и тому были свои причины. А ещё за месяц до обращения РГВК в суд «Дагестанская правда» опубликовала мою статью «Граждане или обыватели?». В публикации члена Общественной палаты в была такая цитата: «Власть боится гражданского общества, бытие которого предполагает её информационную открытость». В качестве соответчиков по делу меня и «Дагправду» истец не привлёк. А жаль, было бы что сказать.

Противодействие коррупции в Дагестане, как видно, оказалось для телеканала, а в его понимании и для телезрителей 62 стран мира (читающих «Новое дело»?) темой менее значимой, нежели его сомнительного свойства авторитет. И от суда, конечно, ожидалось удовлетворяющее иск решение.

 

Борьба с коррупцией – больная и сложная тема, а на Кавказе взяточничество приняло «абсолютно угрожающий характер». Коррупция здесь является фактором прямого пособничества террористам­убийцам, носит клановый характер, что ещё больше осложняет борьбу с ней. Это было сказано Дмитрием Медведевым 19 мая этого года в Кремле на заседании Совета по содействию развитию институтов гражданского общества и правам человека. От Дагестана, как стало известно, в нём участвовали Заур Газиев, главный редактор газеты «Свободная Республика», и Максуд Садиков, ректор Махачкалинского исламского университетского центра.

«Акцент на Кавказ» (Российская газета, 20.05. 2010 г.) был сделан не только в связи с коррупцией. Но этот «враг номер один» (определение дано Медведевым) причастен и к прочим кавказским болячкам. Разговор был обстоятельный, весь он запечатлён на президентском сайте; есть немало интересного. Но в докладе Эллы Памфиловой, председателя названного совета, меня резанула следующая её тирада, обращённая к президенту: «В ряде республик Северного Кавказа, не буду сейчас называть каких, вы это знаете тоже хорошо, суды себя полностью дискредитировали. С этим что­то надо делать. У людей не должно быть ощущения, что они бессильны перед лицом жестокости и бесправия».

Дмитрий Медведев ответил вполне определённо: «Я категорически против таких фраз, потому что за этим – развал правовой системы и абсолютное неуважение к суду» – и напомнил кое­что из печальной истории послеоктябрьской судебной системы.

Памфиловский пафос на тему: «Кто нас судит?» – под стать показанному выше махачкалинскому. Те оригинальные соавторы не забыли и Чацкого с его знаменитым «А судьи кто?». Кому, однако, адресовал герой Александра Грибоедова этот сакраментальный вопрос? Оказывается, тем, которые «грабительством богаты, / Защиту от суда в друзьях нашли, в родстве, / Великолепные соорудя палаты, / Где разливаются в пирах и мотовстве» /.

К служителям Фемиды у Чацкого, как видно, претензий не было. А вот те, которые «грабительством богаты» и проводят жизнь в вакханалии и бессовестном мотовстве, теперь защиту от суда научились находить даже в депутатской неприкосновенности. На это сетовал недавно Александр Бастрыкин, председатель Следственного комитета при Прокуратуре РФ, который известен и неожиданным в устах главного следователя страны выражением, ведь у них такие «крыши», что мама не горюй. Бастрыкин по своей высокой должности обязан искоренять в России всякую преступность. Но чем он мог бы порадовать потомка Александра Чацкого?

Можно подумать, что Элла Памфилова слышала, как Бастрыкин не так давно жаловался президенту на дагестанский суд, отказавший в санкции на арест человека, якобы причастного к убийству министра внутренних дел. А ведь если бы санкция была тогда дана, могли последовать «признательные показания», направление дела в суд, и у людей, получается, значительно снизилось бы «ощущение бессилия перед лицом жестокости и бесправия». Доверчивая публика была бы удовлетворена. Чего стоила, однако, та прокурорская акция, в дагестанской прессе было наглядно показано.

Качество работы судебной системы в значительной степени зависит от положения дел в правоохранительных органах, а здесь далеко не всё благополучно. Это слова Медведева, и несогласие с ними может быть выражено лишь тем, что о благополучии вообще не приходится говорить. Досадно и прискорбно, но возможности повышения показателей своей деятельности правоохранители нередко ищут через понижение судейской требовательности при оценке представленных обвинением доказательств. Такая правоохрана, естественно, чревата превращением в свою противоположность.

Удручает и то, что даже официальная судебная информация о выявленных при рассмотрении дел недостатках и прямых нарушениях закона зачастую не вызывает должного реагирования. И журналисты вот уже пишут о дагестанском евсюкове, которого могло бы и не быть. Можно, конечно, обижаться на прессу, бывает желание «попрессовать» её с позиции силы, но ведь правоохранителям, кроме силы, должны быть присущи и другие, достойные носителей государственной власти качества.

Информация о судебной деятельности для журналистов – ниша не из спокойных, а обогащать людей правовыми знаниями и навыками отнюдь не просто. Информация в этой сфере должна преследовать три главные цели: во-первых, держать судебную власть и судебную реформу под гражданским контролем (естественно, при гарантиях невмешательства в отправление собственно правосудия), во-вторых, защищать судебную власть; в-третьих, помогать гражданам лучше ориентироваться в системе судебной защиты, чтобы более эффективно отстаивать, защищать свои права и законные интересы.