«У него уже было столько игрушек, что он не понимал, что с ними делать. И не было такой игрушки на земле, которая восполнила бы отсутствие отца» (Халед Хоссейни, «И эхо летит по горам»).
Супруга часто отправляет мне фотографии детей. Обычно она подписывает их датой и точным возрастом каждого, кто на них запечатлён. Недавно, перебирая фото, увидел на одном длинную подпись, которую раньше не замечал: «Июнь 2020-го. Дети, конечно, не просто картинка, а живые эмоции, которые меняются каждую минуту. Пыталась взглянуть на фото твоими глазами, но тогда невозможно смотреть сквозь слёзы».
Идрис смотрит прямо в объектив. На его лице досада, обида и злость, какие бывают, когда ребёнок собирается разрыдаться. Немного впереди и сбоку от него стоит Мухаммад. Он в синей панамке, футболке, шортиках и синих кроссовках. Потянув одну пухлую руку к другой и свесив свои пухлые щёки, он в каких-то глубоких раздумьях смотрит куда-то вниз. На его лице обида, досада и бесконечная грусть.
Очутившись год назад в тюремной камере, я стал наблюдать за повадками арестантов. Сразу бросилось в глаза, как они реагируют на детей. Все, кто приходил на свидание к заключённым, обязательно появлялись под нашими окнами – комнаты для свиданий находились в соседнем корпусе. Услышав детские возгласы, мои сокамерники срывались со своих мест и спешили к «локалке» (решётка на всю камеру перед окнами), чтобы с высоты четвёртого этажа успеть разглядеть маленьких человечков, пока они не скрылись под аркой напротив.
Ещё на свободе один бывший заключённый, отсидевший несколько лет, рассказывал мне, что самым глубоким впечатлением после неволи было увидеть маленьких людей: увидеть, как они смеются и плачут, возмущаются и чего-то требуют, как ни у кого, кроме него, не вызывают никакого удивления и восторга.
Только сейчас, просидев в тюрьме полтора года, я стал понимать, о чём он говорил. Если бы «свиданочные» не перенесли в другой корпус и дети давно не перестали ходить под моими окнами, я бы, наверное, тоже спешил к «локалке» на каждый детский смех и плач, как это когда-то делали мои сокамерники.
На последнем судебном заседании Роман Сапрунов, ростовский военный судья, попросил меня назвать точные даты рождения детей. Три я назвал сразу, а с четвёртой немного замешкался. «Вы вообще знакомы со своими детьми?» – спросил судья. Вряд ли он мог представить, сколько мыслей иногда может проноситься в голове человека, отвечающего на подобный вопрос. ]§[
19.11.2020 г.
Из СИЗО-1 Махачкалы
- 17 просмотров