[ Начиная со Свободы Слова ]

Предлагаем вашему вниманию полный текст интервью, взятого журналистом радио «Свобода» Зульфиёй Гаджиевой у небезызвестного директора издательства ООО «Свобода Слова» Хаджимурада Камалова. У главного редактора нашего еженедельника возникало немало сомнений по поводу этичности публикации данного интервью одного из учредителей «Черновика» на страницах родной газеты. Однако корысть всё-таки взяла верх над принципами журналистской этики. Извиняемся перед коллегами из газеты «Молодёжь Дагестана» за то, что рука не поднялась отдать им такой объективно острый и актуальный материал.

Формула свободы

– Есть ли какое-нибудь строгое определение свободе слова? Правильно ли его формулировать так уж особняком, в отрыве от других каких-то гражданских свобод? Ведь не случайно, даже несколько эпатажно, по-моему, вы назвали своё издательство «Свобода Слова».

– Слово не нуждается в дополнительной свободе. И вы уже сами ответили в вашем вопросе: выделять слово от остальных свобод неправильно. А определение, оно ведь очень чётко дано в российской Конституции (ст. 29). Право любого гражданина собирать и распространять любую, не защищённую законом специально, информацию.

Выражать любое суждение и мнение, не ущемляющие чужие права, – вот это, по-моему, и выражено Конституцией. Ну и в декларациях и международных конвенциях (ст. 12 и 13 соответственно) эти нормы закреплены и расписаны под самую увязку – дальше некуда. В нашей республике три года назад всё было с точностью до наоборот. Сегодня существенно лучше. Все СМИ в той либо иной, конечно, мере теперь критикуют, не особенно озираясь. Сегодня, может быть, я своё предприятие назвал бы и по-другому. Но тогда название, я бы сказал, даже воззвание, было нужно именно таким – «Свобода Слова». – Раньше вы работали в «Новом деле»…

– Извиняюсь перед коллегами, которых очень уважаю, но об этом я бы не хотел говорить. Лучше поговорим о свободах в принципе. О праве выбора места жительства, к примеру, о свободе передвижения… – Кстати. Говоря уже о свободе передвижения, так ли уж безапелляционно (да и правильно ли?), что любой гражданин на улице, по вашему убеждению, чуть ли не Священная Корова (?!): не притронься, не подходи, слова не спроси! А если постовой милиционер подозревает прохожего, что ж ему, обходить подозреваемого стороной?

– Да, именно так – обходи стороной и не при-ка-сай-ся. Почему, собственно говоря, «правоохранитель» считает себя вправе подозревать? Он что, доктор психологических наук, что может заглянуть под черепную коробку прохожего? Или он многоопытный социолог, что определённо точно знает, с какими намерениями в сердце пешеходы «идут на дело»? Законодатель давным-давно исчерпывающе изложил в законах (и в законе о милиции, в главном (!) документе любого постового) признаки, по которым гражданина можно заподозрить, а вследствие этого – доставить для выяснения личности или задержать. Закон запрещает во всех остальных случаях даже подозревать… – ?ли плохо думать.

– Нет-нет. Думать как раз-таки разрешено. Думай сколько влезет, только не произноси вслух оскорблений и не прикасайся руками. И отодвинься, просто дай пройти. А уж забирать документы, лезть без разрешения в карман гражданина или багажник его машины, входить в жилище, требовать письменных или устных объяснений, пугать мнимой ответственностью «за дачу ложных, же есть, показаний», «доставлять в райотдел», угрожать типа «если много будешь прыгать, вообще в Ханкалу отправим»… Об этом, конечно, и речи быть не может. А ведь только так и происходит, только так слова и произносятся. Вы сами-то впервые от меня слышите именно такое сочетание ментовских перлов? – Ќет

– То-то и оно. – Сегодня вы всё время говорите о гражданах. «Подозревать гражданина», «не лезть к гражданину». Речь о гражданах Дагестана? Только о них? Иностранцев не ограничивают?

- Ну, надо начать с того, что дагестанских граждан нет. Для федеративных государств так определено: граждан субъектов не бывает, у нас только РОССИЙСКИЕ граждане. Но говоря об основных свободах и правах граждан, я имею в виду дагестанцев. Хотя под гораздо более жёсткий каток попадают как раз приезжие. Прежде всего, азербайджанцы. Или даже наши с вами исторические родственники из Азербайджана, джаро-белоканцы, закатальцы, приехавшие подзаработать! Русские, грузины – без разницы, на каждом из них ДПСник или ППСник может денюжку заработать или, в крайнем случае, галочку поставить о «раскрытых» преступлениях, так сказать, «паровозиком погнать». Американская история

– Я вот пытаюсь вас спровоцировать поговорить о задержании американки. Вытягиваю на разговор, навожу на тему об иностранцах. Вы что, намеренно уклоняетесь? Случай с американкой ведь неординарный. И произошёл недавно. Поподробнее рассказать о Келли Мак-Эверс можете?

– Что, собственно говоря, отличительного в этой истории от тысяч других с нашими соотечественниками? Келли – штатный сотрудник вашингтонского университета Джона Гопкинса (The Johns Hopkin`s University). Занимается человек социологией, этнографией, локальными конфликтами и мирными инициативами. И думать, конечно, не думает, что в каком-то там задрипанном уголке России непонятные люди с непонятными целями задерживают, сажают в «обезьянник», допрашивают с вечера до четырёх утра, задавая бессмысленные и очень отдалённые от любой сути вопросы, просто потому, что им кажется, будто этим они охраняют правопорядок. В первый раз в Хасавюрте её остановили для «проверки документов» на стационарном посту ГИБДД. И… находка! В руки попала американка!! Наверняка «ишпион» ЦРУ. Вперёд допрашивать, даже не предъявив обвинение, не определив статус задержанного. Отобрали диктофон, мини-диски, микрофон, фотоаппарат. На счастье Келли, мне позвонил её переводчик и рассказал о её злоключениях в Хасавюрте. Оттуда я её и забрал из биб-ли-оте-ки! Хорош цереушник? – в библиотеке конспирировался. То же самое спустя сутки повторилось в Махачкале. – Но говорят, что она незаконно занималась журналистской деятельностью. У неё не было лицензии и аккредитации. Она не имела права переезжать с места на место.

– Только это я и слышал от оперативников (так и не представившихся) на протяжении всего времени общения, пока пытался защитить Келли. Надо запомнить, что журналистская деятельность не лицензируется. Просто менты этого не знают, милиционеры бы знали. Что касается аккредитации, то да, иностранные журналисты для журналистской деятельности должны аккредитоваться в МИДе России. (Статья ) Но она-то ведь не журналист, и признаков журналистской деятельности в её действиях не было. Но даже если бы она (гипотетически) передавала для CNN прямые репортажи, правовые последствия положены совсем не те, что наступили для неё по бестолковости «правоохранителей». Они ведь удерживали и допрашивали её без предъявления обвинения, без решения суда провели обыск в жилище, изъяли ноутбук, два блокнота и мини-диски. Неужели вы думаете, что если б это был сотрудник американских спецслужб, она бы после первого же задержания не избавилась бы от всего этого? Ведь был при ней сотовый, были друзья, хозяева дома. Ей действительно повезло, что мои коллеги из «ЧК» мгновенно разыскали председателя коллегии адвокатов Юсупа Джахбарова. Только его высоким профессионализмом подзащитную не обвешали «дохлыми собаками». Её отпустили ночью, так и не определив статус. Заметьте, отпустили потому, что адвокат настаивал – процессуальный кодекс запрещает в таком случае следственные действия после 22 часов. Но и следующий день был полон сюрпризов. Мак-Эверс определили роль свидетеля по какому-то теракту где-то в Гудермесе, где её не могло быть в помине. (До этого она была в Нальчике, Назрани и Беслане, но не Чечне.) Из Ножайюртовского района Чечни специально приехал прокурор, прикомандированный из Москвы. Он, конечно же, удивился непрофессионализму дагестанской милиции, обещал направить соответствующую докладную. Кто-то в дагестанском УБОПе настоятельно советовал Келли не уклоняться от встречи с прокурором и не пытаться покинуть республику, если она не хочет загреметь в Ханкалу. Что это, если не угроза?

В воскресение, когда всё уже стало известно и мировым агентствам, и посольству США в России, и федеральным СМИ, Келли удалось улететь с Джахбаровым в Москву.

Вот теперь, я думаю, она станет в полной мере «звездой» какого-нибудь американского общественного телевидения, рассказав о нравах и «профессионализме» дагестанской милиции. – А свобода совести и вероисповеданий также ограничивается?

– Не так же. Гораздо более изощрённо. Но всё так же топорно. Дело в том, что сегмент права очень сложный, требующий узко-правовых, специфических отраслевых знаний, специальной теологической подготовки, знания семиотики арабского языка. А сколько у нас в милиции таких вот высококвалифицированных милиционеров? Им, дай-то бог, устав внутренней службы хотя бы знать, не говоря уже о законе «О милиции» или процессуальном кодексе.

Последний документ для подавляющего числа милицейских офицеров – что высшая математика для серого троечника. Что же говорить о рядовом составе? – В чём же тогда изощрённость?

– Сейчас объясню. В религиозном сообществе Дагестана в последние четырнадцать лет то развиваются, то затихают внутренние противоречия. Они, на мой взгляд, не антагонистичны, но не воспользоваться ими для достижения своих узких околооперативных целей «правоохранителям» было бы ну просто грех. Знать следственную работу в деталях, быть хорошо подготовленным к боевому тренингу, владеть техническими и правовыми инструментами, общими конвертируемыми навыками – это совсем не то же самое, что довести до отчаяния и так отчаявшегося мусульманина, влезть к нему в доверие, потом спровоцировать на массовый внутриусобный скандал, усилить внутренний раздор и тогда уж в полной мере при большой поддержке «приданных» и «прикомандированных» сил «провести мероприятия». Вы же представляете, сколько дел можно тогда «возбудить»! Сколько преступлений, «выделенных в отдельное производство», можно «раскрыть».

Я имею в виду изощрённость не профессиональную, а бытейскую, как у злонамеренных соседей-живчиков. Однако, если продолжать в том же духе, я дождусь-таки обвинений МВД в подрыве авторитета правоохранительных органов. Хотя я-то как раз и стремлюсь защищать Высокую репутацию Нашей, истинно Народной, милиции. Вот только очень мало у нас таких милиционеров, около 15 %. Большая часть – менты. Рецепт для милиции

– А как же сделать милицию высокопрофессиональной? Сколько их, высокопрофессиональных, нам нужно в республике? Не сгущаете ли вы краски? Если вы не знаете, как сделать милицию доброй, но сильной, согласитесь, ваши замечания гроша ломаного не стоят. И прав тогда министр, когда говорит (обобщаю), что какой у нас народ, такая и милиция. Хаджимурад Камалов критикантствует вместо того, чтобы помогать бороться с преступностью. Ваххабистов защищает, не нашу милицию. Положа руку на сердце, скажите, вы просто не любите милиционеров?

– Ну, если после тех пятидесяти вопросов, что вы мне задали, и двухчасовой беседы я не смог убедить даже вас в объективности моих взглядов на проблему… Хотя, признайтесь, вы лукавите. Выдёргиваете, что называется, на откровенный разговор. Я и так открыт.

А что делать с милицией – я знаю. Думаю, знает это и большая часть сограждан.

Что главное для милиционера? В чём мотив его прихода в милицию? Да, правильно – прокормить свою семью и повторить себя в своих детях. Он же такой же человек, как и мы, только ещё замученный бестолковыми приказами своих начальников и отравленный ненавистью народной. Он тоже хочет жить и имеет право на человеческое счастье. Но может ли он выжить на 4–8 тысяч рублей в месяц? И для того ли он покупал себе место в милиции, чтобы, получая эти оскорбительные деньги, умирать в борьбе с реальными преступниками? Ответ очевиден. Поэтому он обирает всё, что движется, и «отжимает» везде, где «отжимается». А делать нужно следующее.

Установить зарплаты милиции порядка 20 тысяч и застраховать (на всякий смертный случай «при исполнении») жизнь сотрудника на полтора–два миллиона рублей, чтобы семья гарантированно получила их без проволочек. Прикомандировать на 2 года кадровых специалистов из федерального МВД, и только сменяемый состав этих специалистов под контролем общества (СМИ, адвокаты, правозащитные НКО) набирает по конкурсу пополнение. Это половина задачи. Другая половина – переаттестация 100% уже имеющегося штатного состава с поэтапным сокращением в 2,5 раза. Прежде всего, сократить так называемых «тыловиков». Вот тогда обновлённый состав – не более 8 тыс. человек – будет ночами не спать, а работать над собой, тщательно учась сохранять свою жизнь через профессиональную подготовку, индивидуальный режим тренировок и отдыха. И жертвовать собой научится, а не водителей и прохожих обирать.

Естественно, это федеральная программа. Естественно, что исключений для дагестанского МВД делать никто не будет. Но без законодательной инициативы о страховании и зар- плате не обойтись. Нужен проект переустрой- ства и (как ни банально это звучит) политическая воля. Дополнительных денег много не понадобится: во-первых, сокращение штатов компенсирует часть затрат, а во-вторых, для компенсации надо вневедомственную охрану вобрать в структуру МВД РД и отбирать у неё прибыль. – Милиция и государственный аппарат в сегодняшнем виде – это главный ограничитель свободы?

– Главный ограничитель – всеобщее, общенародное невежество. Одни, чаще всего молодые и умные, заперли себя в иллюзиях свободы – в декадентном творчестве. Другие, очень жертвенные и одарённые, не утруждают себя изучением хотя бы тех законов, которые худо-бедно «работают» даже в условиях жесточайшей бюрократии, не отвоёвывают своих прав и свобод СЛОВОМ, а берут в руки оружие, чтобы построить более, по своему разумению, справедливое исламское общество. А микро-диктаторы свободы, опять же по невежеству, передоверились опыту кардинала Ришелье. Тот, говорят, любил восклицать: «Нет такого народа, который я не мог бы посадить в Бастилию!» У наших граждан есть шанс обрести все свободы. Надо попытаться «убрать зло словом» (фрагмент достоверного хадиса). Надо начать со Свободы Слова. ]§[