23 января Рамазан Абдулатипов подписал указ об освобождении от занимаемых должностей двух, на взгляд экспертов, не самых худших, а может быть, одних из лучших министров Дагестана – главы Мингосимущества Марата Ильясова и руководителя Минпрома Ризвана Газимагомедова. О причинах отставки и была ли она вообще, читайте в эксклюзивном интервью. Без купюр.
– Марат Сиражутинович, в послании главы Дагестана (15 января 2014 г. – «ЧК») Мингосимущества и Минпром Дагестана были обвинены в «нерасторопности», из-за чего якобы республиканский бюджет недополучил 1,5 млрд рублей. Разделяете ли вы эту оценку? Вообще, что послужило причиной вашего ухода? Или всё-таки отставки?
– Это, в принципе, было моё добровольное решение. Единственное, что я не понял, почему это было озвучено как отставка. Что послужило причиной этому… С того времени, как меня назначили министром по управлению госимуществом (8 февраля 2013 г. - «ЧК»), нами была проделана большая работа по систематизации тех задач и полномочий, которые были возложены на министерство. Во-первых, мы внедрили программу автоматического управления республиканским имуществом; провели серьёзный отбор, определили разработчика, добавили ряд технических решений и только её установили, начали наполнять… Эта программа нам дала бы возможность владеть всей информацией по республиканскому имуществу в любом формате по стоимостным, качественным характеристикам, по арендным отношениям, то есть, в принципе, это была бы такая серьёзная база. И работу в этом направлении начали. Мы приобрели программу по анализу финансовой и экономической деятельности предприятий. Практически все балансы ГУПов и акционерных обществ, где есть доля республики, включили в программный продукт. Мы могли видеть полное финансово-экономическое состояние и давать развёрнутый анализ на предмет финансовой устойчивости, наличия признаков банкротства. Например, когда готовили прогноз приватизации на 2014 год, мы сделали вывод, что многие ГУПы сегодня находятся на 3–4-й стадии финансовой устойчивости – это всё признаки банкротства. Если мы сейчас не примем срочные меры по их акционированию и передаче более эффективному собственнику, то государство в той или иной форме потеряет это имущество. Помимо этого, большой объём работы сделан в области текущего мониторинга. Мы разработали порядка 60 ежемесячных мониторингов, которые, в принципе, отвечали бы на все наши текущие вопросы, и начали их вести.
Создали и начали внедрять программный продукт – архив министерства, которого, к сожалению, не было. То есть ввели должность замначальника управления делами, который чётко отвечает за архивную работу, создание электронной базы, электронного архива. Мы в течение года провели большой объём работы по паспортизации. Что это значит? Разработали форму паспортов учёта всего имущества республики, всех земель. То есть мы уже шли к тому, чтобы в течение одной минуты республика могла иметь информацию по всем земельным ресурсам, по всему земельному потенциалу республики, что, соответственно, позволило бы принимать взвешенные управленческие решения.
Поэтому когда была дана оценка в нерасторопности, якобы многие поручения сорваны, конечно, у меня это вызвало определённое негодование, потому что я знаю, с каким напряжением работал весь год коллектив министерства.
Считаю, что данная Мингосимущества РД оценка необъективна, в связи с чем я 17 января и написал заявление на имя главы республики и председателя правительства о своём несогласии и добровольном уходе с должности.
Звенья не одной цепи
– То есть вы написали заявление 17 числа?
– Да, 17-го.
– А указ о вашем увольнении вышел 23-го… после задержания вице-премьера Насрутдинова...
– Это совпадение. Понятно, что была формулировка по Насрутдинову в связи с его задержанием и как бы плавно перешли на нас с Ризваном Казимовичем (Газимагомедовым – «ЧК»). Не все понимают, задержали человека, и нас уволили в связи с его задержанием? Это звенья одной цепи или это разные вещи? То есть в основном люди думают, что это звенья одной цепи. Однако никакого отношения ни Газимагомедов, ни Ильясов к данному уголовному делу не имеют. Это вопросы вообще начала 2000 года…
– Но глава республики прямо сказал, что уволил министров, включая Насрутдинова, из-за того что они не выполнили поручение по продаже сетей Газпрому…
– Здесь тоже хотелось бы прояснить. Первое задание по данному вопросу возникло в начале июня 13 года. Речь шла о том, что не хватает денег для исполнения бюджета, и как источник – это продажа газовых сетей. Пока этот вопрос решали, начались парламентские каникулы, а чтобы заняться приватизацией газовых сетей, надо включить их в прогнозный план приватизации. Решение принимает сессия Народного собрания РД, которая после каникул состоялась только в конце сентября.
В общем, данный вопрос включили в прогнозный план приватизации в конце сентября. После этого мы начали заниматься этой проблемой, я как раз тоже вышел с больничного. Но газовые сети – это не мешок картошки, за один день их продать невозможно. В соответствии с законом необходимо произвести оценку. Чтобы оценку произвести, надо объявить конкурс. Это, согласно законодательству, порядка 45–50 дней. Объявили конкурс на оценку, сделали оценку, все утвердили. Потом надо объявлять конкурс уже на продажу. Это ещё 45–50 дней. Вот вам уже три месяца. То есть октябрь, ноябрь, декабрь, мы по самим процедурам в 13 год не вписываемся. И об этом я говорил. Вопрос о необходимости продажи сетей Газпрому лично передо мной встал где-то в конце ноября. Была поставлена задача, что надо объединить все сети республики, муниципалитетов и одним лотом продать.
– А за какую сумму?
– Речь о сумме идти не могла, потому что должна была быть оценка, после оценки уже можно ориентироваться.
– А примерно на сколько ориентировались?
– От 3 до 6 млрд рублей. Рассчитывали на это. Но ещё одна проблема, что не было всего пакета документов, который требовал Газпром. Компания нам довела перечень необходимых документов только 26 ноября. Мы, в принципе, по всем сетям выборку сделали – что-то у нас было, чего-то не было. К этой работе был привлечён Спецгазстройсервис – подведомственная организация Минэкономики РД. Но потом была поставлена задача, что надо всё это продать в первом квартале 2014 года. Я сразу сказал Насрутдинову, как курирующему зампреду, что это нереально. Во-первых, если речь идёт о муниципальных сетях, то необходимо решение районного собрания, что они делегируют нам полномочия по продаже. Потом мы должны эти сети оформить в республиканскую собственность, чтобы иметь право их продавать. Всё это объединили, укомплектовали документами. Затем нужна серьёзная оценочная компания. Опять же конкурс на оценку. Если бы мы его сделали, обязательно я бы эту оценку отправил на дополнительную экспертизу, чтобы потом вопросов не возникало. Вот вам уже порядка двух месяцев. Ну, допустим, что всё это прошло и надо продавать. Опять конкурс на продажу – 45–50 дней. Уже мы в первый квартал никак не вписываемся. На январских каникулах как раз с работниками выходили, расписали план действий, дорожную карту. Ну, в лучшем случае мы выходили бы на август-сентябрь 14 года. Это если как положено готовить документы. Это не режим благоприятного, комфортного для себя состояния, а режим интенсивной каждодневной работы. Это все было озвучено. И когда в послании было сказано о нерасторопности…
Ни одно поручение мы не провалили. Одними из лучших были и в рамках реализации президентских проектов, и в рамках остальных вопросов.
Что касается тлеющих годами земельных конфликтов, сегодня в Дагестане есть ряд горячих точек, по которым нужно принимать политические решения. Моя позиция была такова, что всё как есть надо оставить, на местах, заморозить ситуацию. Нельзя будоражить народ, изменяя границы или меняя статус отгонных земель.
– Вы имеете в виду введение частной собственности на землю сельхозназначения?
– В том числе. У нас и так есть много горячих точек, которые требуют решения, а создавать дополнительные проблемы... Мы ещё к этому не готовы.
– С караманским противостоянием как вопрос решается?
– По Караману сформированного решения нет. В декабре-ноябре 13 года была комиссия по мирному урегулированию этого вопроса. Я там тоже выступил. Я сказал, что и таркинцы, и альбурикентцы не должны сейчас этот вопрос поднимать, и мы не должны это так воспринимать. Есть решение Третьего съезда народных депутатов ДССР. Если оно неправильное, нужно обратиться в суд и поставить его под сомнение. Есть закон. Надо в рамках закона всё решать. Если правы таркинцы и альбурикентцы, надо решать в их пользу, если переселяемые новолакцы правы, надо решать в той форме, в которой оно должно быть. А если мы сейчас пойдём по силовому пути, это ни к чему хорошему не приведёт. Но воз и ныне там. Решения нет пока.
– Источники из вашего окружения говорили, что вы хотели покинуть кабинет министров ещё в прошлом году, причём связывали это с уходом Мухтара Меджидова. Правда ли это?
– Такие мысли, в принципе, и раньше возникали, но было пару доверенных мне дел, и я думал, что доведу их до логического конца. Потом заболел, но сейчас всё нормально. В течение всего этого периода раза два такая мысль возникала. Возникала осознанно. Потому что сегодня получается так, что каждый государственный служащий заранее объявлен преступником, он коррупционер, он вор, он бандит. Я с этим не согласен. И поэтому я считал, что, имея голову, руки, ноги, можно себя проявить не только в кресле министра, но и в бизнесе, чему я сейчас и собираюсь себя посвятить. Будем создавать рабочие места, платить налоги и, как говорится, жить спокойно.
– А какими именно направлениями займётесь?
– Полезными (смеётся). Есть разные варианты. Детализирую, определюсь, думаю, никуда, ни в какие другие регионы уезжать не будем, будем на территории нашей республики создавать производство. Это наша республика, здесь жить нам, нашим детям. Так что убегать, уезжать никуда не буду.
Собственно о собственности…
– Вы сказали, что в бюджете республики возникли проблемы, но ещё, по-моему, в феврале 2013 года республика отказалась от 7 млрд рублей, помните, это было озвучено… В общем, чтоб не объедать рязанского мужика… С чего возникли эти проблемы, и решались ли они продажей сетей?
– Этот вопрос неправильно преподносят. Мы от 7 млрд не отказывались, просто в рамках закона был сформирован бюджет с определённым дефицитом. Надо было просто в течение полугодия 13 года приложить усилия, обосновать в Москве, что на самом деле эти деньги республике нужны для исполнения тех полномочий, которые на республику возложены. Но по каким-то причинам этого сделано не было, и Минфин России остался на своих позициях.
– Не было обосновано со стороны республики?
– Да, республики. На самом деле переговорный процесс с Минфином России всегда был очень тяжёлым. Они свои расчёты дают… Когда я возглавлял Минэкономики РД, ежегодно эта тема возникала, ежегодно защищали, доказывали, что-то всё равно получали из центра. Ну, в 13 году был как бы переходный период, это направление не было проработано, и мы оказались с тем, что на многие направления денег не хватило. Поэтому были внесены изменения в бюджет – какие-то капитальные вложения уменьшены, насколько я знаю...
– Но это было сделано ещё в феврале. А вы говорите, что в июне было принято решение о продаже сетей, потому что возникли проблемы с бюджетом...
– Они нарастали. В любом случае, хотя были внесены изменения, сам дефицит ещё остался, его же по нулям не свели. Поэтому где-то разрыв порядка 3–4 млрд был в бюджете, и было принято решение продать газовые сети. В принципе, действие может быть правильное, но надо было этапами пойти, за один день невозможно это сделать. Один раз было дано поручение Махачкалинский аэропорт продать за два дня. Но это невозможно.
– Кстати, об аэропорте. Какая там ситуация?
– Там внешнее управление, процедура банкротства. Но вместе с тем сейчас, насколько я слышал, другие кредиторы тоже подают в суд, говорят, что решение о банкротстве было принято необоснованно. Ситуация там нелёгкая.
–То есть говорить о каком-то серьёзном инвесторе…
– Я думаю, это пока нереально. Я считаю, что здесь самой республике надо плотно взяться, чтобы довести до конца, а то и Мингосимущества, и Минтранс как бы чуть дистанцировались от этого направления. Мы тоже до конца не понимали…
– То есть как министру вам не поручали этот вопрос?
– Было вначале, но потом, когда уже началась процедура банкротства, нас как бы развернули.
– А по Махачкалинскому порту какая ситуация?
– Это федеральный объект, он включен в прогнозный план приватизации
– На какой год?
– Чёткого срока нет, до 16 года он должен быть приватизирован. Таких объектов, которые выполняют хозяйственные функции, в собственности государства остаться не должно. Это чётко обозначено в основных направлениях деятельности Правительства РФ.
– Здесь какая будет схема? Порт будет сначала передан республике?
– Не надо его передавать республике – это моя чёткая позиция. Они должны его акционировать, акции оставить в своей собственности и сами продать.
– То есть федеральная власть?
– Да. Сегодня мы не готовы в том объёме, правильно доводить до конца этот вопрос. Я думаю, если с аэропортом так же поступили бы, это, наверное, было бы правильно.
– Расскажите ещё об объектах, которые включены в план приватизации, например, о Кизлярском коньячном заводе. Реальна ли его оценка? Какой изначально она была? Говорили, что изначально его планировалось продать за 300 млн рублей, но М. Меджидов увеличил сумму до 1,2 млрд рублей.
– По Кизлярскому коньячному заводу разговоров много. Его несколько раз включали и исключали из прогнозного плана приватизации. Сейчас опять включили. Ни тогда, ни сейчас оценка произведена не была. Это всё игра цифр. Просто в своё время за 300 млн рублей был продан, кажется, Дербентский коньячный комбинат и Дербентский завод игристых вин. Поэтому, может быть, эта цифра озвучивается. Сегодня вопросы ценообразования находятся на очень жёстком контроле. Министерство планировало провести полноценную оценочную кампанию, квалифицированную экспертизу, потом уже выставлять завод на продажу. Разговоры были о 4–5 млрд, но я думаю, и 10 может быть, и больше.
– 10 млрд рублей?
– Да. Сегодня, пока реально не проведут мероприятия по переводу в форму собственности и по балансу, остаткам коньячных спиртов, о цене говорить тяжело. Надо же не только имущество оценивать, но и сам завод как бизнес, как бренд, торговая марка. Там слишком много факторов, и о цене, я думаю, говорить неправильно. Рамазан Гаджимурадович (Абдулатипов – «ЧК») тоже сказал, что ККЗ должен серьёзно пополнить бюджет республики.
– А есть ещё серьёзные объекты в собственности республики?
– Сегодня вокруг республиканского имущества разговоров больше, чем оно реально есть. Республиканское имущество само по себе как объект продажи не может быть системным долговременным направлением пополнения бюджета. У нас остался Кизлярский коньячный завод – это 100-процентный ГУП республики. И всё. А остальное… Это виноградарческие ГУПы в Каякентском и Дербентском районах. Почти все они банкроты. Трактора, техника – всё уже старое, списанное, или остаточная стоимость равна нулю. Самое ценное – это земля, которая находится у ГУПов на правах аренды. Земля сегодня по закону РД продаже не подлежит. Сельхозземля – это собственность республики. Мы её продавать не можем. А всё остальное республиканское имущество – здания, сооружения – в основном находится в оперативном управлении Минздрава, Минобра, Минтруда. Это больницы, школы, ПТУ, социально-реабилитационные объекты. Самое ценное – это сельхозземля.
Мы – патриоты!
– Несколько вопросов о вашем отце – Сиражутине Ильясове. Бытует мнение, что вас «толкает» отец. Например, вы в 2002 году были самым молодым министром экономики. Прокомментируйте. Вообще, что для вас означает отец?
– Вы знаете, какие самые хорошие инвестиции? В образование детей. Не только своих. Что плохого в том, что мне родители дали возможность получить хорошее образование в школе, в вузе, потом отправили учиться в Москву, в Академию управления? Да, то, что я сын Ильясова, ношу его фамилию, наверное, определённым образом послужило толчком к тому, что меня назначили аудитором в Счётную палату РД. Ну, если бы был дураком, наверное, не назначили. В Счётной палате я работал под руководством Хизри Исаевича (Шихсаидов, ныне спикер НС РД – «ЧК»). Он, в принципе, и был инициатором перевода меня в Минэкономики РД. А будучи Председателем Правительства РД, предложил мне возглавить министерство. Спасибо и Магомедали Магомедовичу Магомедову, что в тот период доверил мне это сложное направление. Это тоже был рискованный шаг – молодого парня поддержать… Но специалистов надо воспитывать, готовых откуда взять? Во времена СССР так и готовили кадры. Я думаю, по работе ни моему отцу не стыдно за меня, ни мне за себя. А разговоры всегда будут. Но основная часть через какое-то время, наверное, поняла, что невозможно только за счёт имени отца столько времени работать в правительстве. И сейчас отец был против, чтобы я уходил, но я ему объяснил, что не хочу и не могу оставаться.
– При Магомедсаламе Магомедалиевиче (Магомедове – «ЧК») вам во второй раз поступило предложение возглавить Минэкономики РД? Почему? Вы были знакомы до этого?
– Мы сталкивались, конечно, по работе, но таких близких отношений не было. И, когда Магомедсалам Магомедалиевич стал президентом РД, я каких-то иллюзий не строил для себя, что будет какое-то предложение. Потому что был уже министром, ушел, получается, обратно вернули. И для меня, и для него это был непростой шаг. Но он меня пригласил, сделал предложение. Я говорю: если вы окажете доверие, мы поработаем и продемонстрируем, что можем. И, в принципе, большой объём работы в тот период был сделан и по стратегиям, и по защите госпрограммы... Период тяжёлый был. Но я с уверенностью могу сказать, республика выглядела не хуже других регионов в плане обоснования, защиты, сдачи материала…
– Почему каждый новый руководитель принимает новую Стратегию развития республики, с чем это связано? При Муху Гимбатовиче Алиеве была принята Стратегия, потом её изменили при Магомедсаламе Магомедове, провели ревизию. Сейчас, в принципе, ту Стратегию вообще забыли – все силы бросили на приоритетные проекты президента РД. Насколько это правильно?
– Да, при Муху Гимбатовиче начали делать Стратегию, но просто её не довели до конца. По большому счёту мы её сильно не ревизировали. Про ту Стратегию, когда пришли работать, ни плохое, ни хорошее не говорили, вообще не комментировали. Конечно, её базово использовали, что-то туда внесли, по нашему мнению, что придавало бы определённый импульс, и как бы её утвердили. Разработчикам новой Стратегии я как-то сразу сказал: «Меня не втягивайте». Я спросил: «Вы читали ту Стратегию?» – «Нет», –говорят. – «Почитайте, то же самое пишите, только другими словами. То, что вы написали, – это план реализации той Стратегии, только другими словами». Поэтому я говорю: мягче к этим вопросам подходите. Я, например, готов за ту Стратегию с кем хочешь биться, кому хочешь доказывать, потому что знаю, как её делали, с какими усилиями, трудом, какой вокруг этого ажиотаж был, обсуждения. В принципе, каждый из руководителей республики хочет только хорошего для республики. Надо просто сделать так, чтобы с нуля каждый не начинал, а была преемственность, продолжали всё хорошее, вносили что-то своё, инновационное. А то у нас получается, что мы каждый раз всё с нуля начинаем. Это не совсем правильно.
– Абдулатипов не раз сетовал на то, что в республике очень мало специалистов. А ещё говорил, что, увольняя человека, он всегда предлагает ему другую должность. Что вам предлагали? Всё-таки за вашими плечами опыт работы в Счётной палате, в Минэкономики, Минимущества. Были ли предложения, и будете ли вы их рассматривать?
– У меня был разговор с Абдусамадом Мустафаевичем (Гамидовым – «ЧК»), когда я отдал заявление об уходе. Надо отдать ему должное – он сразу его не принял. Сказал: давай мы через два-три дня подумаем и вернёмся к этому вопросу. Через три дня опять встретились, я опять попросил его переговорить с главой и удовлетворить мою просьбу. Сказал, что у меня каких-то там просьб по службе нет. Есть желание заняться бизнесом, другими вопросами. Дальше время покажет. Предложат – обсудим, не предложат… Себя в данный момент на госслужбе не вижу. Готов своим опытом, знаниями делиться, но…
– Провокационный вопрос. Не видите на данном этапе? А если произойдёт, например, смена руководства?
– У меня старший сын учится в Москве, в Высшей школе экономики. Он говорит, что не хочет там оставаться, хочет вернуться и работать у себя на малой родине. Но при этом не знает, где сможет реализовать в полной мере приобретённый багаж знаний. Я говорю ему: ты должен не опускаться до уровня той отрасли, где работаешь, а наоборот, надо стремиться поднять отрасль на высоту своих знаний. Я и моя семья являемся патриотами республики. И я, несмотря на все свои какие-то желания, для пользы республики готов работать, выкладываясь на 100 процентов. В любом составе. Но хочу, чтобы учитывались всё-таки мои знания, мой опыт, ко мне прислушивались и со мной что-то обсуждали.
- 95 просмотров