Много ли вы сможете назвать имён известных людей, которые прославились благодаря своей образованности? Учёные, преподаватели, доктора наук, талантливые инженеры… К сожалению, даже не проводя время за просмотром телепередач и прослушиванием радио, невольно ловишь себя на мысли, что знаешь тех или иных артистов, бизнесменов, политиков, спортсменов. Причём их заслуги могут быть самыми незначительными, а с точки зрения пользы и вовсе не быть. Но их имена известны, их зовут на передачи, пишут в газетах, снимают кино. Люди науки, некогда бывшие уважаемыми и далеко не бедными людьми, сегодня на задворках общества. О том, почему это происходит, есть ли перспективы к улучшению ситуации и о том, какие образовательные традиции были в Дагестане, мы поговорили с директором института истории, археологии и этнографии ДНЦ РАН Махачем Мусаевым.
– Насколько, на ваш взгляд, корректным будет говорить об образовательных традициях Дагестана, и по каким критериям можно определить наличие этой традиции?
– Когда мы говорим о традиционном дагестанском обществе, мы понимаем период до 1917 года и примерно десятилетие после него. Тогда в стране всё очень изменилось, общество трансформировалось, и с этого момента можно поставить чёткую границу: до и после. Если взять учёных-богословов, которые жили в конце XX века, то по цепочке мы можем определить тех, у кого и чему они учились. Эта цепь уходит в глубину веков и замыкается на двух личностях. Это Шахбан из Обода и его ученик Мухаммад из Кудутля. До Шахбана (середина XVII века) в Дагестане было много образованных людей, знавших религиозные науки. Но не было сложившихся школ и системы обучения. Сам Шахбан из Обода получил образование на Востоке, скорее всего, в городах Ирана. Это сегодня Иран шиитская страна, но ещё в XV–XVI веках это была страна с подавляющим большинством суннитского, конкретно шафиитского населения и, соответственно, научных традиций.
Дагестанцы, желавшие получить религиозные знания, отправлялись на Восток, где были сильны традиции образования. Они возвращались, будучи учёными людьми, но образование требует затрат. Шахбан из Обода был верховным кадием в хунзахском нуцальстве. Он понимал, что помимо желания учиться, должна быть ещё и возможность. И, пользуясь своим положением, внушил хану идею, что власть ему дана от бога и, чтоб упрочить её, нужно судить по шариату, для этого нужно готовить шариатских судей и алимов. Он предложил собирать по мерке пшеницы с дома на ученика и полмеры на учителя. Несмотря на то что не все люди соглашались на эти выплаты, созданные условия позволили ему подготовить учеников, из которых 5–6 стали выдающимися личностями.
Следующий этап связан с Мухаммадом из
Кудутля, у которого не было покровителя в виде хана и нужно было придумать систему, чтобы люди имели возможность получать углублённые шариатские знания. Он издал фетву (правовое заключение) о том, что студенты-богословы приравниваются к категориям людей, которым положен закят. И после этого происходит расцвет образования.
В начале учеников учили за родительские деньги. Если ученик проявлял особые способности, его брали на довольствие и обучали за счёт общины мусульман. Людей это устраивало, потому что была необходимость в алимах, которые способны разобраться в обрядовых традициях ислама и в кадиях, которые будут решать спорные вопросы. Мухаммад из Кудутля умер в 1717 году, и с этого периода мы можем сказать, что работала заложенная им образовательная система. Был определённый набор учебной литературы. Начиналось обучение с изучения Корана, арабского языка. Причём на начальном этапе заучивали наизусть несколько книг, чтоб лучше понимать язык. Потом переходили к изучению фикха (мусульманское право) по шафиитскому мазхабу, после этого человек получал статус алима. Дальше каждый выбирал, что он будет изучать глубже. Кто-то становился специалистом по логике, кто-то изучал астрономию, ханафитский мазхаб и т. д.
– Были ли какие-то преимущества у богословов того времени перед остальными?
– Безусловно. К примеру, во время имамата
Шамиля учителей и учеников освобождали от воинского призыва. Если человек получил статус алима, это гарантировало ему безбедное существование. И это как раз ориентировало родителей на то, чтобы помогать детям в учёбе, если у них есть способности. И учёба осуществлялась таким образом: ученик приходил в назначенное время, читал с преподавателем книгу, уходил. У каждого учителя также был старший ученик, который сначала занимался с младшими, а вечером – со своим учителем. Если его учитель не знал какой-то предмет, например, логику, он писал ему рекомендательное письмо и отправлял к тому, кто знает. И могло быть так, что ему говорили: или ты учишься за свои деньги, или приходи через полгода, когда такой-то ученик уйдёт, я тебя на его место возьму. Надо иметь в виду, что в редких случаях, чтоб выучиться на алима, уходило 7–10 лет, а в основном – 15 лет. Ученик за свою жизнь мог получать знания в 7–8 разных населённых пунктах.
– То есть в то время не было ещё мактабов в классическом виде?
– Классические мактабы и медресе встречаются только в литературе. Были попытки. К примеру, Мухаммада из Кудутля пригласили в селение Ругуджа, это была богатая община, и помимо закятных денег ему давали одного барана в день.
– Это же очень много…
– Да, и в этом селе было огромное медресе, в котором занимались ученики вплоть до поволжских татар. Есть несколько известных татарских учёных, которые учились у Мухаммада из Кудутля. Это недолго продолжалось, потом он уехал на Восток.
– Можно ли сказать, что тяга к образованию у людей была?
– С одной стороны, тяга была, но с другой – это было настолько проблематично. Надо было обладать колоссальным терпением, потому что учёба связана с множеством ограничений. Всем хотелось побегать с друзьями, пойти за папиными баранами – проще простого, а здесь сиди – учись. Помолился – поучился – помолился – поучился – попреподавал, поехал к одному учителю, ко второму – это не самая сладкая жизнь. Ухаживать за баранами, уверяю вас, намного проще.
– А у женщин была возможность получать образование?
– Нам известно всего лишь несколько женщин-учёных. Это Фатима, дочь Шахбана из Обода, она была специалистом по логике. На ней хотели жениться Салман из Тлоха и Мухаммад из Кудутля – его лучшие ученики. Она выбрала Салмана, потому что он был красивее лицом. Это интересный факт.
Вторая женщина, тоже Фатима, дочь шейха Арсланали – куядинца, осевшего в Нижнем Казанище. Она жила начале XX века. Сохранились письма, в которых она призывала давать женщинам образование.
– То есть женщина могла обучаться только в семье?
– Да. Вообще считалось достаточным, если женщина умеет читать Коран.
– А грамоте, письму она была обучена?
– Она могла писать на родном языке, но не могла на арабском, потому что не знала язык. Были ещё образованные женщины. Например, все дочери шейха Абдурахмана-хаджи Согратлинского были образованными. Они читали религиозную литературу, фикх, знали арабский язык, но всё это было для себя. Может быть, женщинам они преподавали, у нас только обрывочные сведения и нет письменных источников.
– В начале XX века Али Каяев был соиздателем газеты на арабском языке «Джаридат Дагестан». Это говорит о том, что арабский язык был в ходу у дагестанцев?
– Надо понимать, что арабский язык был языком образования и письменной культуры в Дагестане с самых первых дней ислама и вплоть до 30-х годов XX века. Подавляющее большинство учились на арабском и на нём писали.
– Когда говорите «все», вы имеете в виду широкую аудиторию или учёных?
– Я имею в виду учёных-богословов. В самом конце XVIII века был такой учёный Абубакр-хаджи из Аймаки, который первым начал писать религиозного содержания стихи на аварском, чтобы доносить знания до людей на понятном им языке. До него этого делать не решались, потому что за это могли обвинить в незнании арабского языка. Абубакра же не могли, поскольку он был известен именно как специалист по языку и к нему ходили ученики учить арабский. После него эта традиция прижилась и достигла расцвета в конце XIX – в самом начале XX века, когда появилась типография Мавраева. До него каждую рукопись надо было переписывать, это занимало много времени. Появление типографий – это предпосылки того, что знания могли стать массовыми. И то, что люди раньше изучали годами, теперь стало возможным изучить за год, два, три. Тогда же была издана культовая книга аварцев о религии «Бустан Аваристан».
– Мы до сих пор говорили о религиозном образовании. Когда начался переход на европейский тип образования?
– К концу XIX века все мусульманские страны оказались либо оккупированными, либо под контролем европейских стран. Победоносная Османская империя проигрывала все войны, и люди начали задумываться о том, почему так происходит. Одним из факторов являлась научно-техническая отсталость. Соответственно, выход видели в том, что нужно реформировать систему образования. Дагестанские учёные, так называемые джадиды*, говорили о том, что надо переходить на звуковой метод изучения языка, что нужно в программы медресе включать изучение естественных наук, потому что изучение только религиозных наук не способствует прогрессу общества.
– В каких примерно годах началось изучение естественных наук?
– До советской власти изучали только те естественно-научные дисциплины, которые находили практическое применение. Например, астрономию, потому что нужно было молиться в правильную сторону, точно определить время намаза, начало и конец месяца Рамадан. Джадиды говорили, что нужно ещё знать историю, географию, математику, физику, химию. Они описывали достижения исламских учёных и показывали, что они стали родоначальниками многих наук. Мы это забросили, а европейцы восприняли эти знания от мусульман и существенно развили их, что способствовало их прогрессу.
– А были в Дагестане учёные, которые достигли высот в изучении естественных наук?
– Это редчайшие случаи, и, как правило, они учились на Востоке. Например, был такой Дамадан из Мегеба. Он был алхимиком, хотел получить золото, причём он его получил, но оно не ковалось. Люди интересовались естественными науками, но массово их не изучали. Благодаря таким энтузиастам возникали школы, например, к Дамадану приходили учиться. Потом наступил период, когда религиозное образование стало заменяться светским. Пришла советская власть, и какое-то количество дагестанцев уже по новой системе образования приобрели хорошие знания, могли совершенствовать их в крупных университетах, получали научные степени.
– Можно ли это назвать продолжением образовательных традиций в регионе? Потому что сегодня мы видим спад…
– С приходом советской власти мы получили, во-первых, приобщение к передовым мировым достижениям. Во-вторых, мы получили систему образования, которая была на голову выше той, что была раньше. По переписи 1896 года процент грамотности в Дагестане среди мужчин равнялся 14%. Дагестан в этом плане был где-то посередине среди регионов страны. Самая высокая грамотность была в Санкт-Петербурге, в Москве и в Прибалтике. Примерно 50–60%.
– Имелась в виду грамотность как умение писать и читать?
– В некоторых странах грамотностью считается умение читать, в некоторых – окончание начальной школы. Тогда, видимо, зависело от переписчика. Часто тогда под вопросом «ты грамотен или нет?» понимали «знаешь арабский язык или нет?». Если бы спрашивали: «Ты писать и читать умеешь?», то процент грамотности был бы значительно выше. И, как я предполагаю, кто-то на вопрос о грамотности отвечал, имея в виду, что умеет писать и читать, а кто-то – что знает арабский язык. Поэтому мы не можем сказать, что это точные данные.
– Насколько охотно люди переходили на новую письменность и вообще изучали русский язык?
– Условия сложились так, что получение образования упростилось, оно стало более системным, давало новые возможности. Отучившись, ты мог строить мосты, дороги, проводить воду, лечить людей и учить их в школах и университетах. Человек становился нужным обществу, его ценили, рос его социальный статус. Люди видели конкретные примеры. Да и с экономической точки зрения хорошее образование означало большие личные доходы.
– Если мы говорим о современности, то мало кто найдёт эти аргументы в пользу образования, потому что мы видим, в каком положении сейчас учёные и преподаватели.
– Кто сейчас герои молодёжи? Это, к примеру, хороший спортсмен, который пойдёт с тобой на разборки, и благодаря дружбе с ним у тебя поднимется статус в кругу людей, чьё мнение тебя интересует.
Профессиональный спорт даёт деньги и авторитет. Про тебя пишут, говорят. К сожалению, это один из немногих «социальных лифтов», и очень хорошо, что он есть. Хотелось бы, чтобы интеллектуальная сфера деятельности тоже стала «лифтом». Есть у нас молодой коллега, защитил в 25 лет докторскую по физике. Ему все сказали «молодец», но никто даже имени не запомнил. А он самый молодой доктор в России, но его жизнь никак качественно не изменилась. Широкая публика о нём не узнала, машину ему не подарили, где жил, там и живёт, друзей больше не стало.
За 90-е годы всё изменилась. Вот у нас здесь работают профессора, которые родились в 20–30 годах. У них зарплата в советский период была 550 рублей в месяц. Первый секретарь райкома получал в два раза меньше. Но важнее не это, важнее, что «профессор» звучало гордо. Статус был высок, это было отражением отношения к учёным и обучению.
– Почему всё так изменилось?
– Это тема отдельного разговора, об этом можно рассуждать на разных уровнях, начиная от теоретического, заканчивая обывательским. Например, в последнем случае кто-то скажет, что виновата так называемая интеллигенция. Потому что они оказались никчёмными, неспособными и продажными.
– Можно ли говорить, что сегодня есть предпосылки к возрождению статуса образования? Например, проект Зиявудина Магомедова «Периметр». Недавно путёвку в Кремниевую долину в США получил 14-летний программист.
– Очень хорошо, что есть такие замечательные проекты. Надеюсь, их будет больше. Но должна быть целенаправленная политика государства. Обществом нужно управлять, формировать его, ценностные ориентиры нужно культивировать.
*учённые-богословы, которые ратовали за реформы в мусульманском образовании.
(ЧК №24 от 23.06.2017 г.)
- 16 просмотров